Степные миражи… Далекие туманы…
Опять мне снились кзыл-ординские
тюльпаны…
Гортанный разговор и тюбетеек лоск,
Над пловом сход семей: шербет… халва…
обманы.
И мутной Сыр-Дарьи в поля побег чумной,
Где в сочных травах вязнут верблюжьи
караваны,
В кустах толчется гнус. И под слепой
луной
Ночами соловьи разнузданны и пьяны.
Еще паленой охрой не вздулся горизонт,
И горькая полынь не засорила краны,
И в болевые точки солнце не впилось…
Мужские влажные глаза нежны
и странны…
Байконур – Москва, 1985
* * *
О плафоны бьется мошкара.
Ну, гаси. Давай доспорим завтра.
Вот увидишь, мы поймем с утра,
Кто сильней и чья больнее правда.
Может, губы не дождутся дня
Или руки разберутся сами,
Или строго глянет на меня
Сын твоими серыми глазами…
Друзья моего сына
Угрюмы, вооружены,
Они толпятся в коридоре
И все царапины войны
Отстаивают в громком споре.
И, околдован, оглушен,
Мой сын, меня уже не слыша,
За ними, сдернув капюшон,
И каждая в подъезде ниша
Его свинцом взахлеб сечет —
Ни тыла нет, ни обороны,
Ведь не берут меня в расчет
Двора жестокие законы.
* * *
Все в порядке. Улыбнись беззвучно,
Чтоб не замолчать на полуфразе.
Жизнь моя теперь благополучна,
Как у белых роз в хрустальной вазе.