– Она меня побьет, если выйду голой?
– Нет, – Лукреция неопределенно махнула рукой, уронив при этом пепел на простыню. – Но пальнуть в раздражении может.
Наша Таша привезла с собой коробку с деликатесами. Стол не накрывали – вывалили упаковки и ели с разделочной доски нарезанную рыбу и колбасу. Ладова кивнула Смирновской на яркую колбасную этикетку. Они улыбнулись друг другу, как близкие люди, вспомнившие смешные словечки выросшего рядом ребенка – в двенадцать лет Лайка радостно объявила, раскрыв пакет со спецпайком: «Тут ваша са-ля-ми лежит, вот она какова!»
Аглая запустила палец в банку с черной икрой и потом засунула его в рот, облизывая. Флигель, который… секретарь, поспешно отвел при этом от нее глаза и сглотнул напряжение.
– Что обмываем? – Лукреция разливала коньяк по рюмочкам.
Наша Таша закрыла рукой две рюмки, не давая их наполнить.
– Мой адъютант за рулем, и Лайке не наливай, мы едем прогуляться, – она тронула своей рюмкой рюмку Лукреции. – Обмывать пока нечего, но намек был, что в отставку генералом уйду.
– Ого!.. – удивилась Лукреция.
– Вот такое «ого», – уныло кивнула Ладова. – Все в ступоре. С июля у нас новый директор, самой Службы контрразведки больше нет, Степашина сняли. Министерства безопасности тоже не существует – объединили всех в Службу Безопасности. И я, офицер контрразведки теперь сталкиваюсь на каждом этаже с министерскими крысами, которые первыми получили новые удостоверения ФСБ! Мой отдел в панике – то ли не дают удостоверения, потому что всех пнут под зад, то ли решают, кого повысить перед отставкой.
– Это ты меня называешь министерской крысой? – прищурилась Лукреция.
– Назвала бы, не будь ты бывшей крысой. Отпустишь дочку?
– Я еду прогуляться? – оживилась Аглая. – Куда?
– Магазин, сберкасса, почта, кафе-мороженое. Такая вот учебная программа. Запоздалый подарок ко дню рождения, – Наша Таша подмигнула опешившей Лукреции. – За мой счет. Пусть потратит на то, что сама выберет.
И протянула Аглае пачку денег. Девушка растерянно посмотрела на мать.
– Возьми кошелек для денег и сумочку на полке в коридоре, – вздохнула Лукреция. – Паспорт свой, еще ручку возьми, чистую бумагу…
– И книжки оплаты за свет и газ, – добавила Наша Таша.
Когда усаживались в черный «мерседес», адъютант не заметил, как прищемил дверцей подол длинного платья Аглаи. Сел за руль и только тогда в зеркале увидел искаженное страхом лицо девушки. Пока адъютант выходил из машины, пока шел к задней дверце, Аглая, подвывая, дергала ткань изо всей силы и била ногой в спинку переднего сиденья. Полковник Ладова повернулась к ней успокоить словами, но сама онемела от маски смерти на бледном лице девушки. Ладова была человек военный и много повидавший, а тут оцепенела в растерянности. Невозможно было видеть предсмертный ужас на этом детском лице, не тронутом ни единой морщинкой реальности.
Адъютант открыл дверцу, схватил обе руки Аглаи и сильно сжал их, бормоча:
– Все хорошо, меня зовут Антон Раков… Я – Антон Раков, я вам помогу, все будет хорошо.
Судорожно вздохнув, девушка обессилено обмякла, лицо ее приняло всегдашнее отрешенное выражение без намека на эмоции. Ладова вышла из машины, вытерла пот с лица платком, посмотрела на небо и зашла за автомобиль, поманив к себе адъютанта. Убедившись, что Аглая сидит неподвижно, уложив голову на сиденье, полковник залепила Антону Ракову сильнейшую оплеуху. Адъютант устоял, потряс головой, дернувшейся при ударе, и посмотрел на Ладову удивленными темными глазами с длинными загнутыми ресницами. Наша Таша от такого взгляда сникла, прикусила губу и отошла.
Лукреция вышла на крыльцо, заметив заминку. Она видела пощечину и двинулась к машине, зная о внезапных припадки бешенства у Ладовой, которые обычно случались от ревности или от непослушания подчиненных – полковник не остановится после первого удара, пока не оттащишь. Но Наша Таша помахала ей рукой – все в порядке, и села в машину. И дочь проявилась бледным лицом за стеклом и тоже помахала. Размытого пятна прощальной ладони в черной машине среди сосновых стволов было достаточно, чтобы Лукреция от такой картинки из своего детства выпила как следует, когда вернулась в дом.
В Москве Наша Таша сказала, что сначала – дела, и потребовала остановиться «у сберкассы». Шоферу-адьютанту приказано было остаться в машине.
Аглая долго изучала бланки оплаты. Наша Таша ничего не говорила, только показала ей на заполненные ранее и проставила, где нужно, знаки вычитания и умножения. Аглая, наконец, освоила платежку за свет, произведя сначала вычитание цифр в столбик, потом умножение.
– Почему за газ столько платят? – спросила она, не найдя в платежке за газ, что можно вычесть и перемножить.
– Так постановило государство. Платишь за количество газовых приборов и метраж отапливаемой площади. Это понятно?
– Понятно… а как деньги дойдут до газодобытчиков?
– Все платят государству через сберкассу, а оно потом рассылает деньги кому надо.
– А сразу газодобытчикам и электрикам можно отправить по почте?
– Нельзя. – Наша Таша посмотрела на часы. – Как-нибудь я расскажу тебе о круговороте денег в государстве. А пока сосредоточься. Когда тебе исполнилось пятнадцать, мы с Лакрицей завели сберкнижку на твое имя. Подойди к окошку, где написано «вклады», проверь, сколько там денег. Они твои. Можешь снять, сколько захочешь – ты уже взрослый человек. Я подожду в машине.
И вышла, прежде чем Аглая успела испугаться.
На почте Аглая должна была купить конверт, написать письмо и отправить его.
– Кому я могу написать письмо? – удивилась Аглая.
– А кому бы ты хотела?
Подумав, Аглая сказала, что хотела бы написать отцу, но не знает, где он живет, и жив ли вообще человек по имени Добрыня Никитович. Наша Таша заметалась глазами по тусклому помещению с тошнотворным запахом нагретого клея, которым полная женщина в рабочем комбинезоне сноровисто смазывала коричневую бумагу бандеролей.
– Ты пиши, а я тебе адрес скажу. Пиши, я не буду читать, не волнуйся.
«Здравствуй, Добрыня, – написала Аглая. – У тебя есть дочь, ей уже восемнадцать раз дарили по маленькому прозрачному камушку. Она хранит их в яйце. Яйцо стоит на подставке, оно открывается и очень красивое – зеленое с крошечной золотой птичкой наверху. Какого цвета твои глаза и волосы?»
Рассмотрев конверт, в строчке «кому», Аглая написала «моему отцу Добрыне». Наша Таша сказала, что нужно обязательно добавить отчество и фамилию – Никитовичу Васнецову. Еле поместилось. С обратным адресом тоже все оказалось просто – оказывается, его можно посмотреть в паспорте, где прописка. Остались незаполненные три строчки «куда». Аглая застыла над ними, ничего не спрашивая и не глядя на женщину рядом. Наша Таша подумала-подумала, подвинула конверт к себе и заполнила их быстрым неряшливым почерком. Название переулка, номер дома и какой-то «отдел русской живописи».
Аглая не поверила, что полоску на треугольнике конверта нужно облизать для заклейки. Думала, что Таша шутит.
Магазины выбирала полковник Ладова. Дорогой бутик женского белья, «Москву» на Ленинском с одеждой и Елисеевский на Горького с едой. После Ленинского полностью переодетая в новое Аглая, устав от обилия впечатлений, отключилась в машине. Уснула на заднем сидении с полуоткрытым ртом и смело расставленными коленками из задравшейся короткой юбки. На Горького у входа в магазин юркий мужичок исхитрился несколько раз клацнуть фотоаппаратом и всучить потом вялой после короткого сна Аглае свою визитку. Флигель бросился из машины, но мужичка уже след простыл. Аглая повертела картонку и вопросительно посмотрела на полковника Наташу. Наша Таша прочла, что там написано, и улыбнулась.
– Тебе пригласили в модельное агентство.
– Зачем? – спросила Аглая.
– Чтобы фотографировать раздетой и предлагать для разврата богатым мужикам.
Аглая задумалась.
– Это такая работа для женщин?
– Не для всех, – опять улыбнулась полковник Наташа и игриво толкнула плечом застывшего возле них Флигеля.
Он стоял с непроницаемым лицом и красной левой щекой, застыв глазами где-то поверх голов прохожих. После магазина женского белья, в котором полковник заставила его оценивать примеряемые Аглаей вещи, молодой офицер боялся смотреть на девушку, чтобы не навредить себе еще больше.
– Ладно, стойкий оловянный солдатик, вези нас обратно на дачу. – Устало махнула рукой полковник. – Жратвы и там навалом, а в магазине очереди – не протолкнуться.
Вечером пили кофе с коньяком в кухне-столовой. Адъютанту коньяка не дали, он набрал в тарелку еды и ушел в комнату для гостей смотреть фильмы по видику. Полковник Наташа сказала, что в конце проведенного урока ученице позволено задавать вопросы, чтобы закрепить материал. Аглая недолго думала:
– Почему вы ударили вашего адъютанта? Я видела тогда… в зеркале. Ведь он меня спас.
Наша Таша посмотрела перед собой тяжелым взглядом.