– Скучаю, Жерар. Поговорить совсем не с кем. Только с тетей Таней, но это ненадолго. Ты же понимаешь, с открытым ртом сильно не поговоришь.
– Кошку хоть заведи. Теперь-то можно.
У мамы была аллергия на шерсть, и мы никогда не держали животных дома. И после ее смерти не решались. Словно боялись, что мама нас осудит. Да и без кошки ответственности хватало.
– А если у меня тоже аллергия появится? Куда я ее потом? Давай лучше ты возвращайся, и мы заживем нормальной жизнью.
– Подожди, немного осталось. Я уже ощущаю в себе перемены.
– Рада это слышать, Жерар.
– Ты рисуешь? Ну хоть изредка?
– Да. Но у меня без тебя ничего не выходит.
– А что рисуешь?
– Дома, город… и немножко людей.
– Что получается лучше?
Я вспомнила свой последний набросок и улыбнулась.
– Люди.
– Кого рисуешь?
Своего начальника, но вслух говорю:
– Конечно, тебя, Жерар.
– Учиться на дизайнера не передумала?
– Нет. Когда-нибудь я осуществлю свою мечту.
– Обязательно. И я тебе помогу.
– Не сомневаюсь.
После этого разговора у меня на душе осталось приятное послевкусие. Жерар шел на поправку, и я мечтала, чтобы к Новому году он вышел из больницы. Это был бы лучший подарок для нас обоих.
Я протоколировала совещание, которое проходило в кабинете Храмцова. Кроме того, у меня был включен диктофон на тот случай, если я что-то упущу. В кабинете вместе с Романом Викторовичем находилось семь человек, и это был весь руководящий состав. Они сидели за отдельным столом, примыкающем к столу шефа, обсуждали предстоящие планы на неделю и подводили итоги недели прошедшей.
Роман Викторович выслушивал отчеты по отделам и задавал вопросы. Он был собран, подтянут и полностью погружен в процесс. Он разбирался в работе каждого отдела, знал, к кому из своих подчиненных обратиться, чтобы получить то или иное пояснение, и любил получать четкие и конкретные ответы. Любая попытка начать юлить и отвечать размыто воспринималась им, как некомпетентная проработка вопроса и задание отправлялось на доработку. Если задача не решалась и после доработки, руководитель отдела лишался премии. Это знали все, кто сидел в кабинете, и я замечала, как потели лбы у некоторых участников совещания.
Да, Роман Викторович был строгим директором, но его уважали. И не только в нашей компании. Партнеры по бизнесу тоже были им довольны и в рейтинге строительных компаний наша стояла на первом месте. Во многом благодаря Храмцову и его хорошо подобранной и слаженной команде.
Я сидела за небольшим столиком возле стены, а слева от меня находился коричневый кожаный диван с двумя валиками. Я не могла не думать о том, какую роль он здесь выполнял, и поэтому старалась на него не смотреть. Чтобы даже случайным взглядом не выдать своего презрения к этому ложу.
Совещание затягивалось, и Роман Викторович попросил принести всем кофе. Я убедилась, что диктофон работает и отлучилась из кабинета. В компании появилась кофемашина, и она находилась в свободном доступе для всех сотрудников. Правда, убирать ее приходилось мне, но таковы уж издержки моей профессии.
Я вернулась с подносом, на который уместилось только четыре чашки, и первую подала Роману Викторовичу.
– Спасибо, – даже не взглянув на меня, поблагодарил шеф.
Три остальных я поставила последовательно всем, кто сидел по левую руку от Храмцова. Затем сходила за оставшимися тремя чашками, и разнесла их остальным руководителям отделов.
Последняя досталась Олегу Валентиновичу Аксенову. Он всегда вызывал во мне страх и беспокойство. Главным образом, тем, что был начальником безопасности и проверял любого, кто устраивался на работу в компанию. Но меня привел Храмцов, и может быть он что-то ему сказал, и меня не проверяли. Хотя анкету я заполняла. И долго ждала, что однажды Олег Валентинович зайдет в приемную и спросит меня о моем брате. Но если он и заходил, то не ко мне. А меня он как будто бы и не замечал вовсе.
Помимо этого, у него была неприятная внешность. Высокий и крепкий по телосложению, лысый, с квадратным лицом и приплюснутым кривым носом он был бы идеальным героем боевиков, играя роль бандита-головореза. Хотя с присущей ему грубостью, невоспитанностью и хамством даже играть бы не пришлось. Все при нем.
Его терпели только из-за Романа Викторовича. Потому что он был его другом. И этот факт меня всегда удивлял. Я не понимала, как такой аккуратист, как Храмцов смог подружиться с человеком, от которого часто разило перегаром и гнилью. Что их связывало? Знал ли кто-нибудь?
Но об Аксенове не говорили и не сплетничали, боялись даже его тени, и что-то разведать об этой дружбе не представлялось возможным. Но… не особо и хотелось. Меня не касался и – слава богу.
На совещании Аксенов сидел напротив шефа и как бы замыкал семерку собравшихся. Я поставила чашку рядом с ним, и вдруг почувствовала, как его рука пробралась ко мне под юбку и скользнула вверх по ноге. Моя реакция была мгновенной и необдуманной, но точно совпала с той, какую бы я выбрала, будь у меня время подумать. Я задела его чашку, она почти беззвучно упала на стол, и все ее содержимое оказалось на брюках Олега Валентиновича. Не стоградусный кипяток, но тоже неплохо.
Аксенов как ошпаренный… хотя нет, он и есть ошпаренный, подскочил со стула, от чего тот опрокинулся и как чашка, но с грохотом упал на пол.
– Данилова! – звучным басом закричал Олег Валентинович. – Ты дура косорукая! Ты что делаешь?!
Жаль, что брюки черные и пятно не особо заметно, но легкое удовлетворение я получила. А потом быстро нарисовала на лице испуг и, с опаской оглядывая всех вокруг и Храмцова в последнюю очередь, виновато пробормотала:
– Простите, я не хотела. Я все уберу.
– Ты не хотела?! Ром, да как ты с ней работаешь? Она даже кофе нормально подать не может! – продолжал рычать Аксенов, стряхивая кофе с брюк.
Я быстро забрала поднос с упавшей чашкой, подняла стул и выбежала из кабинета. В дверях успела бросить взгляд на Храмцова и заметила на его лице играющие желваки. Но на кого был направлен его устрашающий взгляд понять не успела.
Я поставила поднос на отдельно стоящий столик для посуды в углу приемной, и только сейчас осознала, что произошло. Это ведь не просто начальник службы безопасности залез ко мне под юбку. Это друг Храмцова, и чем это обернется для меня, даже подумать страшно.
В приемной показался Аксенов и свирепо направился ко мне. Я отступила на два шага назад и уперлась в подоконник. Олег Валентинович был настолько широк в плечах, что рядом с ним я казалась тонкой тростинкой, и переломать меня на пополам ему не составило бы труда. Даже одной рукой. Он и в нормальном-то состоянии не особо приятен лицом, надо ли говорить, как исказилось оно в гневе?
Олег Валентинович приблизился ко мне вплотную, схватил за шею своей здоровой лапой и зашипел в лицо:
– Распрощайся со своей работой, дура, ты здесь последний день. Ты поняла меня?
– Это Роман Викторович сказал? – с трудом дыша и цепляясь за его руку, сжимавшую мое горло, спросила я.
– А тебе мало того, что это сказал я?
– Мой руководитель Храмцов, и только он может меня уволить.
– А ты, я смотрю, дерзкая! – крепче сжимая мое горло, процедил Аксенов.
Из его рта несло перегаром и при нехватке воздуха мне стало еще хуже.
– Но мы можем договориться, – и его вторая рука снова забралась ко мне под юбку.