– Убийство задумал, барин?
– Можно и так сказать. Поможешь?
– Что ты, барин, меня всё к каторге подводишь. В доктора нашего стрелять удумал?
– Нет. Пускай детишек лечит. В себя.
Гришка покосился на дверь.
– Тут, барин, дело такое двухстороннее, – санитар покрутил большой рукой в воздухе, делая замысловатые пируэты, и поиграл бровями, показывая, насколько всё серьезно. Я знал, что рязанские мужики непростые, ждал продолжения и дождался.
– У меня трое детей, а коровы нет. Дорогая корова, если хорошую покупать.
– Сколько она стоит? – спросил я, подготавливаясь к закланию имения под Воронежем и к долгой переписке с поверенным. Жаль, времени нет.
– Семь рублей! – выдохнул Гришка и облизнулся. – Можно, конечно, за пять купить, но много хуже будет. Понимаю. Деньги большие, но и я каторгой рискую. Так что, барин, думай.
– Семь рублей найду, – заверил я санитара и перешел к самому главному. – А что твои каюки, смогут меня отвезти?
– Куда? – опешил Гришка и присел на кровать. Лицо его заострилось от непростой мысли. Задел я его. – Куда тут ехать, барин? Тундра кругом. От себя же не уедешь. От болезни своей. От смерти.
– Мне в Кандалакшу надо.
Санитар присвистнул. Выдохнул. Стукнул себя по коленке звонко. Хотел заулыбаться, но передумал.
– Далеко. Тяжело. Опасно. Полярная ночь держится. Никто по темноте вечной не поедет.
– Даже за сто рублей?
Гришка облизнулся, что-то взвешивая и сокрушенно-отрицательно замотал головой.
– Нет, барин. Давай я тебя лучше свяжу.
– Погоди.
Санитар замер.
– А, сможет ли твой каюк доставить меня обратно на то место, где меня нашли. Я там стреляться буду, чтоб от тебя подозрение отвести.
– Так тебя нашли в шаманской веже! Это все знают. Туда никто не поедет. Это так же страшно, как в Кандалакшу! Черное место! Злое. Там черти хороводы водят, а медведи берлоги рядом копают. Вежа не жилая давно, а ее местные не убирают и боятся к ней подойти. Хочешь за забор тебя вынесу, как все спать лягут? Быстро околеешь! К утру песцы съедят тело и кости растащат. Все решат, что ты исчез, барин. Как тебе такое волшебство?
– Нет, Григорий. Не хочу. Давай, вяжи меня. Раз тебе сто рублей не нужны и ты не можешь меня от упряжки до вежи дотащить, то вяжи. Я бы тоже чертей испугался.
Санитар задумался. Нахмурился. Закручинился. Завыл тоскливо и отчаянно, раскачиваясь. Поднял курчавый чуб на лоб и резко махнул рукой, соглашаясь:
– Ладно! Жалко тебя, барин, чудной ты слишком. Добрый. Таким бы жить и жить. Непонятно, зачем вас Господь всегда так рано забирает.
– Любит сильно. Не может без нас, – усмехнулся я и погрустнел.
* * *
Григорий рыл яму, отбрасывая в разные стороны большие комки снега, и бубнил под нос, изредка поворачиваясь ко мне, что в задней части вежи есть еще один вход и мы вползем через него.
– Медвежьим его называют, барин. Церемониальный у них, значит. Понимаешь? Мертвых выносят, а мы с тобой войдем. Я так иногда к местным заползаю. Лопарки меня любят. Понимаешь, барин, большой я для них. Высокий, а мужички у них совсем плохенькие. Еще хуже, чем ты даже. Я до лопарок уж очень охоч. Я потом вход так же закрою, и закопаю, и ты тут лежать будешь хоть все зимы. Спокойное место, хорошее выбрал. Больше тебя ни один следопыт не найдет. А местные сюда никогда не придут. Не переживай!
Я не переживал и почти не слушал санитара, смотрел в черное небо на звезды, на играющее переливами малинового и зеленого цвета северное сияние. Спокойно-то как. Ветра нет. Григорий сказал, что мороз крепчает, но я не чувствовал холода. Легкий пар выходил из носа. Как же они меня с Прохором так обманули? Где теперь правду найти? Неужто тайком убили старика?
– Живой ещё? – спросил мужик, заглядывая в глаза. – Айда, барин. Готово, – Григорий кивнул мне, схватил за ворот и потащил по снегу в вежу. Там, кряхтя, сунул в руку старенький наган. Я по привычке машинально откинул барабан и увидел в гнездах два патрона. Посмотрел с непониманием на сердобольного мужика, который надолго запомнит эту ночь и потешного барина.
– Два-то зачем? – спросил я, и дыхание перехватил холодный воздух. Надрывно закашлял.
Григорий вскинул брови, дыхнул чесноком.
– Я ж не душегуб. Вдруг патрон первый испорчен.
– Спасибо, братец. Взведи.
Григорий кивнул и взвел курок, выжидающе посмотрел на меня. Громко шмыгнул красным носом, портя торжественный момент.
– Иди, братец. Полежу я ещё.
– Полежи, полежи. Не поминай лихом, барин, – Григорий перекрестился неистово. – Ну? Я пойду?
Кивнул, отпуская. Григорий напоследок перекрестил меня и задом стал выползать. Плотно закрыл за собой шкуры. Копался долго. Потом снег заскрипел под быстро удаляющимися шагами.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: