Дорогу осилит идущий. Фантастическая повесть

– Иди Алёнушка. Иди ладо моё. Ты достойна другой доли.

Резко рубанул рукой воздух, словно обрубил невидимые нити, их связывающие.

– И… больше не приходи сюда. Не надо.

Через силу выдавил из себя, страшные для неё, слова:

– Я больше… не в силах тебя видеть…

Она вскочила на ноги и в ужасе приложила свои ладони к побледневшим щекам. Глаза её утонули в слезах.

– Ты… ты гонишь меня, Илюша?

Илья отвернулся и глухо ответил:

– Да. Иди с миром.

Она с окаменевшим лицом подошла к двери. Прежде чем выйти, обернулась.

– Илюшенька, ты прогнал меня из своей избы, но из сердца своего ты прогнать меня не посмеешь. Я не перестану тебя любить, так и знай. Никогда не перестану. Сколько бы годков не минуло, не перестану…

Тихо притворила за собой дверь.

Илья остался один. Он был оглушён её прощальными словами. А ещё тишиной и одиночеством. С горечью он, вдруг, осознал, что только что, собственноручно, вышиб из-под себя последнюю опору, которая придавала его жизни какой-то смысл. Теперь все смыслы были утеряны. Он понял, что без Алёнушки, жизнь его сирая, да убогая, станет ещё постылей, ещё невыносимей.

Он склонил свою буйную головушку на могучую грудь и тихо заплакал. Впервые в жизни. Сдержанно и глухо. Ему стало жаль Алёнушку, её светлую любовь к нему, себя самого и свою несчастную долю…

Алёнушка пришла домой, не видя дороги от горьких слёз. После своего визита, она, действительно, перестала ходить к своему Илюшеньке в гости. Загрустила. Загоревала.

Бывало, после всяких домашних дел, сядет вечерком на крылечко и смотрит на улицу, пригорюнившись. Мимо проходят весёлые подружки её. Идут на поляну, что рядом с дремучим лесом, чтобы попеть песни, да повеселиться. Зовут её с собой. Но она молчит в ответ, лишь отказно качает головой…

Алёнушка слыла красавицей. И лицом и станом вышла. И голос у неё был певучий, да звонкий. Засматривались на неё парни, но равнодушна она была к ним. Бывало, проходит записным щеголем, то один, то другой. Всё напрасно. Не привлекали её, ни расшитые рубахи их, ухарски расстёгнутые на груди, ни модные причёски под «горшок», ни новые, ещё не растоптанные, лапти липовые. Перефразируя классика, можно было сказать, что она не замечала ничего, ничто не трогало её…

Алёнушка с тоской смотрела на улицу и всё высматривала своего Илюшеньку. Не покажется ли он в конце улицы? Не пройдёт ли он по ней своей лёгкой походкой? Не остановится ли возле её крылечка? Не повернёт ли свою светлую кудрявую головушку в её сторону, да не улыбнётся ли ей своей широкой, приветливой улыбкой?

Нет, не проходил её Илюшенька по улице, не останавливался он возле её крылечка, сколько она не присматривалась, да не приглядывалась. А она всё ждала его. А она всё надеялась, не ведомо на что…

Её тихо журила матушка. Пелагея Ивановна говорила ей, что хватит плакать и печалиться. Довольно губить красоту свою девичью, почём зря. Не придёт к тебе больше ясный сокол Илюшенька. Нехожалый он и вековать ему, сидя на лавке, в своей избе, как в темнице, из которой уже никогда не выйти на белый свет…

Но Алёнушка не верила своей матушке. Она продолжала ждать его, надеясь на чудо чудное, диво дивное…

ГЛАВА 4. Волхв

Всем известно, что историческая наука относится к области самых точных наук. Особенно, отечественная. Причём она находится в постоянном развитии. Всё время уточняются даты и корректируются события. И процессу этому не видно конца, как нет предела совершенству.

Это, в равной степени, относится и к народным преданиям и легендам. Уж их – то можно было оставить в покое. Казалось бы, что может быть правдивее и точнее народного творчества. Это же, чистейшей воды, реализм. Придраться совершенно не к чему – ведь сам народ сотворил! А народу нельзя не верить…

Нет же, и здесь ведётся неутомимая работа по исследованию произведений народного эпоса, и уточнению некоторых моментов его.

Вот взять, хотя бы, фигуру Ильи Муромца. Богатырь – легенда, защитник народный, а сиднем сидел на печи аж тридцать три года. А если учесть, что продолжительность жизни среднестатистического богатыря, в те героические времена, не дотягивала и до тридцати годков, то выходило, что Илье уже недоставало времени, чтобы показать себя, во всей красе своей богатырской…

Действительно, личность крестьянского детины Ильи, что из-под города Мурома, необычайно колоритна и притягательна. Человек, как уже отмечалось, тридцать три года сидел на печи, безвылазно. Но, не смотря на эти обстоятельства, имел фигуру Геракла, и такие кубики на животе, что Шварцнегер может нервно отдыхать в сторонке, несмотря на то, что занимался в спортзале по двадцать пять часов в сутки. А после того, как испил он студёной водицы из Каргачи-реки, так и вовсе разошёлся. То, играючи, вырвет с корнем могучий дуб, то камнями-валунами, как теннисными мячиками, поиграет…

Здесь что-то не так, решили исторические умы академических кругов Центра хронопутешествий. А раз есть сомнения, то на них надо обязательно отреагировать, причём строго научно…

Год Веков, шеф хронопутешественника Глеба Дронова, твёрдо настоял, чтобы в начало XI века нашей отечественной истории «нырнул» именно его подопечный, а не кто-то другой.

И почему, понятно. Муромский заповедный край, это вам не цивилизованная и предсказуемая Европа. Там нет, милой сердцу каждого цивилизованного европейца, святой инквизиции, костерков на центральных площадях, рыцарских турниров и перманентных войн между феодалами за клочок земли. Там нет милой европейской традиции, где вас, запросто, могут прихлопнуть в любом тёмном закоулке, из-за кошелька с несколькими монетами. Кстати, могут прихлопнуть и в светлом закоулке, тоже. Демократия, ведь…

Муромский край – это совсем другое. Это необъятные просторы и могучие, ни разу не хоженые, леса. Никакой тебе толерантности и демократии. Сплошная вольница. В небесах летает Змей Горыныч. На прямоезжих дорогах свистят Соловьи-разбойники. А в дремучих лесах сплошь шуруют лешие да кикиморы. Не говоря уже о бабах-ёжках…

Опасно. Но Глеб Дронов – тёртый калач. Вот его и отрядили под город Муром, навестить Илью Ивановича, который сиднем сидел на лавке, и разгадать загадку его богатырской личности для исторической науки.

Экипирован хронопутешественник был по моде того времени, и выглядел записным щёголем. Белые полотняные портки, да белая полотняная рубаха в шитых узорах, могли сразить наповал любого модника. Но это ещё не всё. Талию его стягивал широкий кожаный ремень с массивной кованой пряжкой. На поясе висел армейский нож, с которым он никогда не расставался. На ногах красовались красные, сафьяновые сапожки. Позаботился Дронов и об имидже собственной физиономии. Отрастил, по этому случаю, растительность на лице и русые кудри. А если присовокупить, ко всему этому, ещё и синие глаза с белозубой улыбкой, то получился не молодец, а одно загляденье…

Село Карачарово. Глеб, с интересом, оглянулся. Несколько десятков изб. Все из дерева. Крыши соломенные. Срубы из толстого бревна, крепкие. Окошки маленькие, похожие на амбразуры. А, может, они таковыми и являлись, чтобы, в случае чего, отстреливаться от врага. Окошки затянуты бычьим пузырём. Избы рассыпаны свободно. Связаны они были между собой тропами и длиннющей улицей с переулками. Ни названия улицы, ни номеров на избах. Попробуй, угадай, где чья? Село выглядело пустынным. Видно, обитатели его, все поголовно, ушли. Кто на охоту, кто на пашню. Но были и такие, кто сидел на печи.

Глеб, постояв несколько минут в раздумье, двинулся вглубь села, в надежде кого-нибудь встретить. И ему повезло. Из-за угла ближайшей избы, в его сторону, шустро перебирая босыми ногами, шла седовласая женщина.

Дронов вежливо её окликнул:

– Ай, же ты, добрая женщина, позволь спросить тебя?

Женщина остановилась и с нескрываемым удивлением уставилась на ладного молодца, в модном костюме. Причём, он был настолько высок да ладен, что, поначалу, она не поверила глазам своим. Сильно усомнилась она, что таким может быть выходец из здешних мест: уж больно пригожим он ей показался!

Женщина оказалась на удивление коммуникабельной, но немного подозрительной.

– Гой еси ты, добрый молодец, кто сам-то будешь? Я тут долго живу уже, но такого молодца как ты, вижу впервые. Откуда пожаловал к нам, сокол ясный?

Дронов обезоруживающе улыбнулся.

– Ой, же ты, добрая женщина, пришлый я.

Туманно добавил:

– Издалека пришёл…

Она ещё раз окинула своим цепким взглядом его стройную фигуру и подозрительно белый, немятый костюм.

– Видно, что издалёка…. Видно-видно…. В наших краях таких молодцев не найти.

Подняла глаза к небу.

– Уж не оттуда ли ты?

Глеб снова улыбнулся.

– Почему так считаешь, добрая женщина?