Скрипка неизвестного мастера

– Пойдём скорее, я здесь живу, прямо в этом доме, – и Таня потащила его к своему подъезду. – Вот уже наше парадное!

Кешка с удивлением стал вспоминать, где он мог слышать такое – «парадное» вместо подъезда. Ведь никто так не говорит! Кажется, читал где-то… Или слышал от дедушки. Ну, конечно, от дедушки, Иннокентия Михалыча.

А подъезд и вправду оказался парадным. Дом – старый, с высоченными потолками. Просторная лестница с чугунными перилами, на окнах – витые решётки.

– Только знаешь, у меня папа строгий очень. Ты с ним поздоровайся обязательно, не забудь! – и Танин голос эхом прокатился по пролётам лестницы.

– Что ты, в самом деле… За дурачка меня какого-то принимаешь. Слушай, а может, не надо? Я почти согрелся уже!

– Это ты моего папу испугался, да? – и Таня, не дав ему опомниться, нажала кнопку звонка.

Дверь открылась. И Кешка действительно забыл поздороваться. Он вообще обо всём на свете забыл…

VI. Профессор

…Потому что на пороге перед ним стоял дедушка. Самый настоящий дедушка Иннокентий Михалыч. Живой и здоровый. Небольшого роста, в круглых очках. И взгляд, кажется, такой же. Только борода не седая, а чёрно-рыжая…

– Папа, это Кеша Марков, – сказала Таня и довольно ощутимо пихнула Кешку в бок.

– О! Кеша! – дедушка-недедушка покачал головой. – Я сражён и очарован вашим внешним видом, юноша! Как вам это удалось?!

А чумазый Кешка всё стоял, как истукан, и не мог вымолвить ни слова.

– Ну что ты, пап, честное слово, – заступилась за Кешку Таня, – вот, упал человек… Между прочим, папа, Кеша – друг Тиграна Каспаряна.

И она выразительно посмотрела на Кешку. Но он не заметил её взгляда. У него вдруг что-то тихонько зазвенело внутри от Таниных слов. Откуда она могла узнать, что он друг Тиграна? Получается, Тигр сам ей сказал, что они друзья?!

– Ну что же, проходи, друг Тиграна Каспаряна. А меня зовут Михаил Соломонович, – и Танин папа протянул ему руку. Такую как будто знакомую руку!

– Здравствуйте, – опомнился наконец Кешка и вытер свою грязную ладонь о штаны. И она от этого, кажется, стала ещё грязнее…

Михаил Соломонович ещё раз усмехнулся и покачал головой. Но руку Кешкину пожал.

– А вы… вы откуда Тигра знаете?

– Тигран – фигура заметная. Интересный молодой виолончелист.

«Ого! А Тигр-то, оказывается…» – подумал Кешка. И ещё подумал, что быть «молодым виолончелистом» гораздо приятнее, чем просто «молодым человеком».

– Давай-ка, герой, скорее в ванную – и сушиться. Танюша, чаю сообразишь сама, отогревай своего гостя. Только учтите: ко мне сейчас студент придёт, и чтобы я вас не видел и не слышал!

Кешка умылся и теперь растерянно стоял в коридоре. Он чувствовал себя нелепо, глупо. В своих чудесных штанах, с которых кусками начала отваливаться грязь, он просто не мог зайти в комнату!

А в Таниной комнате стояло пианино. Ну да, ведь она занимается музыкой… И вообще – в этом доме с парадным подъездом, таинственными лестницами и лепниной на потолке обязательно должно быть пианино. А Кешки в грязных штанах здесь быть не должно! Что же, ему так и стоять здесь, в прихожей?

Помощь неожиданно пришла от Михаила Соломоновича. Он протянул Кешке чистые джинсы, рубашку и даже носки.

– Держи, страдалец! Должно подойти. От Петьки моего осталось…

Кешка никогда в жизни не надевал чужих вещей. Разве что старую мамину куртку на даче, но чтобы рубашку… Он переоделся в ванной и с удивлением обнаружил, что ему даже приятно влезть в одежду неизвестного Петьки, наверное, Таниного брата. Вещи были основательно поношенные, но чистые, глаженые – видимо, давно уже лежали в каком-то шкафу.

Таня уже несла в комнату чайник. Из него уютно поднимался пар.

– А этот Петька – он твой брат? – спросил Кешка на всякий случай, просто чтобы не молчать.

– Нет, не брат. Это ученик папин такой… был… Он у нас жил, долго, лет пять, наверное…

– Как это – был? – испугался Кешка.

– Да он и сейчас есть, – успокоила его Таня. – Просто уехал. Уехал дальше учиться, в Америку.

«Далась им эта Америка», – подумал Кешка, вспомнив дедушку. И тут же представил, как они могли бы там встретиться – дедушка Иннокентий Михалыч и этот Петька… Интересно, а какой же это такой учитель – студенты к нему домой ходят, даже живут у него! Почему-то вспомнились восточные единоборства: ушу, каратэ, Учитель… Именно Учитель, с большой буквы!.. Только вот Михаил Соломонович меньше всего похож на каратиста…

Тут Кешка услышал звонок в дверь, и затем весёлый мужской голос: «Здравствуйте, профессор!»

Кешка удивился:

– Ого, профессор!

– Да нет, – засмеялась Таня, – просто это Сашка пришёл, он так всегда шутит.

Ничего себе – Сашка! По голосу – взрослый дядька. Значит, студент. Наверное, Михаил Соломоныч всё-таки в университете преподаёт. И Кешка не выдержал, спросил наконец у Тани:

– А твой папа – он учитель чего? Чему он учит?

Таня опять засмеялась:

– А это сейчас узнаешь!

Вот ещё загадки! Почему сразу нельзя сказать?

Всё это было таинственно и ни на что не похоже. Волшебный дом, Таня Соловьёва, пианино, Петька, который здесь жил непонятно почему… Таня взрослого человека называет «Сашка». И главное – этот удивительный Михаил Соломонович, профессор непонятно чего, который совсем-совсем почти дедушка Иннокентий Михалыч! И даже говорит так же! И почему Таня сразу не сказала…

Тут и раздался этот звук. Первый звук…

Кешка вздрогнул. Он пока ещё не понял, что это, но почему-то отчётливо вспомнил, с каким звоном лопнуло стекло тогда, в музыкальной школе.

Второй звук, третий… и четвёртый, последний…

Кешка замер и закрыл глаза.

Ему показалось, что вся его жизнь – с того самого разбитого окна до сегодняшнего дня, со всей его дурацкой войной против музыки и глупой обидой на Тигра, – вся его, Кешкина, жизнь с таким же звоном посыпалась, разлетелась на тысячи осколков… Вся его защита от музыки, которую он так старательно возводил, кирпичик к кирпичику, – вся она рухнула от одного прикосновения к струне…

А ведь это была ещё не музыка. Это просто настраивали скрипку.

Кешка даже не удивился. Всё правильно: дедушка – учитель скрипки…

– Кеш, ты чего, а, Кеша? – он на секунду опомнился и увидел Танины испуганные глаза. – Тебе что, плохо?