Павел хотел осмотреться прямо сразу и поставить дежурного.
Но Глеб настоял на том, что надо выспаться всем, просто натянув верёвку на входе, если кто попытается зайти, зашумит и они, хорошо вооружённые, смогут дать отпор.
– Паша, поверь мне, сейчас тела начнут привыкать к новому состоянию. Лучше спать и отдыхать, всё пройдёт легче. Я не говорил вам, чтобы не пугать, но перестройка организма в молодое состояние не совсем легко даётся. Предлагаю расстелить наши туристические коврики, палатка не нужна, я натяну верёвку сам, а вы ложитесь и отдыхайте.
Эля действительно почувствовала, что голова стала кружиться, и тело как-то ослабло. Она с трудом отвязала пенку от рюкзака, расстелила рядом и буквально рухнула на неё.
Она закрыла глаза, голова кружилась. Сквозь нарастающий шум в ушах она услышала несколько коротких фраз, брошенных Павлом, но смысла уже не поняла, уловила только звук его голоса.
– Мы прошли, – смогла подумать она. На этом все мысли закончились, её скрутило в какой-то тугой узел, однако не настолько удушающий, чтобы потерять сознание. Мышцы сводило дрожью, тошнило, во рту ныли зубы, низ живота тянуло давно забытым спазмом. Это кошмарное состояние всё длилось и длилось, не давая вздохнуть.
– Господи, как долго ещё это терпеть, я больше не могу! – сквозь дурноту прорвалась отчаянная мысль, и Эля, сжав зубы, протяжно застонала.
– Терпите, – услышала она какой-то напряжённый голос Глеба сбоку от себя. Видимо, перестройка и ему давалась несладко. – пока… ничем… не помочь.
Паша просто не ответил.
Сколько они так промучились, Эля не знала. Ей казалось, что эта нескончаемая пытка тянется уже целую вечность. Но в какой-то момент она поняла, что дышать чуточку легче, и надежда, путаясь в бессвязности мыслей вспыхнула в ней, приводя в чувство.
Тошнота спала, когда рассвет окрасил в серо-голубой цвет окна и дыру под потолком, но на смену тошноте пришла слабость. Усталое тело жаждало отдыха, и сознание, не спрашивая хозяйку, скользнуло в забытьё сна.
Элю разбудил громкий голос, гулко разлетавшийся под высокими сводами.
Слова казались знакомыми, но смысл сначала ускользал: то ли интонации были незнакомыми, то ли произносимые звуки, то ли всё вместе. Только через некоторое время она поняла, что это голос Глеба, и он говорит на том самом языке, которой передал им магическим обучением.
– Ну что, друзья мои, теперь будем говорить на другом языке. Вам пора привыкать и нужно бы потренироваться выражать на нём мысли. Русский останется нам для тайных приватных разговоров и что-то мне подсказывает, что вы его не забудете, потому что общаться на нём придётся часто. Хотя не забывайте, современный язык в этой местности произошёл от смеси русского и ещё ряда восточных языков. Это смесь языков тех народностей, которые из-за катаклизма оказались вместе и перемешались.
– Ну ты гад, – с пола ответил Паша на чистом русском, – предупредить о таком состоянии не мог?
– А зачем? Не хотелось вас пугать, особенно Элю. Ничего бы это не изменило, а дрожания нервам прибавило бы.
– А если бы на нас кто-то напал в таком состоянии?
– Ну не напал же. Сразу по приходу было понятно, что храм пуст и как был заброшенным, так и остался. Это значило, что к нему нет внимания и, если даже здесь недалеко есть люди, они здесь редко появляются. И уж точно не придут ночью. А до утра мы бы восстановились слегка. Эля, ты как? Тебе-то, наверное, хуже всего. – повернулся к ней Глеб.
– Почему? – хрипло сказала женщина, голос слушался её с трудом.
– Потому что в мужской природе стареть постепенно, а у вас скачком. Значит, и обратно должен быть скачок, удар по пожилому организму. Как себя чувствуешь? На вид вроде ничего, такая как прежде.
– Как «такая как прежде»?! – охнула Эля. Она села, и, превозмогая лёгкое головокружение, стала шарить в рюкзаке в поисках зеркала.
Глеб засмеялся.
– Ох, Эля, как легко заставить вас, женщин, шевелиться! Скажи что-нибудь о внешности, и вы сразу подпрыгиваете и начинаете брать себя в руки. Да и эгоистически думаешь только о себе. Вот посмотри на нас с Пашей, мы же не изменились, но тебя это не тронуло. Ты вообще об этом не вспомнила.
Однако, краснея под насмешливыми взглядами мужчин, Эля всё-таки упорно искала в рюкзаке свою косметичку, а когда, наконец, нашла, то вытащила маленькое зеркальце и стала себя разглядывать. Да, вроде ничего не изменилось. Те же морщины, та же обвисшая кожа на веках. Настроение ухнуло в пропасть.
– Господи, лучше бы я не строила планов на молодость, не было бы тогда так мерзко на душе сейчас, – подумала она и отвернула расстроенное лицо от спутников, пряча взгляд.
– Э-э-э-э-эля, – насмешливо пропел Глеб, – ты торопыга, которая любит домысливать. Изменения ты почувствуешь постепенно. У тебя изменился гормональный уровень, это твои внутренние железы, фабрики гормонов, получили приток молодой энергии и ночью устраивались в твоём организме в новую более молодую конструкцию на долгое проживание. Но это не значит, что с тебя должна сразу чулком, как у змеи, слезть старая кожа, а под ней оказаться новая и молодая. Клетки кожи просто будут постепенно отмирать, а вот следующие будут образовываться по новым правилам. Постепенно ненавистные тобой морщины расправятся. Нет, я понимаю, что наша с Пашей внешность тебя интересует во вторую очередь – съехидничал он, – но хочу уверить, что и у нас с Пашей тоже вид будет помоложе, и суставы скрипеть будут меньше. Хотя и не мгновенно, но всё наладится.
Паша, сидевший и стены на раскатанной туристической пенке, иронично хмыкнул.
– Ну, теперь ты понял, – обратился к нему Глеб, – почему нельзя прыгать туда-сюда, как ты мне когда-то предлагал? Организм взбрыкнуть может, так валяться у портала и останешься, помолодевший, но неживой. Ну что, друзья мои, давайте начинать новую жизнь? И всё-таки предлагаю потренироваться в новом для вас языке и начать на нём говорить. Вставайте, пойдём осматриваться. Эля, ты как, в норме?
Она кивнула и медленно поднялась, прислушиваясь к своему состоянию. Почти хорошо, а по сравнению с ночным самочувствием просто великолепно.