Черные розы для снайпера

Эта странная невозмутимая женщина с дальнего расстояния определила, что газовый пистолет переделан в боевой.

– А у тебя? – На Еву нашло какое-то оцепенение.

– А что у меня? – Женщина смотрела насмешливо, кривя в улыбке ярко-вишневый рот. Ева разглядела на ее лице россыпь веснушек, крошечный вздернутый нос и шикарные скулы. Блузка, разрезанная до пояса, маленькие, удивительно круглые груди с темными выступами сосков.

– У тебя есть разрешение на ношение оружия? – Ева не могла отвести глаз от черных зрачков.

– Какого оружия? – Глаза округлились.

– Еще был пэтэушник, он жил напротив, мерзкий прыщавый гад, все время приставал, поджидал меня возле дома! – Рыжая подтянула к себе ноги, обхватила их руками и говорила безостановочно. – За ним погналась собака, он упал возле трамвайного пути, его голова ударилась об рельсу! Она раскололась, я вам точно говорю!

– Полина! – Женщина протянула длинную узкую ладонь.

Ева удивленно взяла ее в свою, и они сжали руки так сильно, как только обе смогли вытерпеть.

– Ева. А ты хороша! – Ева потрясла занывшей рукой.

– Ты тоже ничего. Заткни ее, а мне здесь выходить.

Ева, не двигаясь, смотрела в спину уходящей женщине.

– Знаешь, какого цвета мозги? – не унималась женщина в углу, икая, крича и плача одновременно.

– Знаю, успокойся.

– А вот и нет! У мозгов нет цвета!

– Если ты не заткнешься, придется тебя ударить. – Ева подошла к ней и увидела, что это не девочка. Это маленькая женщина с распухшим мокрым лицом, на котором заплывал один глаз.

– Умная, да? Ми…милицию вызвали? Они умерли? Я предупреждала!

Ева села рядом с ней, проклиная все на свете. Она совсем забыла про милицию. Праздник пропал.

В час двадцать ночи Климентию Фаберу была оказана срочная стоматологическая помощь, кровотечение остановили, под верхнюю губу была заправлена эластичная пластинка, холодившая десну. Это стоило ему почти сотню долларов, Фабер страшно удивился, что зубы нельзя сделать сразу же, предлагал любые деньги, но врач мягко и настойчиво, с упорством заевшей пластинки, объяснял, какого именно цвета должны быть выделения из ротовой полости – слюна то есть, – чтобы проводить любого рода протезирование. Наличие красного и розового цвета эту процедуру исключало полностью.

В вестибюле Фабер внимательно осмотрел себя в зеркале. Верхняя губа опухла и не закрывалась, под ней молочно-белым цветом светилась пластиковая пластинка, закрепленная на боковых резцах.

– Ерьмо хобасье, – медленно произнес Фабер, потренировался еще, слово «дерьмо» с третьего раза стало получаться, но прилагательное не давалось.

Опустившись в некотором оцепенении в мягкое кресло, Фабер окончательно понял, что завтрашняя встреча невозможна, что поесть ему сегодня тоже не удастся, что ночь пропала, что никогда еще он не желал так сильно убить кого-либо, как сейчас эту…

Климентий Фабер, мужчина в расцвете сил, весьма в теле, уверенный в себе, не потерявший к сорока шести годам густую волнистую шевелюру, ухоженный и немногословный любитель женщин определенного сорта, решил просто напиться как следует, отменить на завтра все встречи, не искать проклятую шлюшку, чтобы удавить ее на месте, а проваляться в постели, дать возможность своей слюне обрести нормальный цвет, и это мудрое решение говорило о том, что, ко всем прочим достоинствам, Климентий был оптимистом и умницей.

Всего лишь через тридцать пять минут после ее сообщения машинистам по селектору отделение милиции станции «Баррикадная» Московского метрополитена предстало перед разъяренной Евой Николаевной в полном составе: две стройные свеженькие девушки – младшие лейтенанты и явно нетрезвый пожилой капитан.

Ева сидела рядом с рыжеволосой, прижав ее к себе и закрыв ей рот рукой.

– Ранена? – поинтересовался капитан, показав на женщину.

– Спит. – Ева старалась успокоиться.

– А это зачем? – Капитан с размаху залепил себе рот рукой и вытаращил глаза, покачнувшись.

– У нее была истерика, она говорила безостановочно, я заткнула ей рот, она сразу успокоилась и заснула.

– Та-а-ак. А эти?

– Двое ранены, один перепуган.

– Сейчас. Сейчас мы составим с вами рапорт. Да! Ее придется разбудить. Вы видели, кто это сделал?

Девушки прошли по вагону, достали рации.

У Евы вдруг мелькнула безумная мысль, что неплохо бы ей вдруг потерять память и сказать, что они с рыжей вошли в вагон, когда все это здесь уже лежало.

– Запишем данные. Данные. Ваше имя, пожалуйста!

Рыжая пошевелилась, отодрала руку Евы от своего рта, распахнула глаза и сообщила:

– Филомена. Филомена Талисманова. Я их предупреждала, я им сразу сказала, что если только меня тронут!.. Я думаю, они не выживут.

– Гражданочка, вы это… Вы присутствовали?

Одна из девушек отрапортовала, что «Скорая» и отдел по разбойным нападениям предупреждены, капитан тер ладонью щеку, стараясь вникнуть в то, что говорила Филомена, в особенно трудных для объяснения местах она вскакивала и показывала наглядно, как все было. Наименее пострадавший бандит пришел в себя, открыл глаза и смотрел в оцепенении на рыжую женщину, повисшую одной рукой на поручне и болтающую ногами, при этом она изображала пострадавшим лицом то ужас, то удивление и беспрерывно говорила.

Ева сидела молча, ее словно укачало, она не могла отвести глаз от дергающейся перед ней Филомены. Четверо бравых и веселых мужиков в форме вошли в вагон, осмотрелись и убрали оружие. Капитан встал и отрапортовал:

– Разбойное нападение с применением оружия. Двое раненых, один описавшийся от страха, одна нападавшая и одна ненормальная.

– Ах ты!.. – задохнулась от возмущения рыжая. – Да вы только посмотрите, он же пьян! Мы оборонялись! Мы целый час ждали, пока он изволит явиться!

Четверка из отдела по разбойным нападениям осмотрела Еву, оценивая. Ева вздохнула и достала удостоверение. Мужчины посмотрели его все. По очереди. Последним был капитан. Потом они разошлись по вагону, осматривая лежащих.

– А где «Скорая»? – кричал, потирая уши, сидящий на полу. – Может, она мне барабанные перепонки лопнула!

Проходящий мимо офицер молча захватил его волосы рукой и ударил лбом о свою коленку. Стало тихо. Офицер внимательно осмотрел коротконогого, потрогал его раны на груди и растер на пальцах кровь.

– А как вы, старший лейтенант, объясните происхождение этих ран? – Он посмотрел снизу на Еву, а Ева посмотрела на свои туфли-лодочки на низких каблуках.

– Я уже все объяснила этому пьяному милиционеру! – заверещала рыжая. – Это от каблуков, каблуки были на…

Ева захватила ее голову рукой, зажала под мышкой и ладонью залепила рот.

– Отведите нас, пожалуйста, в ближайшее отделение, мы хотим дать показания. – Ева лихорадочно вспоминала. В шести как минимум отделениях Москвы у нее были хорошие знакомые, а в случае полного непонимания можно было воспользоваться телефонной дружбой.

Весело хохоча, по платформе шли к вагону медбратья с носилками.

– Ну, в отделение так в отделение. Двинули!