Отцы

– Сейчас терпеть не могу, а ведь до этого любил эту грассировку, эти мягкие французские окончания «-кь», «Fr-r-rederik». А мне ведь безумно нравилась, как говорила на французском Люда. Ну, да это к делу не относится… Главное, она хотела забрать Олю с собой. Я был против, мои родители тоже. Даже Людины родители не хотели отпускать внучку в Канаду.

– И ты умудрился уговорить её оставить дочку у тебя?

– Да как тебе сказать… Это был ужасный период в нашей жизни. При всем моем уважении к Люде я встал на эту свою позицию как на последний рубеж, я не хотел уступать и отдавать Олю. Пока мы договаривались, пока обсуждали и ссорились, пока готовился суд, Люде уже надо было уезжать, так как они хотели рожать в Канаде. В конце концов мы решили, что Оля остаётся со мной в России, а Люда едет в Канаду. Но, уехав, она, естественно, не теряла надежды забрать дочь к себе как можно быстрее. Но получилось так, что у Люды возникли осложнения, она оставалась там безвылазно почти целый год.

Олег внимательно слушал, не перебивая. Кирилл опять достал сигарету, дрожащими руками закурил. Затянулся, сжал губы, как будто пытался навсегда оставить никотин внутри себя, и нехотя выпустил струю ядовито клубящегося дыма под ноги.

– Потом они приезжали, все вместе, привозили подарки. Столько всего было уже передумано за это время… Я понял, что почти готов простить её и взять обратно с чужим ребенком, лишь бы… В общем, она пыталась ещё раз убедить меня отдать Олю, говорила и о материнский чувствах, и о перспективах… Но, ты знаешь, когда они приехали, Оля не узнала ее, сторонилась и смотрела подозрительно исподлобья, плакала. И у меня все перещёлкнуло, я с каким-то злобным упрямством решил во что бы то ни стало не отдавать Люде дочь. Конечно, там Оле было бы лучше. И Фредерик, как выяснилось, оказался не таким уж плохим человеком, несмотря на свое ужасное имя. Они нормально живут, она – востребованный переводчик, он – высокооплачиваемый специалист, у нее уже канадский паспорт. Она постоянно присылает Оле деньги, подарки, приезжает в гости практически каждый год.

– Ну, в общем, полный хеппи-энд, – с улыбкой сказал Олег.

Кирилл тяжело вздохнул и обвел глазами черные ряды глубоких окон:

– Ну, похоже, что так. Но, понимаешь, Оле уже 15, и она хочет в Канаду к матери. Она ненавидит меня за то, что я ее не отпускаю и контролирую. Наверное, я боюсь чего-то, вдруг не вернется, может, что-то случится… Мы живем в двухкомнатной квартире с моими родителями и, конечно, условия не ахти какие. Она дерзит мне, проколола себе пупок, носит какие-то ужасные контактные линзы, – жёлтые, как кошачьи глаза. А тут недавно грозилась волосы покрасить в зеленый цвет. Я боюсь за нее… отдал на подготовительные курсы к нам в университет, все ближе к себе. Я же там теперь завкафедрой.

– Ну, тоже хорошо, образование пусть получает. Но, в Канаде-то, пожалуй, покруче учиться?

– Об этом рано еще говорить, Олег. Но есть одна проблема: Оля думает, что ей вообще не нужно высшее образование. Она удивительно, не по годам развита и, как я уже говорил, очень красива, что уж тут скрывать. Но именно в университете она познакомилась с этим Никитой. Он учится на модном сейчас факультете, «Менеджмент с углубленным изучением иностранных языков», поэтому они и занимаются у нас на этаже. Этот хлыщ, к тому же какая-то там модель, и Оля вся загорелась тоже стать манекенщицей. Не то, что она не сможет, но в её возрасте учиться надо! А этот модельный бизнес, там же беспринципные люди… Кем она станет?

– Да, некоторые мажорчики границ не знают, но жизнь обычно все по своим местам расставляет. Не переживай так, Кирилл, с манекенщиком этим мы вопрос сегодня же закроем. Я уже чувствую, что он как будто мне самому дорогу перешел со своим поведением. Хотя, вроде бы, спасал девушку от отца-тирана.

Олег толкнул Кирилла плечом и примирительно сказал:

– Да ладно, шучу. Я же знаю, что ты всегда был правильным человеком, вон, кем стал у себя в университете, завкафедрой, и своей дочке только добра желаешь.

У Кирилла в кармане запульсировал мобильный. Судорожно выдернув аппарат из брюк, Кирилл взглянул на горящий экран и выдохнул:

– Олег, извини, родители звонят. Алло! Нет ещё, мам… Не надо об этом сейчас! Ну не надо… Откуда я знаю? Ну, позвоню конечно. Ну всё, потом, не могу больше говорить, – прокричал Кирилл в трубку срывающимся на истеричный фальцет голосом.

Олег повернулся к другу:

– Волнуются?

– Да замучили уже.

– Бывает…

В этот момент арка озарилась белым светом, и ночную тишину наполнил приглушенный бит басов, который, казалось, бил через асфальт в ноги. Наглухо затонированная красная «восьмерка», не притормаживая, лихо вынырнула из арки и остановилась у подъезда. Олег прикрыл глаза рукой от дальнего света единственной горящей фары.

– Она? – подавшись вперед, спросил Кирилл, – может быть, подойдём?

– Сама подойдёт, не шебурши.

Через некоторое время дверь «восьмерки» открылась, выдав в пространство новую усиленную порцию басов, и оттуда вышла одетая в короткие кожаные шорты и яркий свитер девушка.

– Спасибо! – она хлопнула дверью, которая, впрочем, тут же сама по себе открылась снова. Водитель перегнулся через пассажирское сидение, схватил дверцу и с утробным скрежетом громыхнул ею еще раз, теперь закрывая как надо.

– Ну, давай, вступай в контакт, а то я своей физиономией дитя напугаю, – сказал Олег.

– Вика?

Девушка остановилась и с испугом уставилась на мужчину, вышедшего навстречу ей из тени.

– Вика, я – папа Оли Лавровой, Кирилл Евгеньевич. Ты не бойся, мы просто хотим тебя кое о чём спросить…

Оторопевшая было девушка прибавила шаг, направляясь к подъезду.

– Мне домой надо. Про Олю ничего не знаю.

– Ну как же, Вика, вы же подруги, я слышал, вы сегодня собирались…

– Я же вам сказала, ничего не знаю! – перебила юная особа, скривив уголки губ.

– А вы, Виктория, наверное, забыли, как со взрослыми разговаривать надо, – к ним подошел Олег, который до этого сидел на лавочке и с интересом наблюдал за коротким началом диалога.

Вика остановилась, взявшись за ручку двери, и хотела было продолжить разговор в том же тоне, но Олег не собирался ее слушать:

– Мы сейчас с твоей мамой поговорили, и всю школу вашу на уши поставили. Тут уже не детские игрушки, а криминальное похищение. Все, что от тебя требуется, это ответить на наши вопросы прямо сейчас, а иначе будешь проходить по делу как соучастница. Я понятно выражаюсь?

Олег стоял у нижней ступеньки, ведущей к подъезду, ничем не выражая желание приближаться к девочке, и, склонив голову набок, как любопытный ротвейлер, ласково сверлил Вику глазами.

– А я ничего и не знаю, я не при чём. Чего вообще случилось-то? – девочка растерялась и сразу стала выглядеть на свой возраст.

– Если хочешь, пойдем поднимемся наверх, поговорим в присутствии Зинаиды Гавриловны, пригласим других заинтересованных лиц. Или просто здесь нам скажи, где Оля, и куда они поехали с Никитой. Тогда пойдёшь себе спокойно спать, завтра же в школу рано вставать.

Вика стояла в нерешительности у двери подъезда, судорожно сжимая в обеих руках свою сумочку, и в беспомощности переводила глаза то на Олега, то, с неким молящим выражением, на Кирилла.

Олег медленно поднялся на три ступеньки вверх, нежно взял Вику за локоток, усиливая диссонанс между своей фигурой пожилого боксера и хрупким подростком, а затем вкрадчиво проговорил:

– Вот видишь, папа Оли волнуется. Я, дядя Олечкин, тоже волнуюсь. Мы еще людей важных на ноги поставили, лучше уж ты нам скажи, где найти Олю, и всё будет хорошо.

– Да я не знаю, что она там затеяла, как дура вообще…

– Хорошо, я тебе задам вопрос, а ты просто скажешь, что знаешь. Лады?

Вика обречённо кивнула.

– Ты ведь сегодня с ними была на дискотеке, правда?

– Ну как, я… Да, видела их в клубе.

– С Никитой, так?

– Ну да, с Никитой.

– И еще там были два друга его? – взволнованно встрял в беседу Кирилл.

– Ну, там друзей много у Никиты, я не знаю, каких вы имеете в виду…