Не буди…

Они свернули в другой коридор, поднялись на второй этаж и прошли вглубь почти до самого конца.

Дверь была с замком. Толстая рама, дополнительно укрепленная брусом, будто санитары боялись, как бы маленькая девочка не вырвалась. Земин был уверен, что и на окнах были дополнительные решетки.

«Ну, давай знакомиться, Даша Зимина. Почти однофамилица!»

Катерина стала натужно открывать укрепленную дверь. В последний момент Василий отстранил ее, кивком показав, что войдет первым. И не прогадал.

Едва он сделал шаг, чтобы переступить порог, и отдернулся назад. Верхняя перекладина от дверной коробки сорвалась и провернулась на одном гвозде. Второй гвоздь, ржавый и кривой, мелькнул перед носом Земина, едва не задев.

– Эк бы вас, Катерина, могло разукрасить, да? – улыбнулся Василий.

Краем глаза он успел заметить, как Дима положил руку на плечо невесты.

Васька вошел уже увереннее. Но все равно остановился на пороге. Девочка сидела на кровати, обхватив плечи и отвернувшись в угол. На людей Даша никак не реагировала. Хоть бы Земин стоял перед ней, хоть бы сам товарищ Берия.

– Здравствуй, однофамилица! – бодро поздоровался Василий. – Можно я войду?

Ответа не было, но девочка вдруг вздрогнула.

Он сразу уловил: в комнате витало нечто. Оно было невидимым и неосязаемым. Не сущность, не мысль. Нечто в самом воздухе, как будто оно имело собственное сознание, пряталось по углам, мелькало на краю зрения. Вызывало ощущение тревоги и опасности, которое кроется в следующем миге, в грядущем моменте времени. Не спасешься – что-то с тобой будет, берегись!

– Дашенька, это Василий Андреевич Земин. Поздоровайся! – подала голос из коридора Катерина, но войти Василий жестом запретил.

– Здравствуйте, – очень тихо проговорила Даша Зимина.

«Значит, не совсем закрылась, с медсестрами общается, просьбы слышит».

Заметив намерение друга, он сказал, не оборачиваясь:

– Димка, лучше стой там. А то, чего доброго, отхожее ведро ненароком перевернешь или споткнешься на ровном месте!

Девочка опять вздрогнула всем телом.

Повисла недолгая пауза. Затем она словно решилась спросить:

– Почем вы такое знаете?

– Я сказки люблю. И читал много книжек всяких. Бывал везде, и там тоже сказки разные слушал. Так что много всего знаю, Дашуля.

Она слегка развернулась к нему. Так, едва-едва, просто намек на готовность говорить.

– Хочешь, я и тебе кое-чего расскажу, а? Сказку или миф древний. А хочешь, книжку принесу? Здесь ведь так скучно. Сидишь, вот, целыми днями одна. Да-а… И никто не придет словом обмолвиться. А ночами выть хочется. Смотришь на луну и думаешь, как бы так меня поскорее бог прибрал. Да, Дашуля?

Девочка всхлипнула, шмыгнула носом.

– А те, кто приходят, они не смотрят. Нет, приносят еду, и все. Не остаются поговорить, в глаза не глядят. Пришли – ушли. И с каждым днем ты понимаешь, что больше никого в мире нет, кроме тебя. Один-одинешенек. Ни-ко-го.

Василий сделал пару аккуратных шагов ближе к Даше.

Дима в этот момент также вошел в комнату, принес стул Земину, на, мол, присаживайся. Тот отрицательно покачал головой со словами:

– И тебе не советую. Вдруг чего… Верно, Дашуля? Подломится ножка у табурета?

Она печально и тихо ответила:

– Подломится.

– Вот и я о том. Сама все уже поняла, насколько могла, умница. Да только рассказать некому. Никто не хочет ни послушать, ни поболтать. Разве только вон, Катерина, да кто-то из девочек. Так что же случилось, а? Нормально ведь было до… Дай угадаю, до дня рождения?

Димка, не зная, куда деть стул, поставил его в самую середину помещения, помялся. Но присесть не решился. Опасливо облокотился о спинку. Земин как в воду глядел – треклятая ножка треснула, отчего Дима едва не упал. Ругнувшись вполголоса, он схватил остатки и вынес их в коридор. Возвращаться не спешил.

– Катерина, не зайдете к нам? – спросил Земин, видя, что девочка отмалчивается.

Медсестра вошла и приблизилась к кровати. Затем аккуратно присела на краешек и погладила Дашу по плечу. Та немедленно повернулась, обняла девушку и, наконец, посмотрела прямо на Василия.

Одним глазом.

Ему очень захотелось клацнуть трофейной зажигалкой, но сдержался. Вдруг прямо в руках рассыплется?

Русые волосы девочки были немыты и неровно обстрижены так, чтобы челка прикрывала правую сторону лица. Со стороны и мимоходом можно и не заметить. Однако вблизи все было очевидно. Правая глазница зашита, а над бровью и под нижним веком виднелся рубцеватый шрам. Как будто от когтя – не от ножа.

«Наверное, самая популярная прическа здесь», – пришла глупая мысль.

– Даша сама мало что рассказала, – проговорила Катерина, поглаживая девочку. – Она назвала имя-фамилию, да и все. Кое-что узнали от людей, что привезли ее сюда.

– Значит, все-таки это началось после дня рождения, да, Дашунь? Давай еще погадаю, недели две-три назад?

Она кивнула:

– Шестого октября.

– Ага. Тогда ты, наверное, вспомнила что-то такое хорошее. Что-то из детства…

– Я вспомнила, как мы с мамой и папой ездили в город. Сюда, в Моршанск. На прошлый мой день рождения. Ходили в парк и ели мороженое. И вообще…

Она всхлипнула.

– А что произошло с девочками? С Зиной, Тосей и Валей?

Даша сразу же нахмурилась:

– Сами виноваты.

– Издевались, – уточнил Василий.

Даша отвернулась, уткнулась в плечо Катерины. Медсестра помалкивала, но само ее присутствие успокаивало девочку, расслабляло. Ощущение напряженности утихло, но не исчезло совсем, потому Земин старался не давить.

– Они как-то в туалете… Толкались, обзывались. Психичкой, там, и…по-всякому. – Она перестала всхлипывать. Нет, девочка не боялась и не собиралась плакать. Наоборот, в ее голосе Василий вдруг уловил намек на обиду, злость и некое удовлетворение. – Они говорили, что я тут останусь навсегда. Что я больная, и никому не нужна. А их на Новый год родители заберут. Что всех других заберут, а я, дура, одна тут буду.