Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!

Наконец, Рузвельт хорошо понял значение флота во внутренней политике как средства рекламы. С 1913 года в день национального праздника 4 июля военный корабль ежегодно бросал якорь на Гудзоне, около Гайд-парка и города Пугкипси. В том же 1913 году новый линкор «Норе Дакота» получил приказ отметить день 4 июля у города Истпорт, штат Мэн. Офицеры корабля проклинали мудрецов, оторвавших их от семей в праздник, – они обычно оставались в этот день на базе. Однако поблизости от Истпорта на островке Кампобелло находился заместитель морского министра.

В палящий летний зной офицер с линкора в парадном мундире с эполетами, придерживая палаш, шел по улице Истпорта. Он должен был доложить ФДР о прибытии линкора. Навстречу бежал парень в открытой рубашке и широких фланелевых брюках. Искренне позавидовав ему, офицер закричал: «Эй, ты, как найти этого типа Рузвельта?» Парень оказался ФДР. Он просил передать капитану, что поднимется на борт и произведет смотр экипажа. И хотя он не одет должным образом, следует произвести салют в честь заместителя морского министра. Обывателей порадует грохот орудий.

Когда на корабле вспыхнули молнии холостых орудийных выстрелов, они убедились в мощи флота США и всемогуществе заместителя морского министра.

II

Среди благ, которые несет с собой в Соединенных Штатах занятие крупного поста в системе федерального правительства, участие в руководстве «разделом добычи» дает возможность вознаградить за верность старых единомышленников и приобрести новых друзей. Победившая партия проводит раздачу постов в системе федеральных властей.

Просителей из родного штата оказалось великое множество, и их обуревал такой завистливый голод власти, что Рузвельту пришлось использовать хорошие отношения и с министром почт А. Бюрлсоном, и с министром финансов У. Мак-Аду. Боссы Таммани очень быстро разглядели за готовностью Рузвельта хлопотать по таким делам отнюдь не наивное желание прослыть благодетелем, а хорошо рассчитанный план – выдвигать своих людей, готовить почву для себя. Таммани заподозрила недоброе – возникновение соперничающей политической организации под контролем Рузвельта.

Тут в штате разразился скандал, весьма заурядный для американской политической жизни. «Простачок Билли» – У. Сульцер, проведенный Таммани в губернаторы, взбунтовался. Еще недавно послушное орудие в борьбе против сенатора Рузвельта, «простачок Билли», переименовав здание ратуши в «народный дом», обрушился на Ч. Мэрфи и его присных. Рузвельт из-за кулис поощрял свободомыслящего губернатора, но Сульцер переоценил силы. Таммани без большого труда доказала, что губернатор пустил средства из избирательного фонда в спекуляции на бирже. Дело обернулось худо для Сульцера, и он бросился за защитой к Рузвельту, прося, чтобы тот ходатайствовал перед Вильсоном о заступничестве. Хоу стоял на страже интересов ФДР, и «простачок Билли» получил от заместителя морского министра изящный и бессодержательный ответ (a nice pussy-footed answer). Сульцер был отстранен от должности и привлечен к уголовной ответственности.

Конечный результат скандала оказался неожиданным. Добрые граждане штата преисполнились отвращения к грязным махинациям не только Таммани, но и демократов вообще. Падение Мэрфи и торжество республиканцев представлялись неизбежными.

Рузвельт решил, что пробил его час, и попросил Вильсона поручить ему восстановить пошатнувшийся престиж демократической партии в штате. Вильсону было нетрудно понять, куда метил не по годам бойкий ФДР – стать губернатором ключевого штата.

Ободренный кажущейся поддержкой президента, ФДР инспирировал слухи о том, что он будет выдвинут губернатором штата Нью-Йорк Скоро об этом заговорили газеты. Рузвельт надеялся достичь губернаторского кресла на волне негодования по поводу продажности клики Мэрфи. Таммани, однако, собрала силы. 23 июля 1914 г. председатель важнейшего комитета по ассигнованиям палаты представителей Дж Фицджеральд, выступая по поручению двадцати конгрессменов, представлявших город Нью-Йорк, негодовал: «Клеветники, заявляющие, что они говорят от имени администрации, изображают нас как наймитов жуликов, грабителей и авантюристов». Вильсон, давно простивший Таммани Балтимор, отчетливо усмотрел дилемму – двадцать голосов в палате представителей или один честолюбивый заместитель морского министра.

На следующий день американцы прочли в «Нью-Йорк таймс» заявление Вильсона: «Я питаю самые добрые чувства к мистеру Фицджеральду и никогда не одобрял характеристики конгрессменов от Таммани как наймитов жуликов, грабителей и авантюристов». С надеждами на пост губернатора пришлось расстаться. ФДР сделал мину при плохой игре, опубликовав негодующее опровержение распространившихся слухов о том, что собирался когда-либо баллотироваться на эту должность.

Несмотря на уроки Хоу, Ф. Рузвельт все еще был зеленым политиком. Воспользовавшись отъездом в отпуск своего наставника, Франклин по горячим следам за опровержением выступил с заявлением, что намеревается выставить свою кандидатуру в качестве сенатора от штата Нью-Йорк. Луи он послал телеграмму. Извиняясь, Франклин сослался на то, что «еще не научился владеть собой», а также сообщил, что этого требуют «важные политические соображения». Под ними он вновь имел в виду поддержку Вильсона, который пообещал исправиться и на этот раз быть за Рузвельта.

Хотя Хоу томили тяжкие предчувствия, ФДР удержу не знал: он открыл энергичную кампанию в демократической организации штата. Боссы Таммани сохранили каменное спокойствие и, поразмыслив, выдвинули свою кандидатуру – посла США в Германии Дж Герарда. Защита им интересов американских граждан в Европе в связи с начавшейся Первой мировой войной получила самую широкую известность в Соединенных Штатах. Герард, естественно, не мог покинуть Берлин и через государственный департамент справился у президента, стоит ли ему соглашаться. Из Вашингтона ответили утвердительно.

Франклин так и не разобрался в создавшемся положении. Он с азартом задавал своему сопернику риторические вопросы: если Герарда изберут, будет ли он подчиняться Мэрфи, или, если война затянется, где сенатор сочтет необходимым исполнять свои обязанности – в Вашингтоне или в Берлине. Посольство США в Германии отмалчивалось. «Трудно вести кампанию против кротов», – жаловался Франклин на митингах. По совету Мэрфи его кандидаты «отказываются вылезти из нор и изложить свои принципы в соответствии с духом открытой избирательной кампании». ФДР пытался изобразить себя кандидатом, одобренным администрацией. Он прибегал к бесстыдной лести в адрес правительства. «Между мэрфизированным Олбани и вильсонизированным Вашингтоном разница столь же велика, как между долиной и горными пиками»

, – сообщал он. Все напрасно.

Он проиграл. Герард получил на первичных выборах в октябре 210 765 голосов, Рузвельт – 76 888 голосов. Все идет своей чередой, на выборах в сенат в ноябре республиканец нанес поражение Герарду.

Руководство партии проучило Ф. Рузвельта, ему указали на его место. Урок пошел впрок. Он понял, что без Таммани далеко не уйти, боссы Таммани, в свою очередь, пригляделись к ФДР в действии. Ставка на него не сулила крупного проигрыша. В кампании против Герарда, проведенной в одиночку, он выглядел совсем неплохо.

III

В канун той мировой войны правители Соединенных Штатов не уставали напоминать Старому Свету, что заокеанская республика достигла статуса великой державы.

Теодор Рузвельт в бытность президентом постарался пробудить мир к пониманию вновь обретенной мощи США. В 1907–1909 годах американский флот по его приказу совершил кругосветное плавание. Шестнадцать линкоров в громе орудийных салютов показали звездное знамя на всех океанах земного шара. Демонстрацией «белого флота» – линкоры сияли белой эмалевой краской – Т. Рузвельт гордился до конца своих дней. Администрация Вильсона, хотя и в меньших масштабах, продолжала его дело.

25 октября 1913 г. Ф. Рузвельт напутствовал участников очередной воинственной вылазки американцев – девять линкоров отправлялись в шестинедельное плавание по Средиземному морю: «Посылая вас представителями нынешнего флота США, мы надеемся показать Старому Свету, что достижения и традиции прошлого сохраняются и развиваются в интересах блестящего будущего». Отправка эскадры сопровождалась оглушительной риторикой самолюбования. Лишь немногие газеты высмеивали самодовольных организаторов плавания. Как заметила газета «Ньюс» (город Галвстон), «если эти линкоры и символизируют что-нибудь мыслящему человеку, то ему ясно одно: мы, как и большинство других наций, придерживаемся средневековых убеждений – необходимыми средствами решения международных споров являются все еще убийство и разрушение. На наш взгляд, просто издевательство демонстрировать линкоры перед другими народами как доказательство нашей доброй воли». Столичный житель Франклин Д. Рузвельт не мог разделять мнение редактора провинциальной газеты.

День начала войны в Европе – 1 августа 1914 г. – застиг ФДР за обычным занятием – пропагандой большого флота, хотя и в несколько необычных обстоятельствах. Конгрессмен Дж Ротермел раздобыл для своего городка Ридинга старый якорь с линкора «Мэн». Местные патриоты водрузили якорь на площади как символ мощи американского флота. Тут подоспели выборы, и его противник нагло заявил, что якорь вовсе не с линкора, а привезен бог знает откуда. Оскорбленный в лучших чувствах (переизбрание повисло на волоске) конгрессмен вызвал на помощь Ф. Рузвельта. Заместитель морского министра откликнулся на зов и в горячей речи заверил жителей городка в подлинности якоря: «Как вы могли подумать, что правительство славных Соединенных Штатов способно передать вам поддельный якорь», – и подчеркнул необходимость крепить морскую мощь США.

Исполнив свой патриотический долг (правда, конгрессмена так и не переизбрали), ФДР отправился в обратный путь в Вашингтон. В поезде он и узнал о гигантском пожаре в Европе. Горя желанием действовать, он прибыл в морское министерство, погруженное в сонную дремоту, – было время летних отпусков. Он с отвращением пишет Элеоноре: «Эти добряки, подобные У. Дж Б. (Брайану. – Н. Я.) и Д. Д. (Дэниелсу. – Н.Я), понимают столько же, что означает всеобщая война в Европе, сколько Эллиот (сын Рузвельта четырех лет. – Н. Я.) разбирается в высшей математике». И далее: «Мистер Дэниелс опечален главным образом потому, что его вере в человеческую натуру, цивилизацию и прочему идеалистическому вздору нанесен ужасающий удар. Поэтому мне приходится в одиночку браться за дело и готовить планы, что надлежит делать флоту»

.

По мнению американских историков, с первых дней войны в Европе Ф. Рузвельт творил просто чудеса в Вашингтоне, в то время как Дэниелс и другие пребывали в прострации. Два дела способному человеку не помеха: с середины августа до самого конца сентября он был занят известной нам кампанией по выборам себя в сенат США и неотлучно находился в штате Нью-Йорк. Биографы, однако, так и не объяснили, почему он был готов пожертвовать любимым флотом ради места в сенате.

Лишь Р. Тагвелл, на правах старого соратника, берет на себя смелость предположить: «Он витал в облаках и просто не мог отказаться от борьбы за место в сенате. Даже его любовь к флоту не была помехой. Он оставил бы его без сожаления ради того, что считал политическим повышением – шагом вверх»

. Поражение в штате Нью-Йорк побудило ФДР глубокой осенью 1914 года заняться своими прямыми обязанностями в министерстве.

Симпатии Рузвельта всецело были на стороне держав Антанты. В самом начале войны он сообщил Дэниелсу свой прогноз: «Вместо длительной борьбы, я надеюсь, Англия примет в ней участие и вместе с Францией и Россией продиктует мир в Берлине!» Ошибся не один Рузвельт, конца войне не было видно. Хотя Соединенные Штаты объявили о своем нейтралитете, он рано стал ратовать за усиленную военную подготовку страны. Между тем Вильсон требовал от соотечественников быть нейтральными не только в действиях, но и в мыслях. Публично было трудно отстаивать дело Антанты – американская плутократия была преисполнена решимости пока набивать карманы, ожидая истощения сторон; что же касается вступления США в войну – будущее покажет.

Возможности Рузвельта не шли далее его функций заместителя морского министра. Он мог вносить предложения Вильсону – создать совет национальной обороны, ввести всеобщую воинскую повинность, Дэниелсу – немедленно приступить к строительству большого флота. Его не слушали. Вначале 1915 года Франклин жаловался жене: «Я точно знаю, что совершу ужасно антинейтральный поступок». Он стал афишировать связи с английским послом Спринг-Рисом и атташе французского посольства Ла Буле. Заместитель морского министра пошел на рискованный шаг: злоупотребляя служебным положением, передал секретную информацию о состоянии американского флота сенатору Г. Лоджу и другим республиканцам, яростным критикам администрации Вильсона. Так он надеялся продвинуть морскую программу.

Германская подводная лодка 7 мая 1915 г. потопила «Лузитанию». Погибли 1200 человек, в том числе 124 американца. Инцидент решительно укрепил позиции Рузвельта. Государственный секретарь Брайан ушел в отставку. Шовинистическая пропаганда в США набрала силу. Предложение об увеличении флота и создании совета национальной обороны стало теперь исходить от Белого дома. Когда этот орган в августе 1916 года был учрежден, Рузвельт имел основание считать, что он внес свою лепту.

В рамках морского министерства Рузвельт не смог сделать много – его усилиями летом 1916 года был создан морской резерв в 50 тыс. человек, а группа резервистов приняла участие в маневрах флота. Рузвельт с трудом убедил командование флота взять на борт этих лиц, и, имея в виду преодоление препятствия, он любил говорить об организованном им учебном плавании, что повысило боевую готовность военно-морских сил. Газеты, приведя поименные списки – группа была невелика, доказали: на военных кораблях проветрились богатые друзья Ф. Рузвельта, его коллеги по яхт-клубам.

Фигура Ф. Рузвельта вырастала главным образом благодаря его речам и статьям, посвященным подготовке флота. Он стыдил американцев – на жевательную резинку они тратят в год больше, чем на армию, а автомобильные покрышки ежегодно обходятся дороже флота. Воинственный заместитель морского министра, впрочем, шел в ногу с политикой администрации: 14 июня 1916 г. по улицам Вашингтона среди участников «парада подготовки» промаршировал сам В. Вильсон. В связи с событиями в Мексике – Панчо Вилья одержал новые успехи – президент приказал частям национальной гвардии занять позиции вдоль мексиканской границы.

Рузвельт, выступая на обеде морских резервистов в Нью-Йорке, заявил, что и они могут потребоваться на границе, хотя обедавшим так и осталось непонятно, что будут делать моряки на суше. Они покрыли одобрительным ревом тост организатора банкета, обращенный к Ф. Рузвельту: «Я надеюсь, что присутствующие не обидятся, если слово «заместитель»… будет вычеркнуто перед титулом этого человека». Газеты серьезно писали, что из Рузвельта получится лучший морской министр, чем Дэниелс.

Конфликт между министром и его заместителем был в значительной степени создан газетчиками. «Мы должны вступить в войну», – часто возглашал Франклин, переступив порог кабинета Дэниелса для доклада. «Надеюсь, что этого не случится», – спокойно отвечал министр из-за стола. Обменявшись этими приветствиями, оба погружались в текущую работу.

Война в Европе не отменила календаря американской политики – в 1916 году происходили очередные президентские выборы. Демократическая партия вела их под лозунгом: «Он (Вильсон. – Н. Я.) удержал нас от вступления в войну». Соответственно говорил Рузвельт, искренне призывая к военной подготовке и неискренне превознося необходимость нейтралитета. Внутренняя коллизия во взглядах между администрацией и им определила необычайный интерес Рузвельта к истории. В одной из речей, обосновывая невступление в войну, он прочитал яркий отрывок из исторического сочинения, в котором содержались яростные нападки на В… Он объяснил, что цитата взята из памфлета Томаса Пейна, критиковавшего Джорджа Вашингтона за нейтралитет во время войны Англии и Франции в конце XVIII века.

Ф. Рузвельт раздобыл где-то рукопись меморандума Дж Монро, написанного в 1814 году, в котором доказывалась необходимость участия США в европейских войнах. Заместитель морского министра направил рукопись президенту. Дорожа местом, он не осмеливался иначе выразить свои взгляды.

Оживление страстей в связи с избирательной кампанией помогло личной политической судьбе Ф. Рузвельта. Еще в 1915 году, поняв, что его борьба с Таммани была донкихотством, Франклин прилагает усилия к примирению. Началось с пустяков. Сыновья тщеславного конгрессмена Дж Фицджеральда получили почетные места среди зрителей при закладке линкора «Калифорния» на Бруклинской верфи в Нью-Йорке. Ф. Рузвельт стал поддерживать проведение на различные посты в штате кандидатов Таммани. Во время кампании 1916 года Франклин уже открыто выступил заодно с лидерами Таммани.

Победил В. Вильсон: он был переизбран, получив 9 129 606 голосов против 8 538 221, отданного кандидату республиканцев Ч. Юзу. Успех сплотил демократическую партию: 4 июля 1917 г. Рузвельт – основной оратор на собрании, созванном Таммани в Нью-Йорке по поводу 141-й годовщины независимости Соединенных Штатов. Сара была встревожена, она заклинала сына не иметь ничего общего с грязными политиканами. Разве не он поносил их много лет? «Не беспокойся по поводу речи 4 июля, – ответил сын матери, – ведь каждый в штате Нью-Йорк знает мою позицию». А чтобы не было сомнений, Франклин сфотографировался с боссами Таммани – Ч. Мэрфи и Дж Вурисом. Пенсне и галстук бабочкой заместителя морского министра отлично гармонировали с шутовскими регалиями, надевавшимися вожаками Таммани по торжественным случаям.

IV

Морское министерство в те годы помимо своих прямых обязанностей отвечало за администрацию в заморских владениях США, а также везде, где высаживалась американская морская пехота. Возникали различные проблемы, которые офицеры разрешали с военной прямотой. Губернатор командор Т. Мур, например, посланный на Самоа, в 1907 году издал распоряжение № 6, отменившее «языческий и варварский обычай» лишения невест девственности их отцами. Эти и иные проблемы унаследовал Ф. Рузвельт.

Когда в 1915 году возникли новые трудности на Самоа, заместитель морского министра со свойственной ему проницательностью объяснил: флот должен следить за тем, чтобы «губернатором всегда назначался скромный и здравомыслящий человек». Он указал, что основная цель американских аннексий – оборона Соединенных Штатов, которые, в свою очередь, должны вооружаться, чтобы защищать свои заморские владения, дабы агрессор не мог помешать «великому гуманному делу, почти завершенному в Панаме на наши деньги в интересах всего человечества». Это в равной степени верно в отношении «Гавайских островов, Пуэрто-Рико и стран Центральной и Южной Америки, которые мы рассматриваем как придерживающихся тех же идеалов свободы, что и США».

Ф. Рузвельт стоял за расширение американских владений в этом районе. Поскольку Гуантанамо на Кубе было трудно оборонять с суши, он настаивал на захвате новых островов. Именно в эти годы США купили у Голландии острова, переименованные в Виргинские. Рузвельт был необычайно доволен и собрался быть первым американским государственным деятелем, посетившим новое владение США, чтобы поднять там американский флаг. ФДР настаивал на все новых захватах

.

Летом 1915 года американская морская пехота высадилась на Гаити. Хотя в стране сохранились президент и правительство, она была низведена до уровня протектората США. Всем правило из Вашингтона морское министерство, на заседаниях кабинета Дэниелса шутливо-серьезно приветствовали: «Слава королю Гаити!» Оккупация породила массу проблем, которые было трудно решить из Вашингтона, и в январе 1917 года Рузвельт выехал туда с инспекционной поездкой.

По пути он остановился на Кубе, где в Гаване встретился с президентом М. Менокалом. Местный руководитель произвел на проезжего американца глубокое впечатление. «Он, очевидно, джентльмен, бизнесмен прогрессивного типа, и не один противник не поставит под сомнение его честность… Кубе, на мой взгляд, необходимо продолжение «упорядоченного прогресса», а не радикализм». Удовлетворенный, Рузвельт продолжил свой путь, а на Кубе через несколько дней разразилась революция. Обвинив германских агентов и в интересах спасения «упорядоченного прогресса», США направили на Кубу морскую пехоту, которая оккупировала остров до 1922 года.

На Гаити Рузвельт завоевал популярность правящей верхушки острова. Он упорно именовал свое посещение «визитом вежливости», хотя в заливе Порт-о-Пренс стояло около 50 американских военных кораблей, и старательно поддерживал фикцию «суверенитета» президента Дартиженава. Американские военные власти на острове получили урок от молодого заместителя морского министра. Президент и он должны были сесть в автомобиль для поездки по острову. Дартиженав первый ступил на подножку. Командующий американскими войсками на острове генерал-майор С. Батлер схватил его за шиворот и оттащил, чтобы дать дорогу Рузвельту. Он, однако, остановил старательного вояку, освободил дрожавшего президента и пропустил его вперед.

На острове Рузвельт интересовался главным образом «прогрессом», достигнутым под водительством морской пехоты. Он, как должное, выслушал сообщения о кровавых расправах американской солдатни над местным населением, принял петиции об освобождении, но не освободил заключенных, а по возвращении в Вашингтон принял активное участие в составлении конституции для Гаити. Ее основной чертой было разрешение иностранцам владеть землей. Впоследствии поразительный документ прозвали «конституцией Рузвельта». Правда, ФДР всегда отрицал, что это положение было внесено по настоянию «Нэшнл сити бэнк».

Морская пехота успешно провела «плебисцит» на Гаити: в пользу конституции – 69 377, против – 355.

V

1 февраля 1917 г. Германия объявила неограниченную подводную войну. Искомый повод для вступления Соединенных Штатов в войну был под рукой. Ф. Рузвельт полагал, что время выжидания прошло. В 1939 году он рассказывал: «Была первая неделя марта… Я явился к президенту и сказал: «Президент Вильсон, разрешите вернуть флот из Гуантанамо, направить корабли в доки Нью-Йорка, с тем чтобы подготовить их к участию в войне после нашего вступления в нее». Президент ответил: «Мне очень жаль, мистер Рузвельт, но я не могу разрешить этого». Я продолжал настаивать, он без объяснения причин отказал, заявив: «Нет, я не хочу, чтобы флот переводился на Север». Я служил во флоте, поэтому отчеканил: «Так точно, сэр» – и направился к двери. В дверях он вернул меня, заявив: «Я хочу объяснить вам то, что не желаю говорить публично. Я не хочу чего-либо… в области военной подготовки, что было бы определенно истолковано будущими историками как недружественный акт в отношении центральных держав»