Троекон. Книга 1: Третий путь

По всему миру рассеялись маги, называющие себя Непокорными, действующие скрытно, что у волшебников в крови, и не чураясь использовать магию во вред, так как прежние клятвы развеялись, словно прах.

Лютер имел в своем распоряжении двести пятьдесят рыцарей-викаранов, когда начал свой путь с Большого Континента, но сейчас их осталось всего лишь двадцать пять, не считая Войтоса и самого Лютера. Эфер был самым последним пунктом, после которого надлежало вернуться в сердце Викараная, город Рамалан, и отчитаться обо всем перед Архикараном.

Что дальше ждало Лютера, знали лишь Боги.

Лютер спустился вниз в самых мрачных чувствах. Последний рывок, последний город, он ожидал, что здесь будет полно магов, но даже представить не мог, что его людей будет убивать какой-то там берсеркер, да еще и не в честном бою, коими они так кичатся, а подло, со спины, перерезая горло.

Первым делом молестий осмотрел тела очередных двух убитых. Тот же разрез на шее, что и у первого. Берсеркеры не работают так чисто и тихо, но и со своим оружием они расстаются редко.

– Вы все комнаты осмотрели? – спросил Лютер, вставая с корточек.

– Да, Ваше Боголюбие, – ответил один из рыцарей. – Остались лишь подвальные помещения.

И внешняя территория, добавил про себя молестий. Во всей этой истории выделялось несколько странных несоответствий, но у Лютера совсем не было времени о них думать. В экстремальной ситуации иногда приходится сначала действовать, а затем уже размышлять.

Шесть человек он оставил в комнате с выломанной решеткой, чтобы предотвратить проникновение или побег преступника. На этот раз Теза не готов рисковать и недооценивать противника, и тоже самое посоветовал сделать остальным.

Острия мечей блестели в свете редких факелов коридора, оранжевыми всполохами разрезая ночь. Если события продолжатся развиваться в прежнем русле, вскоре клинки обагрятся еще и кровью.

Трое мертвы, четверо наверху, охраняют покои членов Совета и Айвана, шестеро у выломанного окна. Остается еще семнадцать человек. Лютер, в сопровождении шестерых, решил отправиться в дверь справа от лестницы, Войтос же должен был идти в дверь слева в сопровождении оставшихся девяти рыцарей. Он тоже умел обращаться с двуручным мечом и мог постоять за себя, однако Лютер снова решил подстраховаться. Прислужник за сотни тренировочных боев так ни разу и не смог нанести молестию хотя бы одного поражения.

Спуститься вниз незамеченным было попросту невозможно, так как за хлипкой деревянной дверью таился непроницаемый мрак, уходящий куда-то вглубь подземелий цитадели, поэтому единственным способом не сломать себе шею было прихватить с собой пару факелов.

Подземные казематы подобных сооружений всегда разносторонни: хранение оружия и пороха наряду с независимым продовольствием на случай осады, которым Городской Совет не желал делиться даже в голодные годы, тюремные помещения, путь к тоннелям, ведущим куда-нибудь за границу внутренней стены, а то и внешней… В общем, под землей располагалось все то, что в свете солнца бросало тень на владельцев замка. Народ, конечно, понимал, что находится в подвалах власть имущих, но это не означало, что их нужно провоцировать.

Лютер шел медленно, но уверенно, держа в одной руке чадящий факел, а в другой – обнаженный меч. Низкий потолок нависал над головой, создавая впечатление, словно ты в чреве какого-то огромного червя.

– Смотрите по сторонам, – предупредил своих людей Лютер. Он не сомневался в их профессионализме, но и противник был не простым рубакой, что удивительно для берсеркера. Молестию все еще не давало это покоя.

Первое помещение было просторным, да и потолок здесь оказался выше и не столь гнетущим. Нутро червя выплюнуло их в винный погреб, где вдоль стен расположились стеллажи с изысканными сортами вина если не со всего мира, то уж точно со всего континента. Надвое помещение разделяли три лежащие на боку огромные дубовые бочки, которые вместе с подставками возвышались над головами. Удивительная коллекция для столь бедного города.

Подземелье уходило проходами вперед и вправо. Лютер был уверен, что оно покоится под всей цитаделью, а некоторые коридоры и вовсе выходят за внутренние стены или даже за городские. Искать здесь носителя Скверны было все равно, что волшебника средь толчеи города, однако молестий считался в этом мастером.

Лютер не хотел разделять группу еще больше, чем сейчас, но в таком огромном лабиринте это было необходимо, однако он все еще не спешил рисковать. Где-то впереди, несомненно, должен находиться переход во вторую половину подземелий, где сейчас пробирается Войтос. Если там все спокойно, отряд вновь можно будет переформировать.

Из одних помещений в другие вели низкие арочные проемы, под которыми приходилось пригибаться, чтобы не зашибить голову, однако именно в таком положении рыцарь был наиболее уязвим, подставляя шею под возможный удар, способный лишить его головы.

Второе помещение оказалось еще более просторным и высоким, чем первое. Вдоль стен тянулись резные каменные арки, под каждой из которых располагались статуи в полтора человеческих роста. Это, как догадался Лютер, были правители, однако время их не пощадило, а посему лица оказались сплошь обтесаны, и невозможно понять, стоят ли здесь правители города еще тех времен, когда всем правил градоначальник, а не Совет, либо короли Протелии.

Так или иначе, но нынешние хозяева города явно не чтут свое прошлое и своих предков, раз так запустили и город и подземелье, где хранится многовековая история. Лютер был уверен, что и винный погреб стал таковым не раньше, чем умер последний из вырезанных в камне людей.

Люди любят отворачиваться от своей истории, пока та не ударит их в спину.

Лютер только успел подумать о спине, как вдруг за ней послышался какой-то странный скрипучий звук, словно кто-то вдруг решил помолоть зерна в муку. Все разом обернулись, однако позади оставалась лишь тихая тьма. Подземелья часто ведут себя словно живые, и больше всего они не любят чужаков, пронзающих их темное нутро чересчур ярким обжигающим светочем.

– Показалось? – шепотом спросил один из рыцарей, неуверенно делая шаг вперед, чтобы осветить факелом чуть больше помещения, из которого они только что вышли.

– Всем сразу? – неуверенно хмыкнул второй.

Лютер этот короткий диалог проиграл в своей голове быстрее, чем красноармеец перерезает глотку своему врагу, и уже обдумывал дальнейшие действия. Сзади точно никого оставаться не могло: в коридоре спрятаться попросту негде, а винный погреб осмотрели сверху донизу. Единственный вариант – кто-то вошел в подземелья следом за ними.

Спустя долю секунды предположение Лютера разбилось вдребезги точно таким же звуком, исходящим откуда-то из глубин следующего помещения, куда они должны были направиться дальше.

Если верить ученым умам, то язык – это самая что ни есть мышца. Лютер, будучи воином с многолетним опытом, прекрасно знал, что существует так называемая мышечная память, намного превосходящая обычную. Ты еще не успел подумать, а уже отбиваешь выпад противника и наносишь контрудар, выпуская тому кишки.

Язык молестия пришел в движение раньше, чем он усел подумать, что сказать.

– Отступаем! – заорал он. – Быть готовым к битве!

Приказы в Викаранае принято выполнять без вопросов и сомнений, особенно те, что произнесены громким и четким выкриком с ноткой паники, которую так редко можно услышать от человека, подобного Лютеру Тезе.

В узкий арочный проход не успела вбежать и половина рыцарей, как оттуда донесся так знакомый звон меча, а затем и крики. Лютер оглянулся, чтобы увидеть то же, с чем уже сражались его люди.

В темноте подземелья, где на этой стороне остался лишь один факел, фигуру, выходящую из противоположного проема, легко можно было принять за человека, с одним лишь тем отличием, что двигалась она как-то сковано, а шаги ее практически не издавали звука.

Когда фигура достигла круга света, Лютер сумел во всей красе рассмотреть представший перед ним… объект.

Голем.

Молестий до последнего надеялся, что ошибся, услышав те звуки, но его надеждам не суждено было сбыться. Теперь оставалось лишь уповать на милость Богов и сражаться.

Создавать големов способны лишь высшие маги, либо маги средней силы, потратившие на изучение этой техники не менее десяти лет, на время забыв обо всем остальном. Оживлять неодушевленные объекты почти так же сложно, как и создавать артефакты, только магической энергии требовалось намного меньше.

Лютер аккуратно, чтобы не потушить, отложил факел и поставил перед собой меч, готовясь к неравной битве. Он собирался выжить, чтобы затем собрать самый большой в своей жизни костер, в котором свою смерть найдут все члены Совета.

Голем двигался медленно и скованно, но эта медлительность являлась лишь видимой. Подойдя достаточно близко, каменный истукан сделал неожиданно быстрый выпад, и Лютер едва успел прыжком перекатиться вперед, чтобы затем резко развернуться и рубануть мечом по ногам. Это сработало бы против живого существа, но не голема, однако Лютер и не стремился уничтожить его так просто.

Кулак голема глухо ударился в стену, возле которой секунду назад стоял Лютер, но вместо того, чтобы отбить от нее кусок, слился с ней, словно они состояли не из камня, а из густой смолы. Это одна из особенностей големов – сливаться с тем материалом, из которого они созданы, именно поэтому один из них оказался за спиной группы, попросту выйдя из каменной стены.

Голем тут же развернулся, чтобы схватить противника, но Лютер, не заботясь о состоянии любимого клинка, одним резким ударом отрубил твари кисть; та шлепнулась на землю и разлетелась на мелкие осколки. Однако для голема это нельзя было назвать даже мелкой раной. Через несколько секунд культя отросла заново, словно ничего и не произошло.

Лютер отступал назад, так, чтобы его отряд оставался за спиной создания из камня, а голем видел бы перед собой лишь одну цель. Неожиданный звук прервал тактичный отход молестия. Казалось, что само море паче чаяния ворвалось в подземные закрома цитадели, но то была не вода.

Вероятно, голем случайно задел огромную бочку с вином, и дерево, не выдержав давления, лопнуло, как яичная скорлупа, выпуская на волю тысячи штофов красного, словно кровь, пьянящего напитка.

Поток оказался столь стремителен, что воины оказались просто не в состоянии устоять на ногах, и винная река, подхватив их, словно щепки, вынесла в зал, где находился Лютер. Молестий с досадой заметил, что не все из них до сих пор живы.

Лютер спохватился слишком поздно, да и находился довольно далеко, так что, когда он вспомнил об оставленном на земле факеле, тот уже потух. Гореть оставался лишь один, находящийся в руках у рыцаря, чудом умудрившегося удержать светоч над головой.

– Не дайте факелу потухнуть! – закричал Лютер пусть и очевидную вещь.

Всех рыцарей сбило с ног, но големов, слившихся с каменным полом, поток вина не мог даже шелохнуть. Воины быстро нашли опору и вновь оказались на ногах, только сейчас заметив, что големов стало на одного больше.

Лютер первым атаковал отвлекшегося истукана, целясь прямым выпадом в голову. Это послужило сигналом, и рыцари, вначале замешкавшиеся, тоже бросились на своего противника. Зал со статуями являлся куда больше первого, и не был заставлен полками и бочками с вином, поэтому воины, пережившие множество битв, начали действовать, как единый механизм.

Прямой выпад на всю длину меча, чтобы не попасться под каменную руку голема, затем шаг назад, истукан надвигается на нападающего, но тут же получает удар в спину вторым мечником, разворачивается и третий нападающий наносит ему очередной укол.

Если бы не вино, разлитое по всему полу неглубокой красной лужей, Лютер несомненно лишился бы головы. Неожиданный всплеск за спиной он услышал просто чудом. Оглянувшись, молестий едва избежал удара каменным кулаком в голову, прыгнул, перекатился, окунаясь в красное терпкое море, и оказался сразу между двумя големами, а за спиной над ним высилась безликая статуя, благо, хотя бы этот истукан не собирался раскрошить ему череп.