– Допрыгался, скотина безрогая, бес, – ворчала она, наводя в закутке порядок и шлепая жалобно визжавшего поросенка по бокам…
Оглядев пустынный двор, Ванька направился в сад, плюхая сапогами по мокрому снегу и с удовольствием проваливаясь в него по колено.
– Теперь не замерзнешь, – он ободряюще похлопал рукой по влажному стволу дикарки и, ежась от попавших за шиворот холодных капель, глянул в окна на втором этаже: между нарядных занавесок мелькнула, как ему показалось, голова соседа, и Ванька отвернулся. Пошлепал обратно во двор.
Затем он воображает себя в машине. Выруливает к калитке. Выскакивает в переулок. Где нос к носу сталкивается с соседом.
Оба замерли от неожиданности, настороженно глядя друг на друга.
– Я знаю, тебя Ванькой зовут, – засмеялся сосед, – а меня Вася. Приходи к нам, научу солдатиков из пластилина лепить.
Ванька молчит, подавленный потоком хлынувшего на него красноречия. Сосредоточенно подставив сапог, перегораживает путь ручью: вода скапливается у сапога и, обтекая его, торопливо бурлит дальше.
– Мать твоя не заругается? – в Ванькином голосе сквозит недоверие.
– Я ей говорил, что хочу позвать тебя в гости, она разрешила.
– А я тебе сад покажу, – смягчился Ванька. – Ты кем будешь, когда вырастешь взрослым?
– Ученым или астрономом, – засмущался Вася, тоже перегораживая путь ручью своим блестящим резиновым сапогом.
– А я трактористом, – Ванька оглянулся и, понизив голос, чтобы никто не услышал, доверительно сообщил:
– На целину уеду. Давай вместе махнем хоть завтра.
– Туда маленьких не берут, – рассмеялся над его тайной Вася.
– Я все равно подвиг совершу! – осерчал на насмешника Ванька.
– Война давно кончилась, какие сейчас подвиги? Учиться надо. Но Ваньке хотелось отличиться перед соседом, показать себя во всем блеске. Он увидел палку у забора и обрадовался:
– Посражаемся саблями! Что, слабо?
– У тебя есть сабли? – удивился Вася.
Ванька хватает палку и начинает неистово размахивать ею перед носом опешившего Васи:
– Защищайся! – кричит он в полном восторге.
Вася находит палку, и мальчишки яростно сражаются, как вдруг Ванькина «сабля» с треском ломается пополам, и возбужденный непривычной для него игрой Вася оглашает переулок радостным воплем:
– Ура, я победил врага!
Сопя от досады и неловкости перед соседом, Ванька отыскивает еще более здоровенную палку, чем прежде, но тут Вася не выдерживает напряжения поединка и капитулирует, бросая свою саблю в лужу.
– Мои родители в Чебоксарах работают, начальниками! – возобновляет словесный поединок Ванька, терзая калитку взад-вперед. – Осенью к ним обратно уеду, в школу там пойду, – но Васе явно неинтересна эта информация, и тогда Ванька выпаливает свой главный козырь:
– Мой папа танкистом на войне был, он сержант. Медаль «За отвагу» имеет. Ясно тебе?
– Подумаешь, – горделиво усмехнулся Вася, – мой папа полковник, и орденов с медалями у него целый иконостас!
Ванька озадаченно замер, было, но снова засиял:
– А мой дед революционер, он против буржуев с Колчаком сражался и кулаков раскулачивал. Они его за это поймали и с колокольни сбросили, поэтому у деда спина болит.
Оба замолчали, исчерпав весомые аргументы для продолжения поединка, и сердито глядя друг на друга.
– А ты знаешь, сколько на ракете до Марса лететь или до Луны? – настырничал Вася, не желая сдаваться, и торжествующе смотрел на растерявшегося Ваньку:
– Год до Марса и месяц до Луны! Понятно?
– Да пошел ты, – спасовал, на сей раз, Ванька и побежал домой. – Тоже мне, ученый нашелся, гастроном…
Ванька, нахохлившись, сидел на диване в передней и скучал.
– Воображала, – адресуя это определение взглядом в потолок, он прислушался: в сенях стучал молотком дед, недовольно хрюкал поросенок, и Ванька от нечего делать включил радио:
«В горком партии поступило еще сто заявлений от рабочих с просьбой послать их на работу в колхозы республики…», – вещал репродуктор, заинтересовав бабушку, выглянувшую из кухни.
«Повысился жизненный уровень трудящихся. Товарооборот за последние пять лет увеличился вдвое…», – голос диктора зазвенел от гордости, а бабушка заторопилась к иконам, чиркая спичками:
– Запамятовала, прости хосподи, – колеблющийся огонек лампадки осветил сумрачные лики святых в красном углу.
«Отвечая на призыв партии, многие наши земляки выехали на освоение целинных и залежных земель Казахстана и Сибири. Их доблестный труд помог стране…», – ахнув дверью так, что зазвенела посуда на полках, вошел радостный возбужденный дед.
– Мать, Борьку в сарай пора переводить, работать мешает. А у меня заказ срочный: рамы оконные, двери. Проживем, едрена корень.
«Вьется дорога длинная, здравствуй, земля целинная, здравствуй, простор широкий, весну и молодость встречай свою!..», – оглушительно громко запел репродуктор, регулируемый чуткой Ванькиной рукой.
– А ну, выключи немедля! – взбеленилась бабушка, – не видишь, лампада горит? Праздник божий, а он радиво слушать уселся.
– Вот уеду от вас на целину, будете знать, – обиженно прогундосил Ванька в наступившей тишине и, сделав рожу, показал иконам язык в отместку. Хотя ему и страшновато стало от такой смелости.
– И так день-деньской по хозяйству мотаешься, – жаловалась бабушка деду, – а тут еще это радиво: наговорят с три короба, а придешь в магазин, хоть шаром покати – одна водка.
– В ней самые витамины и есть, – хохотнул дед, покуривая у печи.
– Кому што, – вздохнула укоризненно бабушка, – к пасхе готовиться надо. Она выглянула в окно и прислушалась:
– Лед-то никак опять встал.
– Завтра тронется, – уверил ее дед, закашлявшись, – спиной чую, разболелась, проклятая.
– Раньше, бывало, рано на пасху вставали, – бабушке приятно вспоминать прошлое. – Христосоваться по домам бегали, дружно жили, а теперь? Вон соседи-то новые уж больно горды, даже не здоровкаются. Идут себе и мимо глядят, не замечают.
– Гусь свинье не товарищ.
– Дед, расскажи про разинские пещеры, – Ванька уже рядом с дедом, – или про войну, ну расскажи.