Закольцованность

Она подняла к нему побледневшее лицо, он видел, что её уже терзают мысли об измене, которые ночью они стёрли своей страстью. Герман постарался не тревожить её слишком сильно, поцеловал нежно, усмирив желание стиснуть её изо всех сил… Вероятно, ему было легче, его семейная ситуация была безнадёжна, он давно считал себя свободным, до определённой степени, конечно… Её же ситуацию он не знал совсем… Что толкнуло такую, как она, в чужие объятия? Что заставляло её сейчас страдать?..

– Буду ждать тебя… – опять сказал он, почти насильно вкладывая в её руку ключи.

Она бросила на него смущённый взгляд. Дверь за ней закрылась.

*

Вероятно, что-то в её внешности или поведении изменилось. В постели муж долго гладил её, ласкал грудь, целовал, растревожив её тело, но на более смелые её «запросы» ответил молчаливым отказом, просто убрал её руки от «опасного» места, пожелав сладких снов. Она опять не нашла в себе достаточно сил, чтобы поговорить с ним, обозначить свои ожидания словами, предупредить, что десять лет воздержания не просто привели их к черте, но они почти её переступили. Да что там почти, уже переступили…

*

Как и обещал, Герман ни разу не позвонил ей, хотя много раз порывался это сделать, просто для того, чтобы услышать голос… Накануне приезда особенно долго гипнотизировал телефон, но удержался. Ограничился посланием на почту: «Очень-очень-очень тебя жду». Войдя в квартиру, поставил в вазу купленные розы (он никому не дарил цветы с тех пор, как заболела жена), накрыл стол для лёгкого ужина, достал бутылку хорошего вина, зажёг свечи… На работе мужская часть его подчинённых (у него была своя юридическая фирма) с завистью отметила, что он стал выглядеть ещё моложе, хотя ему и раньше никто не давал его пятидесяти двух, максимум сорок, и то за счёт седины, появившейся у него сразу, как только врачи поставили жестокий диагноз. Знакомые женщины со вздохами предположили, что в его жизнь вошла любовь. Вздохи же были вызваны тем, что все они пытались достучаться до него последние семь лет (раньше это не имело смысла, поскольку он любил жену и никогда не смотрел по сторонам). Теперь же понимали, что достучаться удалось кому-то другому…

Герман прислушивался к движению своего сердца, телефон лежал перед ним на столе, по-прежнему маня его соблазном нарушить обещание. Наконец сердце замерло, потом на этаже стукнул лифт. Он рывком открыл дверь. Таким же рывком притянул Алёну к себе, вместо приветствия впиваясь в губы. Она ответила словно бы нехотя, сопротивляясь желанию, которое уже охватило её тело, судя по дрожи. Едва он отпустил её, быстро проговорила задыхающимся после страстного поцелуя голосом:

– Я не смогу остаться.

– Почему?.. – он держал её лицо в ладонях, собираясь снова погрузиться в мир её нежных и трепетных губ.

– Я пришла попрощаться. В благодарность за те ощущения, что ты подарил мне, не смогла сделать это по телефону или письмом, – было видно, что она репетировала текст, произносила его так, словно читала по бумажке.

– Почему?! – повторил он более требовательно, заглядывая с тревогой в её глаза. В них стояли слёзы.

– Нам не следовало нарушать правила, – прошептала Алёна, слезинки покатились по щекам. – Короткие отношения без обязательств, только пара часов в постели, всегда новые лица, иллюзия, что так измена вроде бы менее страшна, разве не этого мы искали?

– Возможно… То есть да, конечно, так и было, пока я не встретил тебя, – пробормотал он, не выпуская из ладоней её лицо, наполняясь мрачностью от её слов, от настроя. Попробовал уговорить: – Но если нам хорошо друг с другом в… этом плане, то почему ты не хочешь продолжать?..

Она молчала, хотя явно не оттого, что не думала над этим, а потому, что не могла высказать вслух. Наконец решилась:

– Герман, я люблю мужа. У него много лет назад начались мужские проблемы, я в какой-то момент не выдержала, почувствовала неумолимость времени, отчаяние, что больше никогда не испытаю того, что всегда испытывала в его объятиях (Герман напрягся, внезапно ощутив ревность), обиду оттого, что он не пытается исправить положение, всё это привело меня на этот сайт. И так случилось, что первым стал ты. И я была так признательна тебе за ту первую ночь. Но зачем мы продолжили?! – Слёзы опять заструились по её лицу. – Зачем ты входишь в моё сердце? Зачем привязываешь к себе?! Во что всё это выльется?!

Он прижал её лицо к своей груди, обнимая другой рукой за вздрагивающие плечи, лихорадочно искал возможность удержать её.

– Если тебе нужны только пара часов в постели, пусть будут только пара часов, но, прошу тебя, со мной, не с кем-то другим. Обещаю не делать попыток склонить тебя на большее.

Они так и стояли в прихожей, Герман почувствовал, что её слёзы иссякли, но продолжал прижимать к себе, боялся, что если уберёт руки, то Алёна отстранится и вернуть её в объятия уже будет трудно, а то и невозможно, вдруг она захочет сразу уйти…

– Пусть будут пара часов, – умоляющим тоном повторил он. – Пара – это ведь не один, не два, а несколько? – прозвучало по-детски, но ему сейчас было всё равно. – Пусть не каждую неделю, пусть только, когда ты сможешь, но не исчезай из моей жизни.

Алёна молчала. Он осторожно убрал одну руку с её спины, просунул между ними, стал расстёгивать её пальто, другой рукой крепко удерживая Алёну подле себя. Расстегнув, аккуратно снял, перехватываясь рукой, боясь ослабить объятие, на ощупь повесил на вешалку.

Про себя он удивился названной ею причине, которая привела в итоге к их встрече. Ведь даже при такой неприятности, как снижение мужской силы, всегда остаются способы доставить любимой женщине радость в постели. Но намекнуть на это Алёне (да и вряд ли она сама этого не понимала) и таким образом ослабить её чувство вины перед мужем он посчитал со своей стороны недостойным.

– Ты готовился к моему приходу, – услышал он её шёпот, понял, что, пока снимал с неё пальто, она увидела через открытую дверь кухни накрытый стол, цветы и свечи…

– Да, я очень ждал тебя, – так же тихо ответил он.

– Я пойду умоюсь, – Алёна упёрлась ему в грудь, отстраняясь, Герман с неохотой выпустил её.

Пока в ванной лилась вода, он наполнил бокалы вином.

Она пришла на кухню, села за стол, свежеумытое лицо с чуть припухшими от слёз глазами было таким милым, ему потребовалось усилие, чтобы не сжать её снова в объятиях.

Алёна с задумчивым видом взяла бокал, произнесла, подняв на Германа взгляд:

– Про меня ты теперь знаешь, а что у тебя?

– Мне проще… – отвечая на её взгляд своим, напряжённым и чуть хмурым, сказал он. – Я почти свободен. А женщина, которую люблю, сидит передо мной.

Алёна вспыхнула, потом побледнела. Герман находился ближе к выходу из кухни и был преисполнен решимости силой удержать её, если вдруг его признание она сочтёт за повод уйти. Он встал и демонстративно закрыл дверь.

– Что значит «почти»? – наконец спросила она, с печальной усмешкой проследив за его действиями.

– Моя жена давно и безнадёжно больна. У неё деменция. Я не могу её оставить, но и считать женой то подобие человека, которое живёт в моей квартире, тоже не могу. Я очень её любил, но болезнь навсегда разлучила нас. С годами я смирился, сердце моё освободилось, я не хотел занимать его никем, поэтому пользовался услугами этого сайта, как говорится, исключительно «для здоровья», – он усмехнулся с иронией и сарказмом, – но теперь есть ты. Этого уже не изменить. Не изменить, Алёна, понимаешь?! – он почти выкрикнул последнюю фразу.

– У вас есть дети?

– Сын и дочь, они взрослые, у них свои семьи, у меня двое внуков, но при чём тут они? – отмахнулся он устало, сделал из бокала глоток. – Мы с тобой не мальчик и девочка. К счастью… Алёна, я соскучился по тебе, – его голос понизился до хриплого шёпота, Герман подошёл к ней, снова обнял ладонями её лицо, накрыл её губы своими в жарком поцелуе.

– Останься со мной, – повторил он, когда с радостью почувствовал, что её тело не может сопротивляться влечению, что она желает его не меньше, чем желает её он. Он боялся лишь, что Алёна пересилит себя за те минуты, которые потребуются, чтобы дойти до кровати, а потому решил не рисковать. Торопливо стал снимать с неё одежду и бельё, жадно припадая губами к обнажающимся участкам её кожи, он забыл, когда вёл себя так последний раз, наверное, в далёкой юности. Овладел ею, сам не успев до конца раздеться, входя в неё на всю возможную глубину, чтобы полностью соприкасаться телами. После первого взрыва, заставившего их обоих в голос стонать, разделся донага, на руках отнёс её в постель, и всё повторилось сначала…