Люди и ложи. Русские масоны XX столетия

Можно было бы написать книгу о «тирании Парижа над Петроградом», если бы она уже не была написана. Но написана она была о первой тирании, т.е. о той, которая оказалась виднее американскому историку, Джону Кипу (J. Keep), чем нам самим. Эта первая тирания продолжалась около ста лет, и делала русскую интеллигенцию устарелой в 20 веке, позволяя устарелым идеям 1789 года бесконтрольно владеть лучшими умами России. Кип считает, что параллель судеб Франции и России и приверженность русских «политиков», от декабристов до членов «прогрессивного блока», идеям французской революции, была и неоправданна, и вредна. В 20 веке в этих идеях не оставалось ничего «прогрессивного», и они заморозили русское сознание. Это не значит, конечно, что не может быть написана новая книга – о второй тирании, которая имела, может быть, еще более трагические последствия, чем первая.

К этой второй тирании может служить иллюстрацией такая сцена: полк. Н.Н. Пораделов, с мая-месяца телохранитель Керенского и начальник его охраны, вошел в кабинет Керенского без стука, услышав за стеной громкие голоса (он имел на это полное право). Министр-социалист и масон Великого Востока (30°) Альбер Тома, в Зимнем дворце, в кабинете Керенского стоял перед Главковерхом на коленях, а Марсель Кашен, тогда еще не лидер французской компартии, а только радикал-социалист (и масон), прятал лицо в платок, глуша рыданья. (Личное интервью Н.Б. с Пораделовым в Лонгшене, под Парижем, весной 1941 г.).

Но подписанное с французами и англичанами в 1914 г. соглашение о незаключении сепаратного мира с Германией и масонская клятва русских Великого Востока ни при каких обстоятельствах не бросать союзников, кое-кому из участников Февральской революции постепенно все больше казались гибельными. Эти люди, очень медленно, чувствуя себя если не виноватыми, то глубоко смущенными («через неделю Париж будет взят немцами, если вы подпишете сепаратный мир», – говорил Тома Керенскому), в сентябре 1917 года встали на точку зрения Верховского о необходимости немедленного мира. В.Д. Набокову, который никогда масоном не был, это сделать было легче, чем другим, в том числе – Б.Э. Нольде, который был масоном, и перед которым стояла проблема клятвы братьям-союзникам. Мечта войти в Берлин с востока, одновременно с войсками ген. Фоша, начала испаряться уже с июля – у него и у некоторых других. И после летних неудач в Галиции, куда Керенский срочно выехал в сопровождении Альбера Тома, удрученного не только катастрофой в Галиции, но и делами в Румынии, люди в Петрограде, на верхах министерств и в высшем командовании, стали внезапно исчезать. Они жаловались на болезни, переутомление, говорили о необходимости отдохнуть, переждать некоторые личные трудности, посмотреть, что делается в провинции. И с каждым днем вокруг командующего Петроградским военным округом, молодых военных, так называемых «младотурков», становилось все меньше.

Иным вспоминались непризнанные пророки прежних дней: дипломат барон Розен, в 1914 году говоривший, что Россия никогда не победит Германию, и надо сделать все, чтобы приготовиться к сепаратному миру, или ненавистный многим царский министр П.Н. Дурново (ум. в 1914 г.), сказавший приблизительно то же самое: «Две непримиримо враждебные державы (Франция и Германия) сумели втянуть остальные державы в войну». Говорившие это не были германофилы, это были независимые и серьезные люди, старые люди, видевшие дальше других.

* * *

Одним из имен, наиболее часто повторявшихся перед Февральской революцией и во время нее, было имя князя Георгия Евгеньевича Львова, кадета, земца и Досточтимого Мастера[19 - Лица, о которых идет речь во второй части этой главы (кн. Г.Е. Львов, А.И. Гучков, ген. М.В. Алексеев, ген. А.М. Крымов, А.А. Бубликов, Д.Н. Вердеревский, М.И. Терещенко, Н.В. Некрасов, П.Н. Переверзев, Б.Э. Нольде, П.А. Половцев, П.А. Пальчинский, В. Станкевич, ген. В.А. Черемисов, кн. Г.П. Трубецкой, С.Н. Третьяков, кн. П.Д. Долгоруков) – были масонами. См. Биографический словарь.]. Это был человек «толстовской секты», как тогда говорили, мягкий и кроткий, сторонник непротивления злу. По некоторым, впрочем всегда почтительным, оценкам, он был, что называется, оппортунистом; в формировании первого Временного правительства он был выбран председателем Совета министров и одновременно – министром внутренних дел. Имя его уже несколько лет значилось в секретных списках будущих министров, после устранения царя. Член Гос. Думы, он был в Выборге в 1906 г. со всеми вместе, но «Воззвания» не подписал, сославшись на болезнь. Это не охладило его коллег, кадетов и народных социалистов, они по-прежнему любили и уважали его, а главное, их уже тогда начало беспокоить, что если его вежливо убрать из списков, то заменить его будет некем. Он был бессменный председатель Земгора, о нем написана книга, полная восторга перед его добротой и кротостью. (Т. Полнер. «Жизненный путь князя Львова»). В 1920 г. он поехал в США, чтобы объяснить, что происходит в России. Но популярностью он там не пользовался.

М.А. Алданов писал в 1919 г.:

«Правительство было составлено еще в 1916 г. Оно было составлено на заседаниях у кн. Львова, в номере гостиницы «Франция» в Петербурге, и список будущих министров почти целиком совпадал с первым составом Временного правительства.

    («Сборник в честь 70-летия П.Н. Милюкова», с. 25).

Член к.-д. партии, кн. Львов стремился к тому, чтобы в правительстве все было тихо, и то поддерживал Милюкова против Керенского (в апреле 1917 г.), то Керенского против Милюкова. С Милюковым он был за продолжение войны и против сепаратного мира. Как толстовец, он войну не любил, как масон, он считал неблагородным бросать союзников. Его кадетство никогда не проявлялось ярко, и еще в 1915 г. П.Б. Струве писал А.В. Кривошеину, что «кн. Львов себя кадетом не признает». Милюков однажды сказал, что он «сомнительный кадет». Тем не менее, кн. Львов в 1915 г. регулярно встречался с Маклаковым, С.А Котляревским, П.Б. Струве у кн. Григория Трубецкого, чтобы тайно обсуждать, что делать.

Революции среди «прогрессистов» не хотел никто. Ее хотели так называемые «социалисты», но не они были на виду в 1915 г., когда процветала Военная ложа. Александр Иванович Гучков всецело был занят ею. Тяжелые потери в августе 1915 г. на фронте, усиливающееся влияние «темных сил» на царя и смещение Николая Николаевича с поста Верховного Главнокомандующего толкнули Гучкова на мысль о дворцовом перевороте. Мы знаем теперь, что генералы Алексеев, Рузский, Крымов, Теплов и, может быть, другие были с помощью Гучкова посвящены в масоны. Они немедленно включились в его «заговорщицкие планы». Все эти люди, как это ни странно, возлагали большие надежды на регентство (при малолетнем царевиче Алексее) вел. кн. Михаила Александровича, брата царя. Почему он казался им подходящим человеком – неясно. Говорил ли Гучков об этом с самим Мих. Ал. – неизвестно, но возможность такая у него была, и не раз.

Женатый морганатическим браком Михаил Александрович, не имевший по русским законам права на престолонаследие, стал в умах заговорщиков кандидатом на престол. План в общих чертах был несколько поверхностен: Распутина убрать или убить, царицу заточить куда-нибудь подальше, царя заставить отречься – или убить, а на престол посадить его брата.

До начала нового века Гучков был далек от русской политической жизни. Сравнительно молодым человеком из богатой старообрядческой купеческой семьи он во время войны англичан с бурами (1898) бросился воевать на стороне буров и попал к англичанам в плен. Затем он участвовал в македонском восстании за независимость. Вернувшись в Россию, Гучков стал директором правления Московского Купеческого банка. Он был поклонником реформ Столыпина, но к 1915-1916 гг. занял весьма решительную позицию в вопросе о свержении царя. В 1915 г. он стал во главе Российского Красного Креста. Член Гос. Думы, а затем и Гос. Совета, организатор и председатель Военно-промышленного комитета, он всю жизнь тянулся к военным. Царя он знал лично, он докладывал ему в Царском селе, когда был председателем III Думы. Для него замена ничтожеств, сидевших в царском Совете министров и в высшем командовании, выбранными им и его братьями по ложе достойными людьми (Кривошеин, Игнатьев, Поливанов и др.) была первым шагом к спасению России. На допросе в Чрезвычайной следственной комиссии 2 августа 1917 г. («Падение царского режима», т. 6) он говорит довольно откровенно о своем «детище», военном заговоре.

Ген. Михаил Васильевич Алексеев, войдя в Военную ложу с рекомендацией Гучкова и Теплова, привел с собой не только Крымова, но и других крупных военных. В этом свете становится понятно, почему именно генералы Алексеев и Рузский приняли участие вместе с Гучковым (и Шульгиным – не масоном) в процедуре подписания царем акта отречения.

Нольде пишет:

«Алексеев числился в кадетах и в кадетском партийном списке по выборам в Учредительное собрание».

М.К. Лемке пишет, что 9 ноября 1915 г. говорил с ген. Пустовойтенко о том, что «Алексеев будет диктатором», и что «у него есть что-то, связующее его с Крымовым. Зреет конспирация с Коноваловым и Гучковым, и ими обоими». И, внезапно, неожиданное сообщение: «вел. кн. Николай Михайлович относится к Алексееву очень тепло».

Но несмотря на поддержку в ложах и почти ежедневные вечерние собрания – открытые и закрытые – и поездки с фронта в Петроград и Москву, этот первый заговор дальше разговоров не пошел. Гучков уехал на фронт. У его единомышленников возник новый план.

В этом втором заговоре Гучков играл менее значительную роль, он теперь был на фронте. Он быстрее других охладевал после неудач. В это время Алексеев начал вести двойную игру – написал царю верноподданническое письмо, а вместе с тем занял видное место в оппозиции. 16 января 1916 г. он привез кн. Львова и Челнокова в Ставку, в Могилев, и свел их с царем. Вырубов пишет, что «царя волновали отношения (близость) Алексеева и Гучкова». Весьма вероятно, что через английского посла Бьюкенена слухи об обоих заговорах дошли до Ллойд-Джорджа[20 - Через четыре месяца после Февральской революции английский премьер-министр через масона К.Д. Набокова приглашал ген. Алексеева в Англию. Алексеев пользовался большим уважением у союзников, но в Англию не поехал. «Он не хотел встречаться с французскими масонами, – пишет Верховский. – Он знал их по приездам в Россию».].

В это же время ген. Ломоносов, полк. Мстиславский-Масловский (позже, весной 1917 г., назначенный комиссаром Северного флота) и Станкевич были ближайшими людьми к ген. Алексееву, состоя с ним в одной и той же ложе.

В январе 1916 г. «ген. Алексеев вел интимные переговоры с кн. Львовым». (Мельгунов. «На путях…», с. 94-97). Когда Алексеев по болезни уехал в Крым, Львов приезжал к нему для переговоров. Связи заговорщиков с ген. Крымовым были известны не одному Лемке. Известно письмо Гучкова к ген. Алексееву летом 1916г. с критикой правительственных действий, после отставки министра иностранных дел Сазонова. «Это письмо распространялось тайно» (Дякин. «Русская буржуазия…»). Тогда же Алексеева навещал М.В. Родзянко. В это время в Петербурге ходили слухи, что этот последний готовит доклад для съезда Промышленного комитета «об учреждении диктатуры», и ген. Маниковский (масон Военной ложи) уже имеет в руках копию этого доклада.

Ген. Алексеев, как пишет Мельгунов, «был связан с Гучковым, кн. Львовым и Родзянко еще до 1917 г.» («Легенда…»).

Вел. кн. Александр Михайлович в своих воспоминаниях сообщает:

«Ген. Алексеев связал себя с заговорами (вместе с ген. Рузским и Брусиловым), с врагами существующего строя, которые скрывались под видом представителей Земгора (кн. Львов), Красного Креста (Гучков), Военно-промышленного комитета (Коновалов), и др. Все генералы хотели, чтобы Николай II немедленно отрекся от престола. Это были генералы-изменники»

    (с. 286).

Царский жандарм, ген. Спиридович пишет в своих воспоминаниях о важных собраниях в Петербурге, в октябре 1916 г., под председательством М.М. Федорова, на частных квартирах, в том числе и у Горького[21 - Эти собрания происходили не менее двух раз в месяц (Гувер, ПА). В Москве масоны собирались в частных домах и квартирах у П.П. Рябушинского, у Кусковой и Прокоповича, у Коновалова (в его загородном доме), у Челнокова, Долгорукова, Гучкова и др., в Петербурге – в отдельных кабинетах в ресторане «Контан» и у Донона, а также у Орлова-Давыдова, у Федорова, у Половцева, у Меллер-Закомельского, Горького и др.В 1916 г. на собраниях в квартире Горького возникает «морской план» дворцового переворота (Мельгунов, Шульгин и др.), на который якобы согласны А.В. Колчак, Капнист (инициалы неизвестны). Там же появляется подруга Ек.П. Пешковой – Ек.Дм. Кускова. У Бьюкенена в январе 1917 г. на собрании присутствовали также «сын Столыпина» (может быть, брат?) и ген. Рузский. Обсуждался план дворцового переворота и был назначен день: 22 февраля 1917 г.]. На одном из собраний было решено вынудить у царя отречение от престола и убить его. Об этом было сообщено тогда же кн. Львову и Челнокову, а также Родзянко, и тогда же был составлен список будущего Временного правительства.

Через 50 лет меньшевик Г.Я. Аронсон писал:

«Решительные люди – их имена теперь известны – это Гучков, Терещенко, ген. Крымов, кн. Д. Вяземский»…

    («Россия в эпоху революции», с. 6).

В 1918 г. Гучков отдалился от масонства окончательно. Бывший министр Сухомлинов называет его в своих «Воспоминаниях» «масоном первого призыва». В том же году вышел из масонства и ген. Алексеев. И тот, и другой были подвергнуты радиации (масонский термин, означающий исключение); братья вычеркивались из списков навсегда или на время, если провинность была небольшая. При окончательной радиации даже имя бывшего «брата» оказывалось под запретом и никогда больше не упоминалось. Братьям давалось право клясться именем Великого Геометра, что такой-то не состоит и никогда не состоял в членах тайного общества.

Одной из трагических жертв дела Корнилова оказался ген. А.М. Крымов: он покончил с собой после неудачи ген. Корнилова.

Вот несколько свидетельств об этом человеке, принадлежавших авторам самых различных политических направлений:

«Было еще две группы, подготовлявших ….. переворот. Руководителем одной, в которую входили преимущественно офицеры, был ген. Крымов, намечавший, вместе со своим отрядом, план нападения на царский поезд. В случае отказа царя отречься от престола, решено было физически его устранить»

    (Семенников. «Политика Романовых», с. 216).

«Этот Крымов участвовал в очень серьезном военно-фронтовом заговоре против Николая II перед революцией»

    (Гиппиус. «Синяя книга», с. 192).

«После его самоубийства стало известно, что он в начале 1917 г. обсуждал в тесном кружке будущий переворот. А другой кружок прогрессистов, с участием некоторых земско-городских деятелей, обсуждал роль Гос. Думы после переворота»

    (Граве. «К истории…»).

«После дела Корнилова, Керенский стал кричать на Крымова, что сорвет с него эполеты. Крымов ответил: «Не ты, мальчишка, мне их дал, не ты и сорвешь».

     (Мельгунов. «Воспоминания и дневники», с. 226).

«Терещенко был на его похоронах и положил ему перчатку в гроб»

    (Интервью с С.П. Мельгуновым. Париж, 1950).

Временный думский комитет[22 - Временный Думский комитет был сформирован на заседании Гос. Думы 27 февраля в Таврическом дворце (на этом Совете Старейшин присутствовали 294 депутата). К полуночи был создан комитет, куда вошли думцы и полк. Энгельгардт, комендант Таврического дворца. Вслед за этим, в ночь со 2-го на 3 марта, было образовано Временное правительство, и Думский комитет был распущен. Этот комитет, просуществовавший 48 часов, состоял из следующих лиц: Родзянко, Милюков, Шульгин, кн. Львов, Чхеидзе, Некрасов, Караулов, Ржевский, Шидловский, Энгельгардт, Шингарев, Керенский, Дмитрюков. Из 13 человек три первых – не масоны, а последний принадлежал к масонскому «арьергарду». Этот комитет был наделен «неограниченными полномочиями».], созданный наспех 28 февраля 1917 г. и распущенный в ночь со 2 на 3 марта, когда было создано Временное правительство, назначил директором всех российских железных дорог инженера А.А. Бубликова, а его помощником – лейтенанта Грекова. Советский историк Черменский («Четвертая Дума…») пишет, что Бубликов страдал «властебоязнью» уже с 1915 г. Он боялся созыва Гос. Думы, был счастлив, когда ее распускали: «Зачем созывать Думу? Как они будут управлять? Мы не умеем…» Он сам был членом Думы с 1912 г. Он также считал, что мораль в политике только вредна. Пример этого был для него кн. Львов – непротивленец, слабый, а на посту министра внутренних дел нужен был сильный и даже властный человек. Об умственном уровне Бубликова свидетельствуют его воспоминания «Русская революция», написанные в 1918 году. Там он всех министров Временного правительства называет «нелепыми людьми»:

Терещенко – курьез, «маленький чиновник по балетной части», Годнев и В. Львов «виновники нелепых действий», Гучков – октябрист, «член партии, измышленной правительством», Керенский и Терещенко «почему-то умудрились удержаться на министерских постах» .

    (с. 31).

Тем не менее, Бубликову была дана огромная власть, в его руках оказался весь транспорт. Его масонская степень неизвестна, но другой, менее заметный человек – Д.Н. Вердеревский, адмирал и морской министр, в сентябре-октябре 1917 г. был масон 33°, второй «Охранитель Входов», депутат в Конвент (позже, в Париже – Досточтимый Мастер Ареопагов и член Верховного Совета Народов России). Военный Министр Верховский без ложной скромности писал:

«За месяц до Октябрьской революции только два человека понимали, что происходит – Вердеревский и я сам».

    (А. Верховский. «На трудном перевале», с. 363).

Адмирал Вердеревский и министр Верховский (1886–1938), несмотря на то, что последний не был масоном, были в близких отношениях и одинаково критически относились к Временному правительству. «Ничего кругом, кроме оппозиционной болтовни в кругах октябристов», – писал Верховский уже весной 1917 г.

К двум заговорам, в которых ведущую роль играли масоны, необходимо прибавить еще один, к которому они тоже были причастны, хотя и в меньшей степени. В центре этого заговора оказался вел. кн. Николай Николаевич, которого летом 1915 г. царь услал на Кавказ, заняв, на радость царице, его место Верховного Главнокомандующего.