Излом. Книга первая. Хорошие времена. Кавказцы

– Я знаю.

– Откуда и что ты знаешь?

– Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал.

Циала закрыла лицо ладонями.

– Правильно?

Она молчала. Тогда Денис взял ее ладони в свои, и осторожно, неумело стал целовать ее лицо. Сперва ухо, потом щеки, а потом почувствовал на своих губах ее губы. Губы девушки пахли парным молоком. Сердца у обоих колотились так, что вот-вот выскочат из груди. Руки сжимали руки друг друга. Происходило то, что могло происходить только у молодых людей в их возрасте. Циала вдруг ойкнула и вся обмякла. Денис обнимал ее за талию.

– Все, хватит, нехорошо, – сказала Циала, и отдалилась от Дениса, – это очень нехорошо!

– А мне кажется, что очень хорошо.

– Тебе кажется. Прямо как коту сметана. Мне стыдно…

Денис хотел обнять ее, но она резко и решительно отстранила его. Встала, накинула пиджак Дениса на плечи и пошла к видневшимся в предрассветном свете домам. Денис шел рядом, оба молчали. Дойдя до дома Циалы, остановились. Обнять и поцеловать ее здесь Денис не решился, не приведи Господь кто-либо увидит! Позора обоим не обобраться. На Кавказе свои обычаи и понятия.

– Денис, спасибо за пиджак. Я пошла. До свидания.

– До свидания.

– Скажи честно, ты не обижаешься?

– Нет, я все понимаю.

– И не думаешь обо мне плохо?

– Что ты, Циала. Как такое тебе могло в голову прийти? Я, наоборот, считаю тебя самой лучшей девушкой на свете.

– Спасибо, – и она, приподнявшись на носках, чмокнула Дениса в щеку. А затем быстро побежала во двор. Щелкнула щеколда на калитке и Циала исчезла. Денис пошел по улице домой. Придя, разделся и лег, как всегда летом, на раскладушке под вишнями, в саду. Долго ворочался, вспоминая происшедшее. Что-то новое открылось ему с Циалой. Грудь распирало прекрасное чувство. Под тихий шум листвы Денис уснул.

Бывшая станица Предгорная, а сейчас село Предгорное, стояла в верхнем течении Сунжи. Выше по течению стоял только хутор Ермоловский, прямо у ущелья, из которого вытекает Сунжа. В этом месте Сунжа небольшая речка, такая же, как сотни горных речек. Берет она начало у горы Лонжа, в отрогах Большого Кавказского хребта, долго течет в заросших ольхой, вербой, буком, перевитых хмелем и диким виноградом берегах, принимая многочисленные притоки. Бурная, вспененная, она, как и все горные реки, катила камни, несла вывороченные с корнем деревья. В половодье превращалась в бешеный поток, увеличиваясь в несколько раз. Никто не рисковал в половодье пересечь ее, это было равно самоубийству. Затем у хутора Ермоловского выходит из ущелья, успокаивается. Течет дальше еще не совсем спокойная, но уже присмеревшея. Пройдя земли Пригородного района Осетии, входит в Ингушские земли, ниже старинной крепости сливается с Назранкой, холодной и быстрой речкой с прозрачной темной водой, и течет дальше до слияния с Ассой, другими реками, в земли Чечни. Благодатная земля, никогда не знавшая покоя, на которой пролито много крови! Верховья реки долго пустовали и там никто не жил. Но вот Россия начала проявлять к Кавказу все усиливающееся внимание. Разобщенные горские племена то оказывали ей сопротивление, то содействовали проникновению ее на Кавказ. Они то воевали с русскими, то входили в их войска. В свое время горская милиция составляла немалую часть русской армии на Кавказе. Русские все больше проникали на Кавказ. Ликвидировав Запорожскую Сечь, Екатерина Вторая казаков переселила на Кубань и Ставрополье. Ими же, и казаками донских и хоперских станиц, были заселены верховья Сунжи и Ассы, от крепости Грозной до крепости Владикавказ, создана Сунженская линия Терского казачьего войска, самого древнего объединения казаков. Самое интересное, что Запорожье заселялось примерно в четырнадцатом веке смешанным населением адыгов и кавказских казаков с Кубани. Впоследствии они перешли на украинский язык, но сохранили многие кавказские традиции. Еще и сейчас на Запорожье можно встретить людей с чисто кавказской внешностью. Казаки никогда не считали себя русскими. Ученые тоже подтверждают это. Так, Гумилев писал, что терские, и другие кавказские казаки, это такие же автохтонные жители Кавказа, как и другие горцы. Об этом же пишет и историк Асов. Прослеживается примерно такой след: в предгорьях Кавказа из скифо-сарматских племен образовался народ, который был предшественником славян и германцев. Этот народ имел мощное государство, воевавшее даже с Древним Египтом и Грецией. Потом под ударами врагов государство распалось. Часть народа отделилась и во главе с вождем Кисеком ушла на Запад, дав начало германским племенам. Другая часть народа осталась жить на Кавказе, в предгорьях и степях. Затем и эта часть народа разделилась. Большая часть ушла на Запад, расселившись до самой Шпрее, и дала начало славянским племенам. Берлин когда-то был глухой лесной славянской деревушкой, а остров Рюген это отраженный в сказках и легендах славян остров Буян. Он же остров Руян. Оставшаяся на северном Кавказе часть расколовшегося народа получила название бродников. Первый Киев стоял в Приэльбрусье, имя Кий было ритуальным именем вождей этого народа. Поднепровье было у этого народа местом, куда ссылались люди, нарушившие обычаи и законы бродников. И все киевские князья помнили о Тмутаракани, прародине на Кавказе, и рвались туда. Бродники, от слова бродить, кочевать, и были предками казаков, как кавказских, так донских и запорожских. Язык был близок к русскому, но и сейчас многие фразы на казачьем диалекте «гуторе» русский не сможет понять. Обычаи и традиции очень отличались от русских и были более близки к обычаям горцев. Недавнее исследования генов донских казаков показало, что они имеют почти такой же генный набор, как и адыги – кабардинцы, черкесы, адыгейцы, абазины. Это говорит, что в древности бродники жили рядом и вместе с зикхами, предками адыгов, активно смешивались с ними. Были ли у казаков вливания беглых с Руси? Конечно, были. Процесс образования народов это непрерывный процесс и казаки не избежали этого. Казаки принимали беглых и никогда не выдавали их. Но всегда в казачьих областях различали, что вот эти казаки по рождению, а вот эти казаки поверстанные, т. е. принятые в казаки. То, что казаки это отдельный народ, признавали и цари России. Каждое казачье войско имело в Москве послов, а все дела с казаками велись через Посольский Приказ, то есть через министерство иностранных дел. Позднее Россия аннулировала казачьи посольства, а казаков сделала своими подданными, обязанными служить ей. Но долго казаки еще в своих песнях пели «…и Москве никогда не кланялись…». Самое самобытное и твердое в своих обычаях было Гребенское казачество, давшее образование Терскому казачьему войску. Гребенское казачество было образовано еще в 1450 году. Но и задолго до образования и объединения гребенских и терских казаков в Терское казачье войско гребенские станицы стояли на правом берегу Терека в горах, потом переселились на левый берег Терека. Это казачество прекрасно описано у Льва Толстого в повести «Казаки». На Кавказе невозможно жить без знания нескольких языков. Межнациональным языком раньше был кумыкский, один из тюркских языков, затем с приходом русских все постепенно перешли на русский язык.

Как только верховья реки Сунжи, пустовавшие до этого, начали заселяться казаками, на них начали предъявлять свои права ингуши, небольшой вайнахский народ, родственный чеченцам. Одновременно с казачьими станицами образовывались и ингушские аулы. С ингушами у казаков было сложно. Ингуши нападали на станицы, угоняли скот, убивали казаков, воровали детей и женщин. Казаки отвечали тем же. Не раз в кровавых стычках казаки и ингуши теряли своих людей, нанося друг другу иногда значительный урон. И тогда казаки приняли решение положить этому конец. Под руководством одного из атаманов, поддерживаемые русской армией, сунженские казаки нанесли сокрушительный удар по ингушам и изгнали их из пределов казачьих земель. В этих боях уже участвовали и осетины, западные соседи сунженских казаков. С осетинами у сунженских казаков сложились хорошие отношения почти сразу. Осетины были православными христианами с присутствием в их религии многих древних черт, неправильно называемых учеными язычеством. Святые рощи, святые горы, ручьи и места у осетин удивительным образом сочетались с православными традициями. Они избрали в свои покровители Уастырджи, Святого Георгия, поклонялись и поклоняются ему, чтят его. В конце ноября у осетин есть великий праздник – Джеоргуба, День Святого Георгия. Это прекрасный праздник и осетины очень любят его. Осетины всегда жили в районе Владикавказа, Дарьялского, Куртатинского, Алагирского и других ущелий, за хребтом, рядом с Грузией, иногда смешанно с ингушами. Но были в непримиримой вражде с ними, не понимая ингушей, их обычаи и их наклонности. Вражда осетин с ингушами очень древняя вражда. Поэтому в стычках казаков с ингушами осетины всегда принимали сторону казаков. Осетины это потомки аланов, тоже порожденных скифско-сарматскими племенами. Аланы имели мощное государство на Северном Кавказе, их следы в виде дольменов остались от Черноморского побережья Каквказа до Чечни. Государство было разгромлено Тамерланом. История могла пойти другим путем, если бы сохранилось это государство. Воинами Тимура аланы-осетины уничтожались с поражающей жестокостью. Вырезались дети, женщины, а мужчины были уничтожены почти поголовно. Аланы вынуждены были уйти из благодатных предгорий в глухие ущелья гор. Только так они могли защититься и сохранить хоть какую-то часть своего народа. В ущельях они смешались с аборигенами, приобрели кавказский вид. Но до сих пор светлые волоса и голубые глаза не редкость у осетин. Еще и сейчас новобрачным на свадьбе иногда желают не только счастья, но и пятерых сыновей и двух голубоглазых девочек. Осетины удивительный народ. Это рыцари Кавказа. У царей России всегда служило десятка полтора генералов – осетин. Это были умные и храбрейшие воины. Осетины участвовали во всех войнах России. Сталин был по отцу осетином. Фамилии Джугашвили у грузин нет, а вот у южных осетин фамилия Джугаев или Дзугаев распространенная фамилия. Рассказывают в Осетии иногда старый анекдот. Действие происходит еще до революции в большом селе Эльхотово. Старый генерал-осетин ушел в отставку. Приехал жить в родное село. Делать было нечего, а жить без дела скучно, хотя генеральская пенсия хорошо обеспечивала его и его семью. Тогда он нанялся пасти коров. В это время в село приехали две молодые миссионерки-англичанки проповедовать свою религию. Сойдя с поезда, они подъехали к селу. Видят, идет пастух, решили его расспросить. Говорили по-английски. Спросили, где располагается сельское начальство? На хорошем английском генерал объяснил им. И спросил, зачем они приехали? Девушки ответили, что они миссионерки. «Ничего у вас не выйдет, – сказал генерал, – мы крепко привержены своей религии и ни один из нас не изменит ей». «Послушай, Мэри, поехали назад. То, что он говорит, похоже на правду. Если здесь даже пастухи прекрасно говорят по-английски, то что тогда говорить о педагогах и инженерах?». Они развернулись и уехали. Таков анекдот, похожий на правду. Еще до переворота 1917 года осетины имели театры, художественные школы, прекрасных писателей и музыкантов. Поэта Коста Хетагурова знают все в Осетии и многие в остальном мире.

Получив небольшую передышку в войне с ингушами, казаки начали искать пути примирения с ними, понимая, что нельзя жить с соседями постоянно в военном напряжении. Ингуши тоже это понимали и пошли навстречу казакам. Еще в 1770 году ингуши приняли подданство России, но это было чисто номинально. Правда, впоследствии они активно участвовали в войне против Шамиля на стороне русских. За что их по сей день не могут простить чеченцы. Хотя многие чеченские роды и сами воевали на стороне русских. Кавказ сложная страна, без понимания Кавказа им управлять невозможно. Казаки и ингуши договорились о мирном соседстве. Это облегчило жизнь и тем, и другим. Начали создаваться дружественные связи, появилось куначество. На принадлежавших сунженским казакам землях, согласно Указа Российских царей, появились ингушские аулы – Бардубас, Акиюрт, Алиюрт и другие. Ингуши до переворота 1917 года платили сунженским казакам за аренду этих земель двести тысяч рублей в год, по тем временам огромные деньги. Ингуши тоже служили в царских войсках, из их числа вышли известные офицеры. С казаками жили уже относительно мирно. Так было до переворота 1917 года, после которого большевики сумели стравить ингушей и казаков, используя старую вражду. В начале 1920 годов началась компания советской власти по расказачиванию. Делалось все, чтобы уничтожить «народ-помещик», как называл казаков Ленин. По ингушским аулам засновали большевистские делегаты, убеждая ингушей разорять казачьи станицы, убеждая их в том, что это ингушская земля. И ингуши поддались на эти убеждения. Старая вражда вспыхнула с новой силой. Запылали казачьи станицы, вновь полились кровь и слезы. Казаки были поголовно разоружены, ингушам же шло оружие и поддержка от большевиков. Первыми были разорены станицы Тарская и хутор Ермоловский, затем и описываемая станица Предгорная. Ингуши вырубали безоружных казаков, насиловали женщин, убивали стариков и детей. За эту «помощь» большевики отблагодарили их от души, выслав ингушей в 1943 году в Казахстан, где большая часть их погибла от непривычного климата, издевательств, холода и болезней. Такая же агитация проводилась и среди осетин, их убеждали захватывать казачьи земли и разорять станицы. Но осетины ответили твердым «нет» и не сожгли ни одного дома, не убили ни одного из казаков или членов их семей. Мало того, они прятали казаков, подбирали их детей-сирот, давали казакам и членам их семей осетинские имена и фамилии, чтобы спрятать их от властей. И это до сих пор помнят сунженские казаки. Сунженские казаки разбрелись по всему Северному Кавказу, основная часть их осела на Ставрополье. На этом мытарства казаков не кончились. Как только ингушей выслали в Казахстан, в их аулы и захваченные когда то казачьи станицы, в их дома начали заселять людей, в основном это были те же сунженские казаки, крестьяне Ставрополья, кубанские казаки, осетины. Притом заселялись люди зачастую силой. Ингушей из Казахстана отпустили в 1956 году. А жившим в их домах людям предложили убраться на все четыре стороны, выдав мизерное пособие на переселение. Снова сунженские казаки оказались в изгоях. И не только они, но все, кто жил в ингушских домах. И потянулись люди кто куда из Ингушетии. Это были, пожалуй, первые беженцы в СССР, никому не нужные, никем ни пригретые. Их родные станицы были давно и плотно заселены осетинами, в основном из-за перевала, с юга. Но осетины и в этот раз приняли казаков, русских, армян, греков: потеснились, помогли построить дома, не обижали, во всем помогали. Так же поступили осетины и в станице Предгорной. Так в бывших казачьих станицах, сделавшихся осетинскими селениями, появились снова казачьи семьи. Их было немного. Называться казаками было опасно, поэтому они называли себя русскими. Шло время. Постепенно умерли старики, прошедшие ад расказачивания, рассеивания, беженства. Дети их помнили эти события и времена, но все с годами притупилось. Казачьи семьи среди осетин окрепли, зацвели. Дети тех и других росли вместе. Многие переселенцы хорошо говорили по-осетински, а осетины всегда знали русский язык. Появились смешанные семьи. Сперва к этому относились настороженно, но по истечении лет двадцати смешанные браки воспринимались уже как само собой разумеющееся. Жизнь брала свое. И часто можно было увидеть осетина с славянской наружностью, но с чистейшим осетинским языком или казака с чисто горским лицом, тонкой талией и походкой горного барса, без акцента говорившего на русском языке.

Батрадз и Денис сидели возле речки и разговаривали. Обсуждали, что делать дальше. Школа позади, впереди обязательная армия. Год впереди. Батрадз сказал, что поедет поступать в горный институт в городе, хочет стать инженером.

– А я не знаю, сообразить не могу, чем заняться.

– Поехали со мной.

– Подумаю. Но горным инженером не хочу быть.

– Иди на управление производством.

– Это другое дело. Опять, просиживать штаны в конторе совсем не хочется.

– Тогда не знаю, что тебе и посоветовать.

Через неделю оба отвезли документы в горный институт, Батрадз на инженерный факультет, Денис на управление производством. Летом работали в совхозе, Денис работал в жатву помощником комбайнера, работа трудная, работали от темна до темна. Помогали дома: пололи кукурузу, окучивали картошку, косили сено, ждали, когда просохнет и потом копнили его. Работа такая была привычна, она неотъемлемая часть сельской жизни, а они выросли в селе. В августе поехали сдавать экзамены в институт. И… оба провалились, недобрали баллы. Пришлось возвращаться домой. Особенно не горевали, но было немного стыдно перед односельчанами. Поступать поехали многие. Кто в ближний город, кое-кто подальше – в Ростов-на-Дону, Москву. Денис встретил Циалу. Она поступила в педагогический институт в Ростове-на-Дону. Была очень довольна, долго и радостно рассказывала Денису об экзаменах, об институте. Они весь вечер пробродили над речкой, сидели на том же бревне, где первый раз в жизни поцеловались. Циала сидела настороженная и пугливая. Денис внимательно посмотрел на нее и она заулыбалась. Он привлек ее к себе и снова нашел ее губы. В этот раз она весь вечер не возражала против поцелуев Дениса. Прижималась к нему, гладила его шею и щеки, потом положила голову ему на грудь. Денис гладил ее волоса, плечи, спину. Чувствовал, что девушке очень хорошо, да и сам был на седьмом небе. Ближе к девяти вечера Циала заторопилась домой. Денис ее понимал. Хотя она теперь считалась взрослой девушкой, она должна была соблюдать приличия. Пошли домой. Денис довел ее к калитке дома и они нехотя расстались. Целоваться не осмелились, по улице еще ходили люди. Денис пошел домой, когда за спиной услышал быстрые шаги.

– Эй, лаппу, фаллау! – по-осетински позвали его.

Денис остановился. К нему подошел папа Циалы.

– Денис, ты хороший парень, я уважаю вашу семью и твоих родителей. Но… меня беспокоит одно – что у тебя с Циалой?

Денису было неловко, он стеснялся отца Циалы и не знал, что отвечать. Стоял, потупив голову. Потом поднял глаза на отца девушки.

– Ничего плохого. Мы просто дружим с ней.

– Денис, но вчера я нашел твое фото на ее столе. Она при упоминании о тебе смущается и краснеет.

– Не бойтесь, дядя Константин, я не заставлю краснеть вас за вашу дочь. Она хороший человек. Скажу прямо, нам вместе хорошо.

– Хороший ответ. Слова мужчины. Что ж, Денис, я не буду тебе больше ничего говорить.

На этом они расстались. Денис пришел домой, поужинал и вышел за ворота. Там была скамейка, врытая в землю. На ней уже сидел Батрадз.

– Завтра за сеном нужно ехать. Поедешь со мной? Возьмем две телеги и сразу все перевезем. А потом за твоим съездим.

– Поеду. Во сколько выедем?

– Я думаю часа в четыре утра. Часа полтора ехать, пока погрузим. Чтобы грузить не по жаре.

– Хорошо. Я там же сплю, в саду. Толкни меня.

Посидели еще немного, поговорили и разошлись спать. Денис еще долго, лежа на своей раскладушке среди деревьев, смотрел на звезды, размышлял. «Каждая звезда это солнце и у каждой звезды могут быть планеты с такими же людьми, как мы. Сколько же населенных миров в космосе, сколько же таких же существ, как мы, должно быть там! Интересно, а у них тоже все так, как у нас? Им так же нравятся девушки, они так же поступают в институты, косят сено, ловят рыбу?» С этими мыслями Денис и заснул крепким мо сном.

Выехали рано, еще не светало. Кони, запряженные в брички попарно, легко шли по дороге. Сенокос был километрах в пятнадцати от Предгорной, за военным стрельбищем. Решили сократить путь и проехать через стрельбище. Для этого нужно было просить военных пропустить их через их территорию. Направились к стрельбищу. Когда выезжали из села, стало светать. Заалела заря с ингушской стороны, затем окрасилась вершина Казбека, вздымающая свою голову над окрестными горами. Когда подъехали к казарме, где размещалась охрана стрельбища, было уже светло. У шлагбаума остановили коней. Денис пошел к часовому, стоявшему за шлагбаумом.

– Доброе утро. Нельзя ли проехать через стрельбище? Мы за сеном едем. А чтобы объехать, нужно сделать лишние километров пять.

– Доброе утро. Я сейчас позвоню дежурному офицеру.

Часовой взял трубку телефона под навесом и куда-то позвонил. Послушал ответ и повернулся к Денису.

– Можете ехать. Сегодня стрельб не будет. Обратно с сеном тоже можете ехать через стрельбище. Офицер позвонит часовому с той стороны и предупредит его.

– Спасибо большое. Это облегчит наше дело.

– В армию скоро?

– На следующий год.