Манас. Возвращение в родные земли. Книга третья

– Уважаемые аксакалы! – обратился Бакай ко всем знатным людям города от имени Манаса. – Мы не тронем вас. До нас дошли слухи, что ваш хан, Текес-хан, собирается напасть на кыргызов по приказу Эсенкана. Мы сегодня убедились, что никакое нападение не готовилось. Но вы ждали помощи от Орго-хана. Никакой помощи от Орго-хана не будет. Ваш хан убил себя сам. Это большая беда для народа, для вас равносильно тому, что тело осталось без головы. Мы не хотим оставить вас в беде, поэтому просим выбрать себе хана. Мы не желаем вам зла. Мы хотим, чтобы между нашими народами воцарился мир и взаимная дружба.

Вызвался говорить с Бакаем самый старший из аксакалов города, горбатый, с длинной белой бородой, с морщинистым лицом и потухшими глазами, восьмидесятилетний Карача. Он выразил благодарность от имени народа города Манасу и Бакаю за великодушный поступок, что они не стали их грабить и убивать. Подтвердил готовность народов Турпана служить своим пятидесятитысячным войском во главе с Шунгиром в рядах войска Манаса в течение нескольких лет без требования добычи от военных походов.

Бакай тоже поблагодарил старца Карача за понимание и обратился к нему с предложением.

– Аксакал Карача! – Бакай окинул своим взглядом всех знатных людей города. – От имени народа может говорить только хан. Наш молодой хан Манас хотел бы заключить соглашение о мире с вашим ханом. Выберите его.

Все были согласны с Бакаем. Все знатные люди города начали обсуждать между собой, кого же выбрать ханом народов земли Турпана.

Поединок Манаса и девицы Сайкал

Обратились к одному богачу, главе племени стремя тысячами тютюнов людей, с тремястами тысячами голов скотины, по имени Уйшимбай, кто отказался по причине, что у него силы еле хватает только на то, чтобы справляться со скотиной.

Отказались стать ханом народа силач Дардак и еще один богач Токе.

Несмотря на старческий возраст Карача, все знатные люди города были вынуждены обратиться именно к нему с просьбой возглавить ханство на Турпанской земле. Глава очень крупного племени калмыков, свыше девятисот тысяч тютюнов, оказался в трудном положении.

Если согласиться с предложением знати, на старости лет сможет ли он справиться с ханством или с позором уступит место другому человеку? Хочет отказаться, как и все остальные, но слушать его не хотят, единогласно обещают помочь.

Прибежала в это время девушка лет семнадцати в мужском одеянии, но в девичьей тюбетейке, с плетеными косами черных волос, накинутыми на спину, с множеством серебряных украшений, вплетенных в косы. На внешних очертаниях девушки вырисовывалось богатырское сложение и непоколебимая воля.

– Нечего, отец, соглашаться, – отрезала она, обращаясь к старцу, при этом она слегка улыбалась, будто просит прощения за вмешательство. – Не сможешь ты справляться с ханством. Иногда путаешь утро с вечером.

Такое резкое заявление девушки отрезвило всех сидящих, особенно самого Карача. Он уже собрался было дать согласие стать ханом. А слова дочери Сайкал будто облили его ледяной водой и вернули к трезвым мыслям.

– Правильно говорит дочь моя Сайкал, – сказал он, Карача. – Иной раз путаюсь в простых вещах. Давайте выберем ханом младшего брата Текес-хана Тейиша. Он самый младший из шести сыновей Темиркана. Но он самый умный из всех братьев…

Манас дальше не слушал разговоры знати города. Сайкал, дочь старца Карача, целиком и полностью овладела его сознанием. Высокая красавица напоминала среди грубой силы саму нежность и приятную хрупкость, что нужно беречь и лелеять каждому из присутствующих. Он не мог оторвать от нее взгляда. Высокое стройное телосложение девушки подчеркивалось гибкой, тонкой талией. Ее белое лицо на гордой точеной головке украсили румяные щеки с алыми губами. Сияющие, глубоко посаженные большие глаза под густыми черными бровями временами нежно сверлили сердце Манаса, мстя ему за то, что до сих пор он не замечал такую степную красавицу.

Манас почувствовал крепкое пожатие руки Кутубия у своего локтя, что заставило его вернуться к разговору аксакалов.

К нему подходил молодой человек с широкой улыбкой.

– Это Тейиш, – шепнул Манасу Кутубий. – Это его предлагают избрать ханом для калмыков Турпана.

Тейиш подошел к нему.

– Манас Великодушный! – сказал Тейиш. – Прошу принять участие в торжествах, посвященных моему избранию ханом народов Турпана.

– Поздравляю, Тейиш-хан, – пожал его руки Манас. – Надеюсь, что наши народы никогда не будут враждовать между собой.

– Приложу все свои силы, – Тейиш улыбался.

– С радостью буду принимать участие, – ответил Манас…

На пути к своему походному шатру Манас не мог оторваться от воображения рядом с собой девушки-богатыря перед глазами. «Она могла бы стать славной женой для меня», – мечтал Манас перед сном.

* * *

С восходом солнца будто началась новая жизнь в городе покойного Темиркана. Мчались из города вестники во все уголки Турпанской земли с сообщением: «Текес-хан умер! В ханы вознесется Тейиш!». В ставке теперь уже нового хана, выбранного знатными аксакалами города, шла беготня и подготовка к празднованию события, посвященного выбору Тейиша ханом. Они же, аксакалы города, разделили участников празднования на две стороны, чтобы они могли устроить состязания между собой. В одну сторону объединились казахи и калмыки, а в противоборствующую сторону объединились кыргызы и уйгуры.

Первым соревнованием между противоборствующими сторонами стали скачки для всех, приняли участие в скачках девятьсот скакунов от всех желающих. Было объявлено, что выигрыш будет присуждаться на сорок скакунов, которые прискачут первыми до отмеченного места, где кончаются скачки. Общий выигрыш только для скачек составлял четыреста лошадей, триста коров и сто верблюдов. Из мелких животных на выигрыш поставили десять тысяч овец и коз. Проехали целых два дня, дальше степей Текшигер, через местности Манкан и Кардай, чтобы отпустить коней с уровня горных вершин под названием Эчки-Олбес на скачки в дальние расстояния. Скачки продлятся до седловины перевала Тоте, где водрузили красное знамя Текес-хана. Это почти дневной путь для скакунов в беге на скачках.

Не ожидая конца скачек, глашатаи объявили, что начинаются состязания по борьбе. На поединок вызвался с казахско-калмыцкой стороны казахский богатырь по имени Байкал. Огромный великан, выполняя выдох, напрягся, поднимая обе руки вверх. Из его гортани непроизвольно вышел звук «хе-ех-ех!», и надулись все мышцы на руках и на ногах. Всем было ясно, что он наводит страх на своего будущего противника. На поединок с ним из кыргызов вышел борец Кекжору, сын племени окчо. Не стал он напоказ выполнять разного рода движения, а пошел прямо на противника. Борцы схватились. По степени ловкости Кекжору намного превосходил Байкала. С молниеносной быстротой он поднял Байкала над своей головой и бросил его на землю, чтобы Байкал коснулся земли на лопатках. Когда Байкал завалялся на земле, Кекжору выпрыгнул, поднимая руки вверх, и обежал вокруг Байкала. Через некоторое время Кекжору помог Байкалу подняться и прокрутились они на месте вдвоем, что означало отсутствие обиды со стороны Байкала на победителя. Дальше желающих состязаться в борьбе богатырей вообще не оказалось у противоборствующих сторон. У организаторов праздника не осталось другого выхода, кроме как объявлять состязания на игру эр-сайыш.

* * *

На игру эр-сайыш от калмыков и казахов попросилась выйти на поединок дочь аксакала Карача, Сайкал, что беспокоила Манаса всю ночь в его воображении. Когда она вышла на своем неспокойном скакуне Сарыбуурул на середину поляны, где должен был проводиться поединок, казахско-калмыцкая сторона возликовала:

– Сайкал! Сайкал! Са-ай-ка-ал!! – гудела толпа.

Грозное копье в руках девицы заиграло, завертелось и кружило как осиное жало, наводило и нагоняло страх в сердца джигитов кыргызской и уйгурской сторон.

– Сай-ка-ал!!! Сай-ка-ал!!!

Эхо многотысячной поддержки девушки покрыло всю городскую окраину. Казалось, что сила духа всех народов противоборствующей стороны вселилась в одну воинствующую красавицу.

Кутубий посмотрел на Манаса. Манас был ошарашен действиями девицы Сайкал. Никак не ожидал, что девушка, которая вчера вечером всем напоминала о нежности и приятной хрупкости, сегодня решила противостоять грубой силе, используя ту же грубость ради чести своего народа.

– Сай-ка-ал!!! Сай-ка-ал!!!

Имя богатырши пронеслось в пространстве уже как угроза, принижающая достоинство другой стороны. Кутубий почувствовал на себе множество взглядов своих чоро, требующих разрешения выхода на поединок. А то возгласы «Сайкал!» другой стороны уже слышались как оскорбление. Это имя девушки, молчание со стороны кыргызов означало, что все джигиты боятся выхода на поединок с ней. Кутубий покачал головой, что было запрещающим знаком для всех желающих сразиться с девушкой, ибо он заметил во взгляде Манаса беспокойство за судьбу девицы, что заставило Кутубия выждать решение самого Манаса. С одной стороны, Манас был доволен тем, что все его чоро решили, что выход на поединок должен быть утехой для него и только он должен решиться на сражение с девушкой. Весь народ смотрел на него.

– И с бабой сражаться приходится самому, – Манас подмигнул Кутубию, который дал знак, чтобы подали коня Манасу. Мажик быстро подвел скакуна по кличке Аксаргыл, ибо Аккула принимал участие в больших скачках. Манас сел на Аксаргыл и подправил свои доспехи, ожидая, что ему подадут Сырнайзу.

– Ман-ас! Ман-ас! – народ завопил с восторгом, что на поединок выходит сам молодой хан кыргызов.

– МАН-АС! МАН-АС! МАН-АС! МАН-АС! – кричала толпа.

«Асман! Асман!», – послышался уран кыргызов девице Сайкал. Ей стало ясно, что со стороны кыргызов на поединок выходит сам Манас, имя которого в устах народа как уран, послышался как «Асман», что означало «Небо». «Вот оно что, имя Манас в уране звучит как «Небо», значит, народ возносит его как Тенгир», – подумала Сайкал. – Хорошо, что выходит на поединок сам Манас, – решила Сайкал, – отомщу за Текес-хана, за Куяса и за беспокойство народа моего. Сегодня я убью вашего Манаса. Кыргызы! Упадет ваше небо над головой! Наступит для вас вечная тьма!» Комок злости превратил Сайкал в кулак мщения, смерть Текес-хана и Куяса для нее стала народной бедой. А кто принес эту беду, они должны быть наказаны. Так она думала, напрягаясь от торжествующего гула кыргызов. Праздник, в котором она принимает участие, превращая ее в героиню, стал для нее поводом утоления жажды мщения. Она забыла или не понимала суть настоящего праздника. Она не понимала, что этот праздник проводит ее народ и что этот праздник – и ее праздник тоже.

* * *

Манас был воодушевлен ликованием своего народа и не торопился на состязание. Сырнайза уже крутилось в его руках. Самое главное, что ему хотелось, выполнено. На поединок с девушкой вышел он сам, а не какой-нибудь богатырь без жалости, которому нужна только награда за победу. Она в этом состязании немалая. Манас направил своего Аксаргыл на исходное место, где начнется нападение на противника. Где можно ударить пятками ног по бокам коня и помчаться навстречу своей награде. На этот раз Манаса вообще не интересовали награды. Его угнетала мысль о том, как сообщить этой воинственной девушке о своих чувствах, о том, что она ему нравится, и попросить ее выйти за него замуж. По правилам игры, один из участников состязания должен быть повержен. Этой участи Манас в данное время не желал никому. Что делать? Пока Манас думал, он уже оказался на исходном месте. Манас погнал Аксаргыл, кто стрелой понесся в сторону Сайкал. Она тоже уже мчалась в сторону Манаса, чтобы разрушить небо над кыргы-зами, чтобы нагнать на них вечную тьму. Манас отбил копье Сайкал. Она пронеслась на Сарыбууруле рядом. Приятный женский запах заставил трепетать всю душу Манаса. Он приблизил Сайкал к нему еще больше, теперь и запах девушки казался ему родным запахом. Как ей сообщить, что она нравится ему? Его бездействие в состязании, может быть, подскажет ей, что он не хочет, чтобы ей было больно? Вряд ли она поймет, она может воспринимать это как издевательство. Аксаргыл развернулся. Манас увидел, что и Сайкал тоже развернула своего Сарыбуурула. «Придется еще раз отбить копье девушки, – подумал Манас, начиная бить пятками по бокам Аксаргыл. – Что же делать? – вопрошал в мыслях он, отбивая копье девушки. – Если сбить ее с коня, она будет опозорена, чего не хочется. О-о, Тенгир мой!» – простонал он. И в это время промелькнуло решение, когда он разворачивал Аксаргыл обратно на очередную схватку с девушкой. Отбивая левой рукой еще раз копье девушки, Манас кулаком правой руки ударил ее под дых. Ему самому стало обидно за нее, он почувствовал, что у нее прихватило дыхание. То, что задумано, получилось. Сарыбуурул, почувствовав отсутствие управления своими действиями со стороны хозяйки, смело помчался в сторону толпы казахов и калмыков и скрылся среди множества всадников. Никто ничего не понял. Многие спрашивали у Сайкал, что же с ней случилось такое, что она решила сбежать с состязания. Она не могла ответить. Она сама не понимала, что же с ней произошло такое, отчего она не могла на некоторое время ни дышать, ни думать, ни соображать. Почему Манас не бил ее копьем, только отбивал ее удары? Жалел, что ли? Точно. Он не хотел обидеть девушку. Ох, какое великодушие!

Какая-то теплота пронзила сердце девушки. Человек, который недавно был ненавистен, вдруг стал милым для нее. Такого сильного удара Сайкал никогда в жизни не испытывала на себе. До чего сильный парень. Она почувствовала, что он в несколько раз превосходит ее в силе. Если бы он захотел, он бы сразу сбил ее с лошади и обладал бы наградой в девяносто лошадей и девять верблюдов. Его награда не интересовала. Что же его интересовало? Может быть, он влюбился в нее? Все может быть. От такой думы опять какая-то теплота нагрела грудь девушки. Она теперь уже с любовью посмотрела на Манаса, который в настоящее время на своем скакуне Аксаргыл направлялся в ее сторону.

– Сай-ка-ал! – крикнул Манас. – Выходи на поединок!

– Сай-ка-ал!!! – заорала толпа. – Сай-ка-ал!!! Выходи!!!

Сайкал даже не шевельнулась.

– Ман-а-ас!! Ман-а-ас!! – завопили кыргызы.

Опять Сайкал послышалось как «А-ас-ман!! А-ас-ман!!». «Точно, он для кыргызов асман – небо, – подумала Сайкал, – он для них как небо над головой, он для них как воплощение солнца и луны». Ей стало стыдно за те мысли, которые ее гнали жаждой мести на убийство Манаса. Она даже испугалась от представления Манаса перед глазами с наконечником копья в груди и падающего с коня. «Нет! Нет!!» – возмутилась она в мыслях.

– Ман-а-ас!! Ман-а-ас!! – толпа не могла остановиться.