Переливы тёмно-фиолетовой души

Что бы мне нарисовать? В голове крутится два сюжета. Но драки я и так постоянно рисую, и к тому же другая картинка гораздо отчётливее развивается в памяти. Чёрный карандаш сам выводит линии, делая набросок. И вот уже две фигуры как части одного целого тянутся друг к другу, ломая стереотипы и преграды. Но на самом деле между ними огромная пропасть, которую мне не хочется отображать, пусть её не будет хотя бы здесь, на придуманном рисунке.

– Что делаешь?

Я вздрагиваю и машинально закрываю эскиз. Я и так сидела, согнувшись буквой зю, чтобы кое-кто невидимый и внезапно появившийся не смог заглядывать мне через плечо, а теперь я совсем легла на стол.

– Мама, ты меня напугала!

До меня в скором времени доходит, что это был самый приятный и дорогой голос.

– Ты чего так испугалась? – Она садится на кровать.

– Вовсе нет! Просто я задумалась, и ты так неожиданно появилась. – Возмущаюсь я, сидя в пол-оборота.

– Да я же в дверь стучала, прежде чем войти. Ты в последнее время такая рассеянная.

– Я всегда такая. – Я встаю, чтобы пересесть поближе к маме.

– Ты влюбилась.

Я едва не промахиваюсь мимо кровати.

– Да, что вы обе привязались ко мне? Это не так!

– Ты можешь обманывать себя, но я-то вижу.

Зелёные глаза в крапинку смотрят на меня с умилением.

– Да, с чего вы это взяли? Ничего не изменилось!

– Ты изменилась. Твои глаза. Они светятся. Однако улыбаешься ты не так часто, как хотелось бы.

Неужели это правда? Зоркие глаза Иты и мамино сердце видят гораздо больше, чем я?

– Ну, и вдобавок ты никогда не рисовала картины о любви.

– О, вот это я понимаю основание так думать. – Не могу сдержать иронии. Всё-таки заметили моё «произведение искусства». Но мамина улыбка, как успокоительное для души.

– Так кто он? Ты расскажешь?

– Я и сама толком не знаю.

– Ита сказала, что он высокий, красивый.

Ясно, кто зачинщик этого разговора.

– Да, и это одна из причин, почему я ему не подхожу.

– Но ты же тоже красавица.

– Ты так говоришь, потому ты моя мама.

– Глупышка!

Мама обнимает меня, и я зарываюсь в её кудрявые каштановые волосы.

– Почему ты не рассказывала про него? Иногда мне кажется, ты слишком напугана, это не из-за него случаем?

Мама, неужели по мне это так легко читается?

– Нет, он просто немного со странностями.

Должна же я хоть что-то сказать, к тому же врать маме – это невыносимо.

– Он что вампир?

Понятно в кого я.

– Мама, ну ты как скажешь! – Я смеюсь вслед за женщиной, у которой бурное воображение.

Хуже, мама, гораздо хуже.

– Всё хорошо, правда.

– Ты знаешь, я тебе доверяю. Но всё равно волнуюсь за тебя и должна это говорить.

– Мама, прошу, только не начинай!

Неужели я снова должна выслушивать лекции про половое воспитание.

– Не переживай, в этом плане я никогда никого не интересовала, и он не исключение.

Или же я заблуждаюсь. Ведь он сегодня говорил довольно волнующие вещи, и этот его взгляд…

– Просто будь осторожна.

– Хорошо. Я люблю тебя, мам.

Я снова погружаюсь в родное и самое доброе тепло.

– И я тебя.

К предсказуемым расспросам сестры я уже была готова, поэтому ничего вытянуть из меня ей не удалось, предположительно, как и из Акерито, поэтому оставшееся время перед сном она просидела надувшись в обнимку с книжкой.

Не знаю, что это: или я схожу с ума, думая только о Дейтевиане, или я действительно чувствую пристальный надзор, ведь только на его взгляд моё тело реагирует особой дрожью. Втягивая воздух, я чую только ароматические свечи, что зажигала Ита, от которых мне хочется чихать. Но в любом случае сегодняшняя ночь не будет для меня мирной и спокойной.

Утро не задалось с самого начала. Ударилась о стул ногой, заехала сестре по лбу дверью, выходя из ванной, сожгла тосты, а ещё я сломала кран. Каким образом так никто и не понял, но залитую кухню водой мы наспех убирали всей троицей.

– Да, не повезёт сегодня Весте. – Говорит мама, тоже вся промокшая насквозь, как и не я.