Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских асов

Руди прошел под клетчатым финишным флагом первым, и это было ожидаемо. Неожиданным было то, что пилотировал он теперь Alfa Romeo, а не Mercedes. Годами все привыкли видеть его звездой заводской команды автомобилестроительной фирмы из Штутгарта, так что само его имя стало чуть не синонимом ее престижной марки.

Руди Mercedes нравился, но он был последовательным приверженцем выступлений на той машине, которая дает ему наилучшие шансы на победу в имеющихся условиях. Подобно многим другим гонщикам, на верность отдельно взятой стране или компании он присягать не собирался, даже если она и открыла ему дорогу в большой спорт. Что с того? Он ведь даже и шансов на профессиональную гоночную карьеру мог не получить, если бы не случайная пьяная драка, наставившая его на эту стезю.

Оркестр в ночном клубе «Какаду» в немецком Ахене завел толпу до предела своими горячечными ритмами. Сидя в обитом красным отсеке вместе с товарищами по цеху, Руди Караччола потягивал бренди и курил. К двадцати двум годам к танцам он так и не пристрастился, да и вообще – устал он после долгой смены на местном автозаводе Fafnir.

К 1923 году Ахен по-прежнему оставался под бельгийской оккупацией во исполнение условий Версальского мирного договора. Оккупанты были, казалось, вездесущими и вызывали своим присутствием глухое недовольство у жителей города.

Вот и здесь вдруг вспыхнула ссора между компанией автомехаников и бельгийскими офицерами. Один из них, здоровенный как шкаф, растолкав танцующих, вломился в их кабинку. Руди молнией взметнулся из-за стола.

Бельгиец еще только отводил руку на широком замахе, чтобы врезать одному из его друзей, а Руди – тут как тут – уже нанес ему сокрушительный упреждающий удар. Нос бельгийца хрустнул, как орех, и он осел на пол.

Секундой позже Руди с приятелем, пулей вылетев из дверей «Какаду», пустились наутек, заметая следы в лабиринте узких мощеных улочек, пока не остановились перевести дух под сенью кафедрального собора. И только тут до Руди дошло, что он натворил. Как обухом ударило: нападение на солдата оккупационной армии – это же тяжкое преступление.

– Тебе лучше скрыться из города, – посоветовал друг. – Этой же ночью.

Дробное клацанье подкованых сапог, доносившееся с улиц, явственно свидетельствовало, что бельгийцы его ищут. Механики затаились в темноте, и вооруженные винтовками патрульные их не заметили. Ахен – город маленький, и у всех у них наверняка уже имеется ориентировка с приметами Руди. Голубой костюм на нем хоть и поношенный, но явно дороговатый для простого автомеханика. Ростом под метр восемьдесят, Руди еще и сложением отличался приметным – косая сажень в плечах, а талия тонкая, – и лицо имел запоминающееся – высокий лоб под гладко зачесанными назад волосами, глаза черные, как уголь, нос короткий, челюсть квадратная.[60 - Caracciola, A Racing Car Driver’s World, pp. 2–8; Molter, Rudolf “Caratsch” Caracciola, p. 27; Rao, Rudolf Caracciola, p. 9. Сцена и диалоги реконструированы преимущественно по мемуарам Караччолы.]

Руди с малолетства отличался неуемным аппетитом к поиску приключений себе на голову. Воспитал он его в себе еще в старом семейном доме в Ремагене, где его родители держали гостиницу «Фюрстенберг» на берегу Рейна. Он еще из коротких штанишек не вырос, а уже славился на всю округу как «король Рейнской долины по части скандалов», и это было вполне достойное прозвище для мальчика благородных, но не немецких, а старинных итальянских кровей, откуда, собственно, и диковинная для Германии фамилия Караччола. Во время Первой мировой вой ны четырнадцатилетний Руди лишился отца, а мать Матильда после этого оказалась настолько занята управлением семейной гостиницы, что ей было не до обуздания бунтарской натуры сына. На лифте с ручным управлением он гонял по шахте так, будто это вертикальный трек. Одолжив у постояльца Mercedes, Руди так лихо промчался по набережной, сползши пониже, чтобы топить педаль газа в пол после каждого переключения передачи, и толком не видя дороги из-за высоковато расположенного среза приборной панели, что не убился сам и никого не задавил просто-таки каким-то чудом. Кроме того, он организовал подпольную торговлю левым вином и узурпировал принадлежащую отелю яхту, самолично установив монополию на платную переправу постояльцев через Рейн. Мать стоически относила все эти инциденты на счет разгулявшегося в Руди неуемного духа юности и, как могла, заминала и сглаживала их зачастую весьма бурные последствия.

Большинство его выходок и причуд, включая тайную подписку от имени и за счет отеля на горы автомобильных журналов и каталогов, были так или иначе завязаны на одну общую тему – премудрости покорения запредельных скоростей. Ведь переходный возраст у Руди как раз пришелся на эру блистательных рекордов скорости Blitzen Benz и победы его соотечественника Кристиана Лаутеншлагера над самим Жоржем Буайо на Гран-при Франции 1914 года прямо накануне вой ны. Так что, автомобили для него так и будут всю жизнь идти на первом месте – и с большим отрывом от унылых занятий наподобие учебы или управления гостиницей. Все попытки матери его перевоспитать понимания у Руди не встретили, и железный дух его оставался несломленным.

Семья посчитала, что он пообтешется, если ему придется зарабатывать себе на жизнь тяжелым трудом. Найти работу в ту пору было непросто, но родным удалось трудоустроить Руди, правда вдали от дома – на автозавод Fafnir, – а это не просто подлило масла в огонь его страстного увлечения, но и открыло ему дорогу к участию в гонках. Выступая за заводскую команду Fafnir, Руди обнаружил, что скорость действует на него умиротворяюще: чем быстрее он едет, тем легче и спокойнее у него на душе. И он стал изыскивать пути к такому же умиротворению во всех без исключения аспектах своей жизни.[61 - Alice Caracciola, “Memories of a Racing Driver’s Wife,” Automobile Quarterly, Summer 1968. Этот краткий мемуар супруги Руди служит, пожалуй, наилучшим источником представления о внутреннем мире прославленного гонщика.]

Побег из Ахена Руди совершил на мотоцикле, ревом которого и перебудил всю семью, вернувшись в Ремаген глубоко за полночь. За непредвиденно ранним завтраком мать спросила: «Опять какую-то глупость учудил, мальчик мой?»

Поскольку семейная гостиница также находилась в оккупированной Рейнской области, оставлять Руди дома было бы серьезным риском для всей семьи. На дорогу мать вручила ему 60 000 марок, а сестра Герта – визитку, полученную ею от случайного попутчика по поезду, на которой значилось: «С. Т. Ратман, фабрикант, Дрезден». Дрезден же далеко на востоке и вне зоны оккупации, а фабриканту Ратману, возможно, требуется опытный автомеханик.