Роман в английском стиле

Стиву было все интересно в загадочной новой России. Будни Перестройки обрушились на бесшабашного английского путешественника яростнее, чем волны Атлантики.

Неожиданно открылась горькая правда: недоучившийся молодой британец без востребованной профессии – не такое уж большое сокровище даже для эпохи дикого капитализма. Стив безуспешно пытался найти в Москве работу, открывая для себя все новые удивительные вещи. Во-первых, на его родном языке довольно бойко болтала изрядная часть молодых москвичей. Во-вторых, англоговорящих иностранцев в городе оказалось больше, чем хороших вакансий для них. И, в–третьих, устроиться без рекомендации в серьезную фирму с приличной зарплатой в русской столице было так же трудно, как и в родной Британии.

Словом, Стив, не прекращая поиски достойной работы, стал трудиться день и ночь в разных фирмочках, редактируя тексты и рекламные слоганы на английском. Светлана получала в школе гроши и по-прежнему подрабатывала экскурсоводом. Молодые жили, как и раньше, в маленькой квартирке в Текстильщиках. Каждый вечер там происходило то, что Стив называл про себя "итальянское кино".

– Дармоеды! Сволочи! Холуи буржуйские! Просрали страну! – орал папаша Василий Петрович, сильно смахивавший на мусорщика Дулитла из фильма "Моя прекрасная леди". Приняв на грудь законные двести граммов и поглощая программы теленовостей, он был неукротим в классовом гневе.

– Вот урод! Достал своим совком! Коммуняка! Работяга хренов! – визжала Светлана с какой-то особой интонацией, свойственной лишь родной речи и напрочь исчезавшей, когда она изъяснялась на языке Шекспира и Байрона.

– Не груби отцу, дрянь! Сопля английская! – педагогически встревала мать, Анжела Харитоновна, запустив для большей эффективности чем-нибудь в стену.

Чопорный островитянин, не привыкший в родном доме к подобным разборкам, с ужасом вслушивался в непонятные русские фразы, пытаясь уловить суть, и не понимал ни единого слова. Случалось, славянский темперамент Светланы обрушивался и на него. если тот попадал под горячую руку

– Чего молчишь, скажи что-нибудь, дубина заморская! – орала она на Стива, однако тот был по-английски невозмутим.

– Зачем ты кричаешь? – удивлялся он. – Зачем дубина? Ты, что, хочешь, чтобы я их бил? Впрочем, страстные ночи с любимой примиряли англичанина со «странными русскими обычаями». Днем он счастливо вспоминал ароматы апельсинов и шоколада, исходившие от любимой, и счастливо улыбался.

Пролетели два года. К концу долгой русской зимы иноземец, как обычно, впал в депрессию. Возвращаясь вечерами домой, он месил грязный снег в Текстильщиках и вспоминал родные острова, омываемые теплым Гольфстримом. По ночам ему все чаще снились Лондонские парки с лужайками, на которых уже в марте нежными островками пробиваются первые крокусы, знакомые пабы на уютных улочках, маленькая съемная квартирка в мансарде, уставленная цветами в горшках и освещенная предзакатным солнцем. Однако другое солнце, сиявшее рядом, золотоволосое, с мелодичным именем Светлана, по-прежнему притягивало англосакса посильнее идиллических домашних пейзажей. Когда возлюбленной не было дома, на Стива строго поглядывала с тумбочки кукла с серыми глазами, и мысли о бегстве из «хрущебы» исчезали сами собой. Стив вспоминал английские романы эпохи колониализма, в которых подданные Ее величества подолгу жили в далеких странах, не изменяя духу и идеалам Британской империи, и тайно гордился собой. Однажды после очередного скандала англичанин даже засобирался домой, но тут неожиданно позвонили его родители. Оказалось, мама и папа Уинсли купили тур в Москву – посмотреть, как поживает на опасной чужбине их сын.

К приезду заморских гостей женщины расстарались. Дочь сделала салат «Мимоза» и испекла торт «Зебра», а мать приготовила холодец и пирог с капустой. Папаша, дав Анжеле Харитоновне слово не посрамить семью, за столом почти не пил. Стив, сидя рядом со Светланой, растерянно улыбался, подливал Джону «Гжелки» и подкладывал Кэрри домашних разносолов. Однако подданные Ее величества были суровы.

– Мы надеялись, Стив, увидеть апартаменты, где ты живешь со своей герл-френд, а ты почему-то привез нас в квартиру ее родителей, – начала непростой разговор миссис Уинсли.

– Мы живем в комнате за стенкой, – улыбнулся Стив.

– Не хочешь ли ты сказать, что в этой квартире обитают две семьи? – поразился мистер Уинсли.

– Да, отец, это так, – подтвердил Стив.

– А где работает мой сын, Стив Уинсли? – не отставал английский папаша.

– Пока постоянного места работы у меня нет. Зарабатываю случайными переводами, а по воскресеньям помогаю Светлане проводить экскурсии с детьми.

– А тебе не приходило в голову, сынок, что ты уже вышел из студенческого возраста? И что давно следует позаботиться о надежной профессии и о постоянном месте работы? – мрачновато спросил Джон Уинсли сына.

– Похоже, Стив, на твоего папашу водка действует так же, как на моего, сейчас бузить начнет, – шепнула бойфренду Светлана и тот вымученно усмехнулся.

– На будущий год планирую пойти учиться на курсы менеджеров по рекламе, а пока жду места в одной редакции, – попытался он оправдаться перед родителями.

– Так можно всю жизнь прождать! – лицо папы Уинсли стало багровым, и он закричал: – В конце концов ты будешь ночевать на улице и эта красивая русская кукла тебя бросит!

– Смотри-ка, мать! Вишь ты, у нас им не нравится! Не по-буржуйски, значит, живем, – суть монолога гостя Василий Петрович понял без переводчика. Тут же он капитально нарушил данное жене и дочери слово. После двухсот граммов водка, как обычно, пробудила у Василия Петровича способность понимать английский без перевода. Пролетарий громко стукнул кулаком по столу и приподнялся с табуретки.

– Я горбачусь день и ночь, чтобы эту поганую семейку содержать! Слышь, ты, лорд потрепанный, хамства в доме не потерплю. У сынка вашего денежки водятся нечасто. Что же вы, родственнички заморские, нос от нас воротите? Чтобы духа вашего здесь не было!

Мистер и мисс Уинсли после водки тоже обрели дар понимать иностранную речь без переводчика. Едва кивнув хозяевам, они решительно поднялись из-за стола.

– Нам пора в гостиницу, – сказал папаша Уинсли. – Если найдешь время для родителей, Стив, заезжай, поговорим в спокойной обстановке, – сухо предложил он и протянул сыну гостиничную визитку.

– Сынок, Степка, не расстраивайся, – утешал приунывшего Стива Василий Петрович, как только за английской родней закрылась дверь. – Пусть твои родители поразмыслят на досуге, как положено себя вести в приличном обществе. Мы тут, в Текстилях, хоть и не лорды с ледями, а хамства не потерпим! Знаешь. все же смотайся к ним в гостиницу. Родили они тебя, такого бестолкового, значит, уважать их должен. Как там, в Библии, сказано? «Чти отца и мать своих»!

Какое-то время после отъезда четы Уинсли семейство Светланы вело себя тихо. Понимали, что под влиянием родителей даже невозмутимый английский «зять» может взбрыкнуть. Теща тенью скользила по квартире, тесть, тяпнув водочки, тихонько смотрел телевизор в комнате. Ямочки на щеках Светланы появлялись чаще, чем прежде, и Стив отправил в дальний уголок памяти разговор с отцом в гостинице. Мистер Уинсли тогда пригрозил: если сын в ближайшее время не найдет надежное место или не вернется в Лондон, он лишит его наследства и вообще разорвет с отпрыском любые отношения.

Неожиданно дела Стива стали налаживаться. Все больше иностранных фирм открывали в Москве свои представительства, спрос на носителей английского языка рос, и «зять» наконец получил долгожданное место в агентстве по рекламе. Заработав денег на билет в Лондон, он объявил московской «родне», что собирается навестить родителей и лично доложить им о радостных переменах.

– Ах, ты ж, коккер-спаниель аглицкий! – не выдержал Василий Петрович, приняв на грудь привычную дозу. – Столько лет пил-ел за мой счет, а сейчас, когда пришла пора ремонт в квартире делать, холодильник вон на ладан дышит, да и диван вы со Светкой почти доломали, собираешься столько денег в свое, видите ли, заграничное турне вбухать!

– Заткнись, папаша, я поеду с ним! Я, между прочим, учительница английского, мне практика нужна, – оживилась Светлана.

– Ты же знаешь, на два билета я пока не заработал! – грустно улыбнулся Стив.

– Тогда ты тоже не поедешь! Урод английский! – заорала Светлана с интонациями папаши. Миловидное лицо девушки исказилось от гнева. – Столько лет родоки обходились без тебя, и сейчас перебьются. Я не останусь в этой ужасной стране одна!

– А мне нравится «безумная Россия», – некстати улыбнулся Стив.

Светлана схватила с тумбочки куклу в русском костюме и швырнула ее об стенку. Фарфоровое кукольное личико разбилось, и осколки со стуком разлетелись по комнате.

Во время этой сцены лицо англичанина оставалось абсолютно спокойным. Ему с детства внушали, что бурное выражение эмоций – дурной тон, и что подданный Ее величества должен сохранять невозмутимость при любых обстоятельствах.

Дождавшись, когда все уснут, Стив взял сумку, приготовленную к отъезду – с паспортом, кредиткой и минимумом вещей – и тихонько вышел из дома.

– Вот так я оказался здесь, – завершил новоявленный бомж свою грустную историю.

– А теперь куда? – поинтересовался завсегдатай скамейки.

– В авиакассу за билетом, – сказал Стив. – Да, вот вам плата за койку в парке, – улыбнулся англичанин и протянул бомжу пятьсот рублей. Тот принял деньги с королевским достоинством.

– Наверное, ты теперь навсегда вернешься в свою Англию? – поинтересовался бомж.

– Нет, что вы, – улыбнулся Стив. – Я там уже через месяц заскучаю. Да и на работе мне дали отпуск всего на неделю. Мое место здесь, в безумной России

– А как же Светлана?

– Кукла разбилась, – грустно вздохнул Стив. – Внутри она оказалась пустой. Ну да ладно, в России столько красивых девушек, не пропаду!

Стив взглянул на часы:

– О, уже десять! Пора идти. Лучше поздно, чем никогда!

Подданный британской короны с удовольствием процитировал русскую пословицу и бодро зашагал по аллее. Англичанин держал спину ровно, как его приучили с детства. Бомж проводил его взглядом, помял в руке новую пятисотенную и ущипнул себя за руку. Лишь почувствовав боль, он наконец убедился, что не спит, поднялся с лавочки и не спеша, с истинно британским достоинством побрел в сторону винного магазина.