Жизнь Муравьева

Любопытно отметить, что в «Записках» Н.Н.Муравьева, публиковавшихся в «Русском архиве», события доведены лишь до приезда Пушкина в Кавказскую армию. Муравьев, очевидно, не решился оставить воспоминания о пребывании Пушкина в Кавказской армии по каким-то, вернее всего политическим, соображениям. Пушкин, живя в походной палатке Раевского, находился в самом тесном окружении неблагонамеренных, с правительственной точки зрения, лиц. Раевский, Бурцов, Муравьев, Пущин, Вольховский, Семичев, Чернышов – бывшие члены тайных обществ. Вероятно, беседовать с Пушкиным приходили также упомянутые Муравьевым старые знакомые – члены тайных обществ Коновницын и Мусин-Пушкин, а также исключенный из гвардии за прикосновенность к декабристам поручик Сухоруков. Встречались с ним, несомненно, и находившиеся постоянно близ Раевского разжалованные декабристы Оржицкий и Голицын. Нет, недаром изъяты Н.Н.Муравьевым из «Записок» страницы о пребывании Пушкина в кавказских войсках, недаром Бурцов, передавая через Муравьева поклон всем, кого он часто навещал, не упомянул ни о ком, кроме Раевского!

И как хочется верить, что не уничтожены, не потеряны, а где-то хранятся сшитые в отдельную тетрадь драгоценные для потомков записи Н.Н.Муравьева о Пушкине!

Подробно обо всем этом я писал в историческом этюде «Встречи с Пушкиным» в книге «Тайны времен минувших» (Воронеж: Центр. – Чернозем. кн. изд-во, 1964).

41

0 доносе Паскевича на декабристов см. статью Е. Вейденбаума «Декабристы на Кавказе» (Русская старина, т. 6, 1903).

42

Лунин М. С. Общественное движение в России. М. – Л.: ГИЗ, 1926.

43

В служебном формуляре Н.Н.Муравьева значится, что он произведен в генерал-лейтенанты в 1831 году, но сам он (в книге «Русские на Босфоре», с. 441—447) утверждает, что это производство состоялось в 1833 году летом, когда он находился в Константинополе. Возможно, в 1831 году он был лишь представлен в генерал-лейтенанты, но утвержден в этом чине спустя два года.

44

При описании путешествия Н.Н.Муравьева в Турцию и Египет использованы его черновые записи, а также «Записки», опубликованные в «Русском архиве», и книга его «Русские на Босфоре», изд. Чертковской библиотеки. М., 1869.

45

Письма Дениса Давыдова к Николаю Муравьеву, доселе неизвестные, отысканы мною в ОПИ ГИМ и представляют значительный интерес не только благодаря оригинальности стиля знаменитого поэта-партизана, чем восторгался А.С.Пушкин. Денис Давыдов, служивший с Муравьевым на Кавказе, хорошо знал его. В публикуемом письме, датированном 7 ноября 1833 года, поэт-партизан выражает уверенность, что его записки понравятся Муравьеву, ибо «они пишутся откровенно и не для печати». Фраза свидетельствует о близких их отношениях и подтверждает известные их оппозиционные настроения.

В следующем письме, датированном 5 марта 1834 года, Денис Давыдов сообщает Муравьеву: «Письмо Ваше, мой любезнейший Николай Николаевич, я получил. Благодарю от всей души за незабвение старинного вашего товарища и сослуживца, да и грех вам было бы забыть того, коего чувства дружества и уважения, которыми он к вам истинно преисполнен, неизменны, как ваши отличные достоинства, и, ласкаю себя надеждою, может быть, и как ваша дружба к нему, – дружба не на балах, не из чернил возникшая, а рожденная на полях чести и политая кровью человеческой. Вы пишете, что занимаетесь описанием войны египтян с турками. Это обстоятельство весьма любопытное, я дорого бы дал прочитать описания оного. Вы, я надеюсь, не будете подражать мне в безумии так писать, чтобы нельзя было печатать, и ваше сочинение будет напечатано… К сожалению, все, что я пишу в «Записках» моих, должно остаться в рукописи. Я всегда начинаю с благим намерением выдать в свет труды мои, но досада на глупые предприятия главного и некоторых частных начальников до того доходит, что я качаю с плеча все нелепое и постыдное. Так я пишу «Записки» мои. После сего судите, могут ли они пройти чрез шлагбаум цензуры?

Когда мы увидимся? Если будете в Москве, отыщите меня ради бога… Я бы вас угостил в мясоед чем хотите, а в постные дни постным кушаньем, а так как шампанское постное и скоромное питье, то мы выпили бы с вами дружески, без гримас и робости, как пивали с вами кахетинское вино у пылающих костров под небом полуденным…

Прощайте, мой милый, любезный и почтенный Николай Николаевич, верьте, что пока жив, я всей душою ваш.

Денис Давыдов».

Письма Д. Давыдова в тексте и в дополнениях публикуются впервые.

46

Академик Н. М. Дружинин в своем очерке «Семейство Чернышовых и декабристское движение» пишет: «Молодые графини. Чернышовы, увлеченные культом героических личностей, видели в Никите Муравьеве и в своем брате Захаре смелых борцов, страдающих от самодержавного деспотизма» (Сб. «Ярополец». М., 1930).

Любопытно отметить, что хорошо знавший сестер Чернышовых известный реакционер граф Бутурлин с явным сожалением записал, что «молодые графини, нечего греха таить, были тогда в экзальтированном настроении духа, они смотрели на опозоренных брата и зятя как на жертвы самодержавного произвола и сочувствовали без трезвого анализа идеям, целью которых было, как они воображали, благо отечества» (Записки графа М. Д. Бутурлина. – Русский архив, 1897, № 5).

47

Розен А. Записки декабриста. Спб., 1907.

48

В обществе необычайное происшествие с Муравьевым вызвало нескончаемые пересуды. Говорили, что император получил несколько доносов о распущенном состоянии корпуса, говорили, что против талантливого генерала императора настроили Паскевич и Воронцов, и чего только не говорили! Муравьев в своих «Записках», вполне понятно, резкое столкновение с царем всячески постарался затушевать, но счел все же возможным сделать следующее характерное замечание: «Начало дела кроется в других причинах, которые останутся раскрыты только для тех, кои внимательно рассудят все обстоятельства дела. Все случившееся со мной было лицемерно».

49

Интересно отметить, что в «Записках» (Русский архив, кн. 1, 1895) Муравьев с достаточной откровенностью пояснил, что, презирая и ненавидя правящих лиц, не питая никакого душевного уважения к ним, он «ни в каком случае не хотел искать службы», а верноподданнические его высказывания по настоянию отца сделаны лишь как защитительные меры против возможных репрессий со стороны царя и для того, чтобы скрыть подлинный образ мыслей.

А в черновых записях Муравьев еще более откровенно отметил, что в последнее время «обстоятельства не позволили записывать все, что хотелось, и посему в «Записках» моих заключались только одни обстоятельства службы и дела, с нею сопряженные».

50

Писатель Н. С. Лесков в рапсодии «Юдоль» вспоминает: «Во время страшного по своим ужасам голодного 1840 года я был ребенком, но, однако, кое-что помню… Крепостные люди не только страдали без всякой помощи, но еще были со связанными руками и с тряпицей во рту. Они даже не имели права отлучаться, и нередко их жалобы и стоны принимали за грубость, за которую наказывали. Лучшие исключения были там, где помещики скоро ужаснулись раскрывшегося перед ними деревенского положения и, побросав свои деревни, сбежали зимовать куда-нибудь в города и городишки – «все равно куда, лишь бы избавиться от своих мужичонков», то есть чтобы не слыхать их просьб о хлебе. Без господ крестьянам, по крайней мере, открывалась свобода брести куда глаза глядят и просить милостыню под чужими окнами» (Лесков Н. С. Собр. соч. Гослитиздат, 1958, т. 9).

Стоит сравнить это описание голодного 1840 года, сделанное замечательным нашим писателем, с тем, что в то же самое время происходило в Скорнякове. Тогда станет ясней, как высок был гуманизм и благородство Н.Н.Муравьева и его жены, которые, не щадя своих сил и средств, помогали крестьянам преодолеть страшный голод и его последствия.

51

Более подробно об освобождении крепостных крестьян Александром и Николаем Муравьевыми см. в моей книге «Тайны времен минувших».

52

Отрывок из «Записок» С. М. Соловьева (изд-во «Прометей», Спб.).

53

Это и последующие письма А. П. Ермолова к Н.Н.Муравьеву публикуются впервые. Они хранятся в ЦГВИА, фонд 169.

54

Характеристика Н.Н.Муравьева, сделанная Ермоловым, взята из его собственноручного письма.

55

Е.Ф.Муравьева 5 марта 1848 года, за несколько дней до смерти, писала Муравьеву: «Почтенный и добрый Николай Николаевич! Уверена, что вы не захотите меня огорчить, я так больна и слаба, никаким делом заняться не могу. Мне пришло в голову послать любезным детям вашим, Наталье Григорьевне и вам безделицы на память, которые и отправила с вашим человеком. Надеюсь, что не откажете принять оных. Вам послала подсвечник с синим зонтиком, зная, что глаза ваши слабы. Приготовлено у меня для вас бюро, писать стоя, любимое бюро покойного Михаила Никитича и милого Никиты. Мне приятно будет знать, что и вам оно может быть полезно» (ОПИ ГИМ; публикуется впервые). Итак, в Скорнякове у Н.Н.Муравьева находилась замечательная библиотека отца, которой пользовались декабристы. – воспитанники школы колонновожатых, сохранилось фортепьяно А.С.Грибоедова и бюро Никиты Муравьева, за которым писалась первая конституция декабристов. Мне удалось лишь узнать, что библиотека была вывезена из Скорнякова С.Н.Чертковой и затем в большей части оказалась в Государственном Историческом музее. А где находятся вышеуказанные вещи? Судя по всему, они тоже были вывезены из Скорнякова С.Н.Чертковой или другой дочерью Муравьева А.Н.Соколовой (в первом браке Демидовой). И эти реликвии стоят того, чтобы кто-то занялся их поисками.

56

Орлов ошибался. Среди писем к Н.Н.Муравьеву, отысканных в ОПИ ГИМ, хранится множество писем от его сестры Бакуниной из Прямухина, и среди них есть такая наспех писанная записка от 20 октября 1835 года: «Вот, любезный, брат, какие (два слова неразборчивы) угрожают Мише. Прочти прилагаемую бумагу и употреби все возможные тебе средства, чтоб выручить его и нас успокоить. Не знаю, успеешь ли, но уверена, что все человечески возможное сделаешь для нас».

«Прилагаемой бумаги», о которой сообщает Варвара Бакунина, не оказалось, и дальнейшие письма от нее, в которых, очевидно, говорилось о Михаиле, были кем-то изъяты из бумаг. Это вполне объяснимо. Михаил Бакунин, как известно, был объявлен тягчайшим государственным преступником, понятно, что компрометирующие письма были уничтожены. Но связь, и самая тесная, с Бакуниным у Муравьева не прекращалась всю жизнь. Брат Михаила Бакунина впоследствии стал мужем своей кузины Антонины Муравьевой – дочери Николая Николаевича.

57

Эти и все последующие записи, сделанные Н.Н.Муравьевым с 1 января 1849 года по 5 июля 1865 года, цензурой к печати не были дозволены. В двух больших томах рукописи хранятся в ЦГВИА, фонд 169. Все выдержки из этих «Записок» Н.Н.Муравьева публикуются в тексте хроники и в дополнениях впервые.

58

Когда пришло известие об окончании военных действий против Венгрии, Муравьев находился в войсках своего корпуса и сделал такую запись: «Я им объяснил, что каждый, конечно, исполнил бы свою обязанность против неприятеля, но что, без сомнения, войны желать не надобно, что без войны братья и дети их останутся дома при своих занятиях на родине. В одном только полку 3-й дивизии, и то по научению начальников, отвечали мне: «Жаль, что нам не удалось там быть». Вообще миру рады и порыва к кровопролитию не заметно».

59

Доклад полковника Генштаба А. Е. Попова опубликован в «Русской старине», 1881, кн. 6.