Смешенье

– Почему у них нет денег? – спросил Авраам.

– Разные люди отвечают по-разному. Большинство – что деньги не нужны, потому что система работает идеально. Другие объясняют, что звонкую монету, как только она появляется, вывозят в Женеву.

– Зачем?

– В Женеве есть банк, который в обмен на звонкую монету выпишет вам переводной вексель, подлежащий оплате в Амстердаме.

Глаза у Авраама сверкнули.

– Так мы не одни гадаем, как обратить в деньги полученную в Лионе прибыль!

– Ещё бы! Этот вопрос заботит всех иностранных коммерсантов в Лионе, не готовых поверить, будто запись в книге ничем не хуже чистогана, – сказал Самуил.

– Да кто ж вообще в такое поверит? – спросил Авраам.

Якоб Голд ответил:

– Тот, кто здесь давно и кого эта система исправно кормит.

Элиза сказала:

– Она работает лишь потому, что эти люди прекрасно друг друга знают. Их такое устраивает. Мы, чужаки, не можем войти в Депозит, как зовётся здешняя система расчётов.

Яков Голд добавил:

– Она устраивает тех, у кого здесь дома, земли, слуги. Они проворачивают огромные сделки и живут, ни о чём не заботясь. Недостаток денег сказывается, только когда возникает потребность извлечь капитал и переехать в другое место. Однако, если такая потребность у вас возникла…

– Значит, вы не живёте в Лионе и не входите в Депозит, – подхватила Элиза.

– Мы можем кружить на месте весь день, как уроборос, – сказал Самуил, хлопая в ладоши, – но факт в том, что мы здесь и хотим закупить лес для короля. У нас нет денег, зато есть кредит у мсье Кастана, у которого, в свою очередь, есть кредит, потому что он живёт здесь и входит в Депозит.

– Спасибо, Самуил, – проговорила Элиза. – Вы правы: мсье Кастану верят. Если другой член Депозита запишет в книге: «Мсье Кастан должен мне столько-то экю», для него это всё равно что золото. А нам нужно обратить «золото» в поставку леса в Нант.

– Благодаря господину Вахсманну, – сказал Яков Голд, имея в виду хозяина дома, – мы в основном представляем, куда идти и кого спрашивать о потенциальных продавцах леса; но как перевести им деньги из королевской казны?

– Нужен член Депозита, готовый записать в своей книге, что король должен ему эти деньги, – сказала Элиза.

– Однако деньги не попадут в руки того, кто продаёт нам лес, если только он не входит в Депозит, а я не думаю, что лесорубов туда принимают, – подытожил Самуил.

– А мы не получаем прибыли, – напомнил бдительный Авраам.

Элиза ущипнула его за нос, чтобы помолчал, и сказала:

– Верно, однако воск, шёлк и другие товары продаются здесь в огромных количествах, так что должны существовать какие-то ходы. И кому-то удаётся получить прибыль в звонкой монете, раз её тайком вывозят в Женеву.

Призвали господина Вахсманна – уроженца Померании, плотного, седого, лет шестидесяти с лишком. Собравшиеся изложили ему свои затруднения и спросили, как же он продаёт товар, если не входит в Депозит. Вахсманн ответил, что имеет договорённость с крупным лионским дельцом, у которого держит текущий счёт. Когда баланс этого счёта положительный, господин Вахсманн может приобрести, что ему нужно. То же самое, заверил он гостей, должно относиться к любому серьёзному лесоторговцу.

– План начинает вырисовываться, – сказал Самуил. – Мы находим лесоторговца, уславливаемся о цене в экю с солнцем, не заботясь о том, что это чисто воображаемая валюта, потом передаём дело участникам Депозита, и пусть они проводят взаиморасчёты по книгам. Мы получаем лес. Но как нам при этом извлечь прибыль?

Господин Вахсманн пожал плечами, будто не задумывается о таких пустяках; однако по обстановке дома было видно, что доходы он получает, и немалые.

– Если хотите, можете перевести прибыль на мой счёт, мы вложим её в последующие операции с Депозитом, и со временем она обратится во что-нибудь материальное, скажем, в бочонки с мёдом, которые вы сможете продать за золото в Амстердаме.

– Вот так люди приезжают в Лион и остаются здесь навсегда, – пробормотал Яков Голд, соединив в одной реплике сомнения амстердамца в разумности лионской системы с презрением парижанина к провинции.

Господин Вахсманн снова пожал плечами и обвёл взглядом свои хоромы.

– Бывает и хуже. Знаете, какая погода в Штеттине в это время года?

– Что, если получить прибыль в звонкой монете и обменять её в Женеве на переводные векселя? – спросил Авраам. – Куда быстрее, да и легче доставить в Амстердам, чем бочонки с мёдом.

– Металлических денег очень мало, а спрос на них очень велик, так что вам придётся уступить большой процент, – предупредил Вахсманн. – Если вас это не останавливает, то такими операциями занимается дом Хакльгеберов. Их представительство под вывеской Золотого Меркурия, наискосок через Меняльную площадь.

– Знакомая фамилия, – проговорила Элиза. – Я была в их лейпцигской фактории, и сам Лотар на меня пялился.

– Никогда о таком не слышал, – заметил Самуил, – но если на вас пялился, значит, не совсем дурак.

– Он занимается драгоценными металлами, – сказал Якоб Голд, – вот всё, что я о нём знаю.

– Когда здешние генуэзцы разорились, – начал господин Вахсманн, – это случилось потому, что испанские рудники затопили Севилью серебром. Женевские банкиры приехали в Лион, дабы заполнить пустоту, оставшуюся после генуэзцев. Банкиры эти были связаны с серебряными рудниками в Гарце и Рудных горах, процветавшими некоторое время, пока на рынок вновь не хлынуло испанское серебро. В общем, у одного из женевских семейств было представительство в Лейпциге. Те, кого отправили им руководить, породнились с семейством фон Хакльгеберов. Сами Хакльгеберы издавна связаны с Фуггерами. Говорят, что их род восходит ко дням римлян.

Авраам фыркнул.

– А наш – ко дням Адама.

– Да, но они чрезвычайно этим гордятся, – заметил господин Вахсманн. – И, кстати, теперь, когда ты справил бар-мицву, тебе стоит меньше корпеть над Торой и больше учиться светскому лоску. Так или иначе, судьба благоволила лейпцигской ветви, и вскоре хакльгеберовский хвост уже вилял женевской собакой. Дом этот невелик, но Хакльгеберы слывут очень ушлыми. Их представительства есть в Лионе, Кадисе, Пьяченце – везде, где перемещается большое количество денег.

– И что они делают? – полюбопытствовал Авраам.

– Ссужают в долг, совершают операции с деньгами, как остальные банки. Однако специализируются они на манёврах вроде того, о котором мы говорим: доставка драгоценных металлов в Женеву. Помните, я предупреждал, что вы потеряете большой процент на переводе прибыли в звонкую монету? Вы могли бы задуматься, куда деваются недостающие деньги. Ответ: они оседают в сундуках Лотара фон Хакльгебера.

Господин Вахсманн встал и раза два прошёлся по террасе, прежде чем продолжить:

– Я торгую воском. Я знаю, откуда он берётся и где на него есть покупатели, сколько воска того или иного сорта требуется в разное время года в разных местах. Я бы сказал, что вот так же Лотар фон Хакльгебер разбирается в деньгах.

– Вы имеете в виду золото? Серебро?

– Что угодно. Металл в чушках, слитках, чеканную монету, ценные бумаги, расчётные деньги, такие как экю с солнцем. Для меня деньги воистину загадочны, для него – просты, как воск. Подобно сотам в кипятке, они сплавляются и смешиваются в одно.

– Тогда мы отправимся к его здешнему представителю, – сказала Элиза.

– Хорошо, – подхватил Самуил де ла Вега, – но я вам скажу: будь у них здесь простые монеты, мы бы провернули всё дело за час. Не стану отрицать, система работает, но этот ваш Депозит напомнил мне альпийские деревушки, где все из поколения в поколение женятся на близких родственницах.

– На следующий день, – продолжала Элиза, – я встретилась с Герхардом Манном, представителем Хакльгеберов в Лионе.

Она выпустила мошонку Бонавантюра Россиньоля. В последние полчаса ей лишь таким способом удавалось поддерживать его внимание по ходу рассказа про экю с солнцем, Депозит и тому подобное. Однако при имени «Хакльгебер» Бонбон встрепенулся.

– Лотар фон Хакльгебер не из тех, кто потерпит, чтобы его служащие шлялись днём по кофейням, – сказала Элиза.