Я уселся с кучером и, сказав: «Эй! Миловидные!», заиграл «Выду ль я на реченьку». Кучер подхватил: «Унеси ты мое горе, быстра реченька, с собой…»
Городовой пронесся мимо, по каким-то соображениям не считая мою игру и забористое пение кучера за «нарушение общественной тишины и спокойствия».
– А ведь прелестно играет ваш брат, – обратился автор «Власти тьмы» к автору «Власти земли».
– Мне больше нравится «Волга-реченька», – промолвил мой кузен, поднимая воротник своей шубы.
– Отличная вещь, я с вами согласен… Там есть одно место, которое, можно сказать, составляет неоцененный перл этой песни: «Под Самарою девчонки…».
– Вот, вот!..
– Господа! – сказал я. – Извините за откровенность, от вас потянуло просто Никиткой, главным героем «Власти тьмы», который обращается к публике с такими словами: «Люблю я этих баб, как сахар…».
– Нет, вот что скажите мне, Николай Васильевич, – прервал меня граф, – зачем вы в своих «Воспоминаниях» искажаете мои слова? Вы пишете, что Анна Каренина «экспонировала своей белоснежной шейкой на рельсах…». Это неправда. У меня записано: «Она не спускала глаз с колес подходящего второго вагона. И ровно в ту минуту как середина между колесами поравнялась с ней, она откинула красный мешочек и, вжав в плечи голову, упала под вагон на руки… и легким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колена…»
– На колени, граф, надо сказать, – заметил я.
– Почему же?
– Когда-то были колена израильские, ничего общего не имевшие с коленями красавицы Карениной…
– Может быть… Далее я говорю: «И в то же мгновение она ужаснулась тому, что она делала… „Где я? Что я делаю? Зачем?“ Она хотела подняться, откинуться…».
– Боже праведный! – воскликнули мы с кузеном в один голос. – Вы и тут не пощадили ее?..
– Нельзя было, господа!.. Того требовала «Власть тьмы»… «Что-то огромное, неумолимое толкнуло ее в голову…»
– За то, что ваша героиня много любила?.. – спросил я.
– За это-то ей и не отпустил ось, – подхватил мой кузен.
– И потащило за спину, – продолжал граф. – «„Господи! Прости мне все!“ – проговорила она, чувствуя невозможность борьбы».
– И у вас, – тихо сказал я, – в это время перо не выпало из рук?
– Молчи! – дернув меня за рукав, сказал автор «Власти земли». – Продолжайте, Лев Николаевич…
– Я заканчиваю так: «И свеча, при которой Анна читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала…».
– Должно быть, шейные и спинные позвонки затрещали!
– Ну да! «Стала меркнуть и навсегда потухла»… Зачем же вы говорите в своих «Воспоминаниях», что я с ловкостью мясника убил Каренину…
– Позвольте мне слезть, граф, – сказал я.
– Это зачем?
– Мы подъехали к Воздвиженке… Я тут пешком пойду через Арбат на Смоленский рынок в ночлежный дом…
– Вот фантазия! Да вы знаете ли, что в ночлежный дом пускают только от шести часов вечера и до десяти, а теперь скоро одиннадцать. Я все порядки ночлежного дома знаю, потому что несколько раз бывал там…
– Не ваши ли там изречения красуются на стенах?
– А именно какие?..
– В чайной на стене изображено: «Утешайтесь надеждой, в скорбях будьте тверды, в молитве постоянны».
– Да вы, я вижу, хорошо знакомы с ночлежным домом. Ну, а в первом этаже спален какие изречения?
– «Бог есть любовь. Бог мой, скала моя, уповаю на него»…
– Браво! А во втором?
– «Научитесь делать добро. Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни»…
– Удивительно! Нет, Николай Васильевич, я вас сегодня не отпущу… Завтра вы вольный казак… а нынешний вечер с вашим братцем посвятите мне… поговорим, потолкуем…
– А ночевать?
– Да у меня же… Правда, кабинет мой не особенно просторен… ну, да по пословице: в тесноте, да не в обиде…
Мы благополучно прибыли в Хамовники.
notes
Примечания
1
o вкусах не… (лат.)