Бездушные

Супермаркет неодолимо влечёт Коннора к себе – парень вдруг осознаёт, что двенадцать часов ничего не ел. В кармане завалялась двадцатка. Ну, ничего ж страшного в том, чтобы купить себе поесть, правда? В большом магазине можно оставаться неузнанным целых пять минут!

Автоматические створки скользят в стороны, и на Коннора накатывает поток холодного воздуха. Поначалу это освежает, а потом становится неприятно, потому что пропотевшая одежда прилипает к телу. Магазин ярко освещён, покупатели медленно бродят между стеллажами, пользуясь возможностью как можно дольше оставаться в прохладе.

Коннор берёт готовые сэндвичи и пару банок содовой – для себя и Льва – и направляется к автоматической кассе, где обнаруживает, что та не работает. Значит, контакта с людьми не избежать. Коннор выбирает кассира, у которого самый рассеянный и скучающий вид. Парень на год-два старше Коннора, тощий, с сальными чёрными волосами и жалким младенческим пушком над верхней губой вместо усов. Кассир проводит товары Коннора через сканер.

– Это всё? – дежурным тоном спрашивает он.

– Угу.

– Товары все в надлежащем состоянии?

– Да, всё в порядке.

Кассир вскидывает нелюбопытный взгляд. Коннору кажется, что парень задерживает на нём глаза чуть-чуть дольше необходимого, но, возможно, здесь такая политика – начальство требует, чтобы персонал смотрел покупателям в глаза; это часть стандартного ритуала, как и дурацкие вопросы.

– Может, помочь донести до машины?

– Сам справлюсь.

– Как знаешь, братан. Смотри, поосторожней, снаружи топка.

Коннор без дальнейших затруднений выходит в раскалённый день. Он уже на середине стоянки, когда сзади вдруг раздаётся:

– Эй, подожди!

Коннор застывает, правая рука привычно сжимается в кулак. Однако, повернувшись, он видит давешнего кассира – тот идёт к нему, помахивая бумажником.

– Братан, ты бумажник забыл.

– Извини, – говорит Коннор, – не мой.

Кассир открывает бумажник, смотрит на водительское удостоверение.

– Уверен? Потому что…

Атака следует настолько неожиданно, что застаёт Коннора врасплох. У него нет ни малейшего шанса защититься, к тому же удар идёт низом. Пинок в пах, мгновенный шок, а затем нарастающая волна нестерпимой боли. Коннор размахивается, и рука Роланда не подводит – кулак попадает прямо кассиру в челюсть. Потом в ход идёт его родная рука, но боль к этому моменту так сильна, что удар получается вялым. Кассир уже у Коннора за спиной, захватывает его шею удушающим приёмом. Но Коннор не сдаётся. Он крупнее своего противника, сильнее его, однако кассир знает своё дело, и реакция Коннора запаздывает. Захват соперника блокирует его дыхательные пути и зажимает сонную артерию. В глазах Коннора темнеет, ещё немного – и он потеряет сознание. Одно хорошо – когда ты без сознания, то не ощущаешь жгучей боли в паху.

•••••••••••••••

СОЦИАЛЬНАЯ РЕКЛАМА

Раньше я не прочь был позубоскалить над клапперами, но недавно трое из них избрали своей целью мою школу и взорвали себя посреди переполненного коридора. Кто бы мог подумать, что такое простое движение – соединение ладоней – способно причинить столько горя? В тот день я потерял многих своих друзей.

Если ты думаешь, что клапперов нельзя остановить, ты не прав. Например, если ты заметил в своём районе подозрительных подростков, не медли, заяви в полицию, потому что статистика свидетельствует: большинство клапперов – молодые люди не старше двадцати. Обращай внимание на тех, кто одет слишком плотно, не по погоде, – террористы обычно стараются обезопасить себя от случайной детонации. Присмотрись к человеку, идущему слишком осторожно, как если бы каждый его шаг стал последним. Выступай в поддержку запрета на аплодисменты в общественных местах в твоём округе.

Вместе мы сможем положить конец террору клапперов. Наши руки против их рук!

    – Спонсор: общество «Руки врозь ради мира»

•••••••••••••••

Коннор приходит в себя в одно мгновение – сразу, без обычного тумана в мозгу. Зрение чётко, память тоже не подводит. Он знает, что подвергся нападению и что у него большие неприятности. Вопрос: насколько большие?

Рана в груди ноет, в голове словно молот стучит, но Коннор заталкивает мысли о боли куда-то в закоулок сознания и быстро начинает вбирать в себя информацию об окружающем. Так, стены из шлакоблоков. Земляной пол. Это хорошо: значит, он не в тюрьме и не в полиции. Скудный свет льётся из единственной голой лампочки над головой. И справа, и слева у стен громоздятся горы съестных припасов, стоят ящики с питьевой водой. Бетонные ступеньки ведут наверх, к люку. Ясно – он в подвале или бункере. Скорее всего, это штормовое убежище. Тогда понятно, почему здесь столько провианта.

Коннор пытается пошевелиться, но не может. Его руки привязаны к столбу за спиной.

– Долговато ты очухивался!

Коннор поворачивает голову и видит неопрятного кассира из супермаркета – тот сидит в тени у горы продуктов. Обнаружив, что пленник смотрит на него, он подвигается на свет.

– Этим приёмчиком я вырубаю народ на десять, максимум двадцать минут. А тебе понадобился почти целый час.

Коннор не произносит ни слова. Любой вопрос, любое высказывание равносильно признанию своей слабости. Этот лузер не дождётся, чтобы Коннор добавил ему власти над собой сверх уже имеющейся.

– Если бы я подушил тебя ещё десять секунд, ты бы окочурился. Или получил бы мозговую травму. У тебя же всё в порядке с мозгами, правда?

Коннор по-прежнему молчит, пронзая противника ледяным взором.

– Я тебя сразу узнал, в ту же секунду, как увидел, – продолжает кассир. – Поговаривали, что Беглец из Акрона мёртв, но я-то знал, что это враки. Habeas corpus, говорю я. «Дайте мне его тело». А какое может быть тело, если ты жив!

У Коннора больше нет сил держать язык на привязи.

– Habeas corpus означает вовсе не это, ты, олух![4 - Habeas corpus ((лат.) буквально «ты должен иметь тело», содержательно – «представь арестованного лично в суд») – понятие английского и американского права, согласно которому любой задержанный человек может потребовать доставить себя лично в суд вместе с вместе с доказательствами законности задержания.]

Кассир хихикает, потом вытаскивает телефон и делает снимок. От вспышки молот в голове Коннора бухает ещё сильнее.

– Ты хотя бы понимаешь, как это всё клёво, Коннор?! Я буду называть тебя Коннор, ладно?

Коннор смотрит на свою грудь: рана перевязана настоящим бинтом и закреплена хирургическим пластырем. Ага, он видит повязку, значит, рубашки на нём нет.

– Ты куда мою рубашку дел?

– Снял, куда дел. Увидел кровь, надо было проверить, откуда она. Кто это тебя порезал? Инспектор? А ты его, небось, вообще укокошил, а?

– Ага, кранты ему, – подтверждает Коннор, надеясь, что его взгляд ясно говорит этому придурку: «Ты следующий».

– Эх, вот бы хоть одним глазком! – загорается кассир. – Ты же мой герой, ты это знаешь? – Глаза у него мутнеют, он погружается в воспоминания: – Беглец из Акрона разносит лагерь «Хэппи Джек» к чертям, убегая прямо из-под ножа! Беглец из Акрона транкирует инспектора из его же собственного пистолета! Беглец из Акрона превращает предназначенного в жертву в клаппера!

– Вот этого я не делал.

– Ну, может, и не делал, зато всё остальное-то делал! Этого достаточно!

Коннор думает о друге, который ждёт его на свалке, и у него начинает ныть сердце.

– Я следил за твоей карьерой, чувак, а потом они сказали, что ты умер, но я этому никогда не верил, ни одной секунды! Такого парня, как ты, так запросто не свалить!

– Никакая это не карьера, – отрезает Коннор. Ему отвратителен этот хмырь с его извращённым героическим культом. Однако хмырь как будто не слышит его.