Шах и мат

Глава 2

Джасмин

Я шла по коридору отеля на верхнем этаже, изо всех сил стараясь не обращать внимания на тошнотворный стук сердца о ребра. Моя дочь Сеффи и внучка Калли-Роуз сидели в подвале – в часе езды, в нескольких километрах и на расстоянии всех моих надежд и мечтаний отсюда. Я остановилась и окинула взглядом коридор этого дешевого отеля. Ковер был серого цвета с пыльно-розовыми завитками, разбросанными по нему через равные промежутки. Такие же розовые стены, украшенные безликими картинами давно забытых художников. Я остановилась перед самой лучшей в пределах видимости, что, впрочем, не говорило о многом. Она представляла собой мазню красок из набора магазина «Сделай сам». Малиново-розовый сталкивался с величественно-бордовым и переходил в глубокий сливово-пурпурный. Я постояла там несколько секунд и двинулась дальше. Каждая дверь в коридоре была светло-коричневого цвета и отделана шпоном под настоящее дерево. И все пахло дешевой мебельной полиролью. Тонкий слой пыли покрывал плинтуса и светильники. Несомненно, здешние уборщики просто ходили с баллончиком полироли, распыляя ее в воздухе через равные промежутки, чтобы создать иллюзию работы. Слегка улыбнувшись, я покачала головой. Опять. Опять я подмечаю те вещи, на которые не обратил бы внимания любой относительно счастливый человек.

Да вообще любой человек…

Я опустила голову. Хватит увиливать. Я вечно все подмечала, но оттягивала неизбежное. Да, сейчас мне было страшно – к чему отрицать очевидное? Хотя нет. Не просто страшно. Меня тошнило от снедающего ужаса. Однако отступать я не собиралась. Нельзя. Слишком много стояло на кону: Сеффи, а главное – Калли-Роуз. Как они там, в подвале? Им там придется долго просидеть. Пожалуй, немного мелодраматично, но так надо.

Я подошла к номеру тридцать один. Так же она сказала, да? Тридцать первый?

«Ну же, Джасмин. Не смей колебаться, едва достигнув первого рубежа…»

Номер находился в конце коридора, рядом с пожарной лестницей. Да, это он. Точно он. Я собиралась войти в комнату, которую, как уже знала, больше не покину. Меня переполнял странный и не совсем уж неприятный коктейль эмоций. Что я должна была чувствовать? Не знаю. Последний нервный взгляд в коридор, глубокий вдох – и вот моя рука замерла на полпути к двери. В памяти неожиданно всплыло лицо отца Калли, Каллума Макгрегора. Кажется, целую жизнь назад, когда мою дочь Сеффи избили в школе, Каллум пришел к нам домой повидаться с ней, а я приказала не впускать его. Он стоял у наших ворот день за днем, пока Сеффи вновь не пошла в школу, и смотрел на окна. А я стояла за шторами и мечтала, чтобы он ушел. Как же я сейчас жалею, что не впустила его в дом.

Как жаль…

Но к чему о таком думать.

Один мой друг, с которым я недавно познакомилась в больнице, покупает книги в мягкой обложке и вырывает прочитанные страницы, чтобы в следующий раз всегда оказываться на нужном месте. Мне кажется, это во многом напоминает мою жизнь. Как бы сильно я ни хотела вернуться к прошлой странице, предыдущей главе, перечитать ее, переписать – не могу. Ее больше нет. Теперь в моей книге осталось совсем мало страниц – и сплошные обрывки позади. Так много вещей я бы сделала по-другому. Столько всего сказала бы. Столько не стала бы говорить. И многое из этого связано с моей дочерью, Сеффи. И Каллумом.

Каллумом Макгрегором.

Каллумом, парнем с мягкой улыбкой – и невероятно грустными серыми глазами. Глазами человека, повзрослевшего раньше срока. Глазами, которые видели слишком много. С каждым днем его отношения с моей дочерью становились все крепче, ближе, глубже, в то время как моя собственная связь с ней ослабевала. Но в те дни меня волновали только отношения между мной и ближайшей бутылкой шардоне.

Интересно, что стало бы, не приди Мэгги, мама Каллума, работать ко мне няней сперва Минервы, а потом и Сеффи. Мы с Мэгги так сдружились. Нас связывали настоящие отношения, а не заискивание нуля перед работодателем-Крестом. Но именно я разорвала нашу дружбу. Я уволила Мэгги, не оглянувшись назад и не подумав ни о чем. Я развела ее сына и свою дочь, хотя они выросли вместе и понимали друг друга почти как близнецы. Тогдашняя эгоистичная мелочность даже сейчас вызывает у меня отвращение.

Странно, что в этот момент ко мне пришли мысли о Каллуме. Но, возможно, не так уж и странно, учитывая, что я собиралась сделать. Еще один глубокий вдох – и я постучала в дубовую дверь три раза, не давая себе времени на дальнейшие сомнения.

– Минутку, – отозвался мужской хрипловатый голос.

Изнутри послышались приближающиеся шаги. Я распахнула пальто и нащупала переключатель в кармане оливково-зеленой ветровки, что совершенно не сочеталась с серебристо-серым брючным костюмом и длинным черным пальто. Впрочем, здесь никто не стал бы разглядывать мой эклектичный ансамбль. Дверь открылась. В проеме стоял невысокий мужчина с грубыми чертами лица и враждебным взглядом карих глаз. Мне не требовалось спрашивать его имя для подтверждения. Он был так похож на худую и злую версию своего брата, что это даже пугало.

– Здравствуйте. Могу я войти?

– Кто вы? – спросил он, мгновенно насторожившись.

– Немезида, – ответила я, пытаясь протиснуться мимо него.

Он заступил мне путь.

– Джуд, впустите меня, – терпеливо повторила я.

– Кто ты, черт возьми, такая? – снова спросил он. Очевидно, Джуда взволновало, что я назвала его по имени, и он принялся искать что-то в своей куртке.

Но я первой распахнула ветровку, и его рука замерла. Разумеется, он понял.

Я улыбнулась:

– Отойдите назад, пожалуйста.

Джуд повиновался. Я вошла в номер и пинком закрыла дверь, краем глаза оценивая обстановку. Комната имела Г‐образную форму: справа от меня находилась ванная, напротив нее стоял шкаф, а на противоположной стене имелось небольшое окно, украшенное выцветшими зелеными занавесками. У стены, прямо напротив шкафа, высилась тумба с телевизором. Вероятно, кровать стояла напротив нее, но отсюда нельзя было сказать точно.

– Сделайте три шага назад, пожалуйста. НЕТ! Не отворачивайтесь. Не оскорбляйте мой интеллект. Просто отступайте назад. Пожалуйста.

Джуд послушался. Я оказалась права. Напротив телевизора обнаружилась кровать, а под вторым окном – небольшой круглый деревянный стол с двумя стульями по обе стороны от него. Типичный гостиничный номер, без сомнения, как и все прочие на этом этаже.

– Снимите, пожалуйста, пиджак, – попросила я и добавила: – Медленно. Очень медленно.

Джуд сделал как сказано. Его торс пересекали две портупеи с кобурами.

– Большим и средним пальцами выньте по очереди каждый пистолет только за ствол и бросьте их на кровать, – велела я. – Пожалуйста.

Джуд не двинулся с места.

– Не вынуждайте меня повторять, – терпеливо попросила я.

И погладила переключатель большим пальцем, надеясь, что Джуд поймет намек. Он понял. Достал сначала один пистолет, потом другой и кинул их на середину кровати. Не сводя с него глаз и все так же держась за переключатель, я высвободила левую руку из пальто, затем перехватилась и вытащила правую. Неудобно, но вполне осуществимо. Наконец я бросила пальто на кровать поверх пистолетов. Никогда не любила оружие.

– Да кто ты такая? И что это значит? – вновь спросил он.

Даже теперь я не позволила себе расслабиться. Ни в коем случае. Я изучала стоящего передо мной мужчину. Годы его не пощадили. Глубокие морщины избороздили лоб и прочертили борозды по обе стороны его рта. Уголки губ были опущены вниз, и если он когда-то умел улыбаться, то позабыл или отринул этот навык давным-давно. Карие глаза казались холодными и бездушными, точно у куклы. Нет, как у акулы. Высокий, широкоплечий, с неожиданно ухоженными ногтями на грубых руках. Дизайнерский костюм непривычно сидел на фигуре грузчика.

– Присядьте, пожалуйста, – я указала на стул у окна.

Джуд медленно опустился, не сводя с меня взгляда. Точно загнанный в угол тигр, выжидающий момента для атаки. Я вновь коснулась переключателя. Вся мерзость, которую ему полагалось запустить, была рассована по самодельным кармашкам внутри ветровки. Никто бы не догадался о содержимом – подумаешь, просто чуть громоздкий «дизайнерский» наряд. Но Джуд теперь знал его секрет, потому и держался настороже. Мое же волнение поутихло. Разумеется, Джуд умел быстро двигаться – но мы оба понимали: я окажусь быстрее.

Я села на кровать, лицом к противнику.

– Ты собираешься ответить на мой вопрос? – спросил Джуд, неудачно пытаясь скрыть свою злобу. Что за негодяй. – Кто ты такая?

– Меня зовут Джасмин Дхарма Нина Адейбе-Хэдли, но вы можете называть меня миссис Хэдли.

Джуд мгновенно сощурился. Он мог не узнать меня в лицо – да и с чего бы, после стольких лет, – но вот фамилию определенно помнил.

– Что тебе нужно?

Я широко улыбнулась, наслаждаясь своим драматическим моментом:

– Ты.

Глава 3

Роуз 7 лет и 3 месяца

Пап, ты за мной наблюдаешь? Видишь меня? Вот бы ты был здесь и помог мне. Папочка, что я сделала?

Мама будет очень переживать. Я до сих пор не понимаю, почему миссис Хойл выгнала меня из класса в коридор.

Что я сделала?

А ведь я хожу в ее класс всего два дня. Зачем меня выгонять? Как думаешь, миссис Хойл расскажет маме? Я так мечтала перейти в младшую школу, но не в том случае, если меня станут выкидывать из класса без причины. Мне хочется плакать, но я не буду. Мама говорит, что плач – это пустая трата воды. Как бы мне хотелось вернуться в кабинет. Здесь так скучно стоять. Даже не на что посмотреть на стенах, потому что сейчас только начало семестра. Никаких рисунков. Никаких картин. Никаких надписей. Ничего.

Так нечестно.

Что я сделала, папочка?

Глава 4

Сеффи

Миссис Хойл набросилась на меня, как только я ступила на игровую площадку. Один взгляд на ее кислое, обращенное ко мне лицо – и у меня упало сердце. Миссис Хойл прошествовала к тому месту, где я стояла, болтая с Джошуа и Рупалом, родителями, чьи дети учились в том же классе, что и моя Роуз.

– Мисс Хэдли, очень жаль, что приходится говорить вам об этом, но сегодня мне пришлось выгнать Калли-Роуз из класса.

– Правда? – спросила я, сохраняя выдержку. – И почему же вам пришлось это сделать?

Мое лицо пылало, отчасти от смущения, но в основном от гневного неверия. Почему миссис Хойл сочла нужным рассказать мне об этом на глазах у всех родителей? Что ж, я догадывалась. Миссис Хойл не одобряла меня и моего ребенка «смешанной расы».

Боже, как я ненавидела эту фразу! Когда мы впервые встретились с учительницей в конце предыдущего семестра, миссис Хойл окинула меня изумленным взглядом и едва пожала руку. Возможно, она ожидала, что мать Калли-Роуз окажется Нулем, а не Крестом. В классе дочки учились в основном Кресты, а также Нули, но моя Калли-Роуз была уникальной. На том собрании в конце учебного года некоторые родители, чьи дети перешли в младшую школу, тоже не раз бросали на меня взгляды. Мне приходилось твердить себе, что не каждый, кто пялится на меня, враг. Но воспоминания заставляли настороженно относиться к взглядам, косым или каким-либо еще.

Бескровные губы миссис Хойл сжались еще больше.

– Ваша дочь ругалась на меня.

Вот это уже чушь. Дочь ни за что не стала бы оскорблять ее или кого-то еще.

– Роуз не знает никаких ругательств, так как же могла сказать их вам?

– Простите, мисс Хэдли, – крайне надменно сказала миссис Хойл, – но все родители думают, что их дети не могут сделать ничего плохого. Уверяю, ваша дочь действительно ругалась на меня.

Я досчитала до десяти, потом снова до десяти, прежде чем решилась заговорить. Если она еще хоть раз использует этот властный тон, называя меня «мисс Хэдли»…

– Я поговорю с Роуз и выясню, что именно произошло, – наконец ответила я.

– Я не лгу, мисс Хэдли.

– Я и не утверждала обратного, миссис Хойл. Но уверена, что все это просто недоразумение.

– Хм! Что ж, надеюсь, больше такого не повторится, – подытожила миссис Хойл.

«Убирайся с глаз моих долой, старая карга», – подумала я. И много чего еще. Но улыбнулась, стараясь, чтобы чувства не отразились во взгляде. Я отвернулась первой – как раз вовремя. Роуз вышла на игровую площадку. Она побежала ко мне, но резко остановилась, увидев, что рядом со мной стоит ее учительница. Даже отсюда я увидела, как в дочке будто погас свет. Она шла ко мне, опустив глаза и плечи. Одна слезинка упала на землю, за ней последовала другая и третья. Роуз медленно брела ко мне.

И это сделала миссис Хойл. Не удовлетворившись тем, что испортила Роуз первую неделю в младшей школе, она намеренно постаралась унизить меня перед всеми остальными родителями. Я не собиралась об этом забывать.

– Если позволите, миссис Хойл, я нужна своей дочери.

Не дожидаясь ее ответа, я направилась к своей малышке.

– Роуз, перестань плакать. Не позволяй учителю или кому-то еще видеть твои слезы. Ты меня слышишь? – тихо сказала я.

– Да, мамочка, – всхлипнула она.

Я присела перед ней на корточки:

– Калли-Роуз, перестань плакать. Сейчас же.

Она шмыгнула, сглотнула, но сдержалась.

– Теперь мы выйдем отсюда с гордо поднятой головой. Ты поняла?

– Да, мамочка.

– Тогда пойдем. Пойдем домой. – Я взяла руку дочери в свою, стараясь не сжимать ее слишком крепко.

Мы неторопливо вышли с площадки, не привлекая к себе внимания. Я не произнесла ни слова, пока здание школы не осталось позади. Затем остановилась и посмотрела на дочь:

– Ладно, Роуз. Расскажи, почему миссис Хойл выгнала тебя сегодня из класса.

Слезы вновь навернулись ей на глаза.

Я покачала головой:

– Никаких водопадов. Что случилось?

– Я не знаю, почему она меня выгнала. Правда не знаю, мамочка.

– Тогда расскажи мне, что произошло до того, – попросила я.

– Ну… – Роуз поджала нижнюю губу, вспоминая. – Миссис Хойл читала нам про Курочку – ту сказку, где ей на голову падает желудь и она в панике бегает вокруг, рассказывая всем остальным животным, что небо рушится. Ты знаешь эту историю?

– Да, милая. Так что же произошло?

– Миссис Хойл зачитала: «И вот Курочка подбежала к Гусику и сказала: “Небо падает! Небо падает!”» Затем учительница оглядела всех и спросила: «Как думаете, что ответил Гусик? Поднимите руки». И я подняла руку.

– И что же ты сказала?

– То, что говорил мне Тоби. Гусик сказал: «Черт возьми! Говорящая курица!» И тогда миссис Хойл отправила меня в коридор.

Я втянула щеки и прикусила нижнюю губу.

– Понятно, – протянула я, когда сумела совладать с эмоциями. – Роуз, «черт возьми» – это ругательство. И история о Курочке заканчивается совсем не так.

– Нет?

– Нет, милая. Даже близко нет.

– Но так мне сказал Тоби.

При упоминании Тоби я тяжело вздохнула. Он не только жил по соседству с нами, но и развлекался тем, что дурил голову моей дочери – почти всегда успешно. Мне следовало бы догадаться, что его версия «Курочки» будет отличаться от той, которую знают все остальные жители страны. Роуз подняла на меня испуганные глаза:

– Мамочка, ты будешь на меня кричать?

– А ты бы этого хотела?

Она решительно покачала головой.

– На твоем месте, Роуз, я бы не стала верить каждому слову Тоби.

Она сощурилась и раздула щеки, словно обидчик сейчас стоял перед ней.

– Роуз, ты похожа на воздушный шарик. Выдохни, дорогая.

Она с шипением выпустила воздух.

– Так чем же заканчивается история на самом деле?

– Курочку и всех ее прочих не менее идиотских друзей съедает Лисичка за то, что они были такими глупыми, – сообщила я без следа веселья.

Роуз удивленно моргнула:

– Какая-то не очень сказочная концовка. Вроде лиса – плохой персонаж.

– Так устроен мир, Роуз, – предупредила я ее. – Если ты наивная – а значит, незрелая, неопытная или туговатая, – тебя съедят заживо.

– Ой.

Мы продолжили путь.

– Больше мне сказка про Курочку не нравится, – неожиданно сказала дочь.

«Нет, Роуз. Я не собиралась тебя расстраивать. И не хотела портить одну из твоих любимых историй. Просто… просто пыталась…»

Я было попыталась озвучить все эти мысли, что бултыхались у меня в голове, но в итоге, как всегда – как всегда! – закрыла рот и ничего не сказала. И слова утешения и успокоения, которые мне так отчаянно хотелось сказать, сгинули бесследно.

– Пойдем, Роуз, – вздохнула я. – Нам еще нужно купить кое-что в магазине по пути.

– Хорошо, мамочка. – покорно ответила она.

Местный супермаркет находился примерно в десяти минутах от дома, но я не хотела потом снова специально выходить. Пока мы гуляли среди стеллажей, Роуз погрузилась в свои мысли. Я прокручивала в голове, чем бы могла ее утешить, но все звучало как-то неправильно.

Мы уже сворачивали за угол одного из проходов, когда я чуть не столкнулась с двумя мужчинами-Крестами, которые болтали без умолку, не глядя, куда идут.

– Извините, – пробормотала я, хотя это они чуть не налетели на меня, а не наоборот. Оба оглядели меня с ног до головы, затем посмотрели на Роуз. Тот, что повыше, сузил глаза.

– Шлюха! – прошипел он. – Пустышкина подстилка.

И они пошли дальше. Я потрясенно обернулась им вслед. Сказать такое мне… Да они ни черта про меня не знали, однако осудили просто по виду моей дочери. Я посмотрела на Роуз, но та ничего не заметила, по-прежнему витая в своих мыслях, – и слава богу.

Не стой она со мной… Оба мужчины были выше, сильнее и моложе меня, однако я бы с ними справилась. Мне хотелось вырвать им языки.

Если бы дочь не стояла рядом.

Глава 5

Роуз 7 лет и 3 месяца

Мне не особенно нравится раскачиваться взад-вперед. Все так делают. Я люблю крутиться по кругу, по кругу, по кругу. Так гораздо веселее. Люблю сидеть, откинув голову назад, смотреть на небо и облака. Я люблю облака. Только посмотрите на это! Оно похоже на огромную длинноухую собаку, которая мчится за чем-то, чего я не вижу. А может, оно убегает от чего-то, чего мне не видно. Интересно, как правильно? Я люблю сидеть на качелях и крутиться. Делаю так чаще всего после школы, если нет дождя. Но сегодня это не подняло мне настроение, как обычно. Ветерок, овевающий мое лицо, украл весь запах маминых садовых цветов – а я люблю запах цветов, – но даже от этого мне не стало легче.

Дверь кухни открылась. Я уперлась пятками в землю, чтобы не раскачиваться.

– Ты такой гадкий! – крикнула я Тоби, едва он ступил в наш сад.

На нем была футболка, которую мы с мамой подарили ему на восьмой день рождения, – с изображением его ручной змеи, Обнимашки. Мама отнесла фотографию Обнимашки в специальный магазин, где делают всякие штуки (не знаю, какие именно!), и ее отпечатали на футболке. Но все это придумала я. А теперь очень жалела, что старалась. И почему мама впустила его в дом после того, что он натворил?

– Прости, Рози. Твоя мама сейчас рассказала, что сегодня случилось в школе, – начал Тоби, подходя ко мне. Он не улыбался, но его глаза смеялись.

– Не смешно. У меня куча неприятностей – и все из-за тебя.

Тоби попытался скрыть улыбку, но безуспешно. Он пригладил свою каштановую челку, как и всегда, но ее длины не хватало, чтобы спрятать блестящие глаза.

– Прости, Роуз.

Я спрыгнула с качелей:

– Убирайся из моего сада.

Я опустила голову и бросила на Тоби свой самый страшный взгляд исподлобья. Мое лицо будто становилось все меньше и меньше, а брови сходились в одну линию.

– Я же извинился, – запротестовал Тоби. – Я не хотел доставлять тебе неприятности. Это была просто шутка.

– Шутка! И ты должен был меня предупредить. Я ляпнула учительнице, что ты сказал о Гусике, и она выгнала меня из класса за ругань.

Тоби разразился хохотом. Я зажмурилась, надула щеки, а губы сжала так сильно, что их начало пощипывать.

– Ой! – воскликнул Тоби. – А мне сегодня в вашем доме не очень рады.

Я хотела высказать ему все, что накипело, но слова будто спотыкались друг о друга. Потом у меня защипало глаза, и стало еще хуже.

– Тоби Дарбридж, я никогда больше не поверю ни одному твоему слову. – Клятва должна была прозвучать яростно и гневно, но у меня потекли слезы, и я еще больше разозлилась на Тоби. Он все еще оставался нашим соседом, но уже не был одним из моих лучших друзей.

– Роуз, я не хотел, чтобы ты плакала, – сказал Тоби. Все веселье исчезло с его лица. Он выглядел очень серьезным, но мне было все равно. Слишком поздно, как говорит моя мама.

– Я тебе не верю, – огрызнулась я, точно крокодил.

– Рози, мне правда очень жаль. Слушай: проси у меня что хочешь, и я это сделаю.

– Правда?

– Ага! Что угодно.

Хм! Мне больше так сильно не хотелось плакать. Теперь полдень стал теплее, небо голубее, и я была главной!

– Все-все?

– Что угодно.

– Съешь слизняка?

– Что угодно.

– Поцелуешь мне ноги?

– Фу! Что угодно.

– Ну тогда ладно. Ты в деле!

Я огляделась. Мама высадила кусты розовых и красных роз по одной стороне нашего крошечного сада. И регулярно подкладывала под каждый пахучие лошадиные какашки. Говорила, это для удобрения растений. Вот пусть Тоби страдает! Теперь я действительно начинала получать удовольствие от происходящего.

– Набери горсть грязи из-под того розового куста.

Тоби вздохнул с облегчением:

– И это все?

– Нет. Я хочу, чтобы ты ее съел.

– Что съел?

– Грязь.

Затея ему не понравилась – ничуточки.

– Ты серьезно?

– Конечно. Съешь грязь, и я пойму, что тебе правда жаль.

Тоби подошел к ближайшему кусту. Тот был усеян темно-красными цветами, но половина лепестков осыпалась на землю, словно у розового куста пошла носом кровь или что-то в этом роде. Тоби зачерпнул горсть какашек и вернулся ко мне. У меня скрутило желудок. Фу-фу-фу! Я бы не смогла сунуть руки в эту дрянь!

– Даже не думай бросать ею в меня, – сказала я самым свирепым голосом.

– Я и не собирался, – ответил Тоби, все еще сохраняя серьезный вид.

Мы смотрели друг на друга, потом он медленно поднес руку ко рту. Наклонил голову. Его челка упала вперед и почти скрыла из виду ладони. Неужели он действительно собирался это сделать? Нет… Да! Его губы были в миллиметрах от грязи. Он открыл рот. Я рванулась вперед и ударила его по руке. Хотела выбить всю гадость, но ладонь Тоби спружинила, и грязь полетела ему в лицо. Тоби уставился на меня сквозь маску из лошадиных какашек и грязи, и мы оба разразились хохотом.

– Лучше умойся, пока твоя мама тебя не увидела, – предупредила я его.

Тоби попытался отряхнуться, но лишь втер какашки в свою футболку. Они теперь были в его волосах, на лице, на одежде – везде. Мы вернулись на кухню, но я держалась от приятеля поодаль. От него уже немного воняло. Ладно, от него сильно воняло.

– Хочешь, я расскажу, чем на самом деле закончилась история Курочки? – спросил Тоби.