– Кухня?..
– Кофе, коньяк, поднос, чашки, рюмки!..
– И роза в стакане, – кивнул Костя. – Я принесу через минуту, а вы сделайте пока что-нибудь.
Ева постучала и хорошо поставленным голосом предложила кофе с коньяком.
– Кто вы? – послышалось через полминуты из кабинета. – Кто это еще?
– Учительница вашего внука. Мне нужно срочно поговорить с вами, у него проблемы.
Двустворчатая дверь так резко распахнулась, что Ева отшатнулась. Выражение растерянности на ее лице, вероятно, успокоило высокого старика, и он, осмотрев коридор за Евой, хмыкнул и впустил ее. Еле передвигая ноги, профессор добрел до кресла, а Ева, оставив дверь открытой, прошла к длинному кожаному дивану. Вошел Костя с подносом.
– Последняя роза, да? – Профессор кивнул на белый бутон в стакане, дождался, пока Ева сядет, потом сел сам.
– Нет. Есть еще одна. Желтая.
– Спасибо, родной. Это – действительно твоя учительница?
Костя кивнул.
– Красавица. Просто удивительно, что ты все дни сидишь сиднем дома, вместо того чтобы собирать макулатуру или металлолом под ее одобрительным оком.
– Дед, – вздохнул Костя, – уже давно никто не собирает макулатуру.
– Жаль. – Старик повернулся к Еве. – Чем обязан?
– Ваш внук пытался на днях покончить с собой.
– Это правда? – Профессор, не удивившись, посмотрел на Костю, налил коньяк, привстал и галантно поклонился Еве, приглашая и ее взять рюмочку.
Костя опять кивнул, хотя и зыркнул перед этим на Еву с нескрываемым раздражением.
– Это я так, понарошку. Я угрожал прыгнуть с крыши.
– По каким соображениям, разреши узнать?
– По политическим мотивам, – тут же уверил деда Костя. – Я выдвинул политические требования. Я требовал убрать из школы одного из учителей. А она пришла, обсмеяла меня, ну я и слез.
– Обсмеяла?! Тебя?! – Тут профессор так удивился, что Ева заподозрила неплохой актерский наигрыш.
– Ну да. Применила правильный психологический прием, или как это называется.
– Голубушка, что же вы хотите от меня? Я – старый человек со своими трудными проблемами. Я могу объяснить внуку неприглядность подобного шантажа, но не более того. Он – личность самостоятельная, сильная и хорошо умственно развитая. Вам нужно обратиться к его родителям. Это, по крайней мере, остудит ваш гнев по поводу его поведения, поскольку они относятся к тому типу родителей, которые свято соблюдают ритуалы поведения. Если к ним придет учительница с жалобой, она тут же будет удовлетворена полноценно разыгранным спектаклем возмущения, стенаниями на тему «А мы все для тебя сделали, а ты – неблагодарная скотина!..» и уверениями в немедленном ограничении ребенка в просмотре телевизора, в карманных деньгах. Вам это требуется?
– Нет, – Ева улыбнулась и покачала головой.
– Тогда что же вы хотите от меня в три часа ночи? – Старик вздохнул. – Давайте поговорим откровенно, уже действительно поздно. Это мальчик вас позвал? Глупо, ей-богу, глупо. Чего ты испугался? – спросил он у внука.
Костя посмотрел на стол. Ева поняла, что «браунинг» лежит под раскрытым журналом.
– Знаете, почему я стала говорить с вашим внуком, когда он залез на крышу и угрожал прыгнуть? Потому что он не собирался этого делать. Он шантажировал директора своим поведением, я помогла директору. У меня есть некоторые принципы на этот счет. – Ева встала и прошлась по кабинету, разглядывая книги в шкафу. – Они заключаются в том, что человеку никогда нельзя мешать покончить с собой. Мы приходим в жизнь, не выбирая своего места и времени рождения. Человеку надо дать воспользоваться возможностью выбора хотя бы в смерти, если он этого хочет. Желание человека покончить с собой священно, даже если оно накатило вдруг, в момент сильной депрессии, или случайно, от нестерпимой обиды. Скажу больше, если человек действительно хочет покончить с собой, он сделает это тихо, не привлекая внимания и с минимумом шума и грязи.
– Что это значит – грязи? – заинтересовался профессор.
– Это значит, он никого не оповестит, не воспользуется своей смертью как местью и не забрызгает мозгами дорогой ковер. – Ева остановилась позади профессора и потрогала толстый ковер на стене. Ее палец утонул в мягком ворсе, как в раскрывшейся головке хлопка. – Отличная вещь. Китай?
– Ручной работы, – кивнул старик, не поворачиваясь. – Старый Китай. Вы правы. Мозги на таком ковре – ни к чему.
– Даже очень умные мозги. А если пальнуть из этого в голову, так и получится. – Ева быстрым жестом достала из-под журнала «браунинг» и осмотрела его. – Заряжен, но неухожен. Не любите оружие, профессор?
– Не люблю. Тут вы правы. Это ирония судьбы, учитывая специфику моей профессии, но знаете, как это бывает в жизни? Открытие – вещь непредсказуемая. Трудно предсказать будущее и то, как это открытие будет использовано. Выйди, Костик.
– Дед!..
– Выйди. Мне нужно поговорить с этой… учительницей. – Старик дожидается, когда Костя прикрывает за собой створки двери, и смотрит на усевшуюся напротив него с другой стороны стола Еву грустно и устало. – Вы верите в вечность? – спрашивает он вдруг.
– Нет. Я не верю в то, что не могу представить. Я верю в себя, разве это менее важно?
– В себя, в партию, в идею. Это чушь. Если человек не верит в вечность, его существование бессмысленно, поскольку ему кажется, что жизнь кончится вместе с ним. Видели людей в подъезде?
Ева кивает.
– Если вас пропустили ко мне, значит – вы одна из них. Ко мне пускают только дочку с зятем, адвоката, домработницу и шофера. Что вам надо?
– Сейчас скажу. Сначала вопрос. Почему Костя живет с вами, а не с родителями?
– Дочка считает, что я – старый маразматик, которому не помешает общение с внуком. Зять надеется, что я оставлю в завещании все Косте. Домработница считает, что Костик сбежал от замучивших его нотациями родителей. Сам внук использует деда, как он выражается, «по полной программе» и вдобавок к этому учит меня жить. Я, оказывается, этого не умею. Мнение шофера вам тоже интересно?
– Нет. Вы так и не сказали своего мнения.
– Почему он со мной? Это банально. Я его люблю. Он – мое продолжение. Так что же вам надо?
– Я хочу узнать почему.