Секрет Сабины Шпильрайн

На самом интересном месте, когда за Буратино гнался Карабас Барабас, в дверь опять начали громко стучать, но я сделала вид, что ничего не слышу, и поросенок тоже. Я легла рядом с ним на подстилку и обняла его двумя руками – оттого что он был теплый, мне было не так страшно. Наконец тому, кто стучал, надоело стучать, и он ушел. Хотя мне показалось, что он не ушел, а затаился в кустах за дверью и ждет, чтобы я вышла посмотреть, кто так громко стучит. Но я и не подумала выходить, а еще крепче прижалась к поросенку и заснула.

Меня разбудил поросенок – он тыкался носом мне в лицо и тихо хрюкал. Я подумала, что он проголодался, потому что я тоже проголодалась. Я не нашла ничего, кроме гречневой каши, и половину положила себе на тарелку, а половину прямо в кастрюльке поставила перед поросенком. Он быстро-быстро съел кашу и опять накакал на пол. Но мне это было не важно, я уже научилась ловко собирать его какашки на совок и выбрасывать в ведро в сенях.

На улице уже стало темнеть, свечка погасла, а тети Вали все не было и не было. Читать мне больше не хотелось, и я попробовала поиграть в лото с поросенком. Но он, хоть и умный, играть не сумел – ему нечем было бросать фишки. Я стала уже думать, а не позвать ли того, который сперва стучал, а потом спрятался в кустах за дверью. Но тут в замке повернулся ключ, и тетя Валя ввалилась в дом, таща за собой два больших чемодана. Тот, который затаился за дверью, пытался протиснуться вслед за ней, но она его не впустила и захлопнула дверь у него перед носом.

Тогда он прижался к ставне и громко крикнул:

– А братец твой, Валька, оказался врагом народа! Так что нечего тебе нос задирать!

Тетя Валя прошипела: «Лина, быстро в спальню!» – а как только я вышла, она взяла ведро с водой, распахнула окно, приоткрыла ставню и вылила все ведро на того, который кричал про братца. Он завопил и попытался схватиться за ставню, чтобы помешать ее закрыть, но тетя Валя захлопнула ставню с такой силой, что прищемила ему палец. Я видела все через щель в двери и спросила тетю Валю, кто это ее братец, уж не мой ли папа?

Тот, с прищемленным пальцем, не успокоился, а стал еще громче орать, что теперь он припомнит Вальке все ее безобразия. Но она будто его не слышала. Она зажгла свет, поманила меня из спальни и притянула к себе:

– Не слушай все глупости, которые люди будут тебе говорить. Твой папа – честный коммунист, верный сын партии.

Я не совсем поняла про сына партии, я думала, он сын бабушки Фроси, которая умерла в прошлом году. Но тетя Валя не стала меня слушать, она поставила чемоданы на стол и сказала:

– Пора собираться. Завтра утром мы отсюда уезжаем.

– Куда? – испугалась я. – Если мы отсюда уедем, как папа и мама найдут меня, когда вернутся из командировки?

– Лишь бы они вернулись, – сказала тетя Валя. – А уж найти тебя они сумеют.

Мы выставили поросенка в сарай и стали паковать вещи в чемоданы и корзины, которые тетя Валя принесла из сарая. Кроме платьев и пальто нужно было уложить все: примус, кастрюли, сковородки, тарелки, одеяла, простыни и подушки – всего не перечислить. Я бегала, бегала, помогала тете Вале, пока не свалилась прямо на пол и не заснула. Проснулась я уже утром от осторожного стука в окно.

– Валентина, – позвал мужской голос, – открывай ворота.

Тетя Валя вскочила – оказывается, она спала рядом со мной не раздеваясь, – и побежала открывать. Я услышала, как во двор въехала большая машина, и через минуту тетя Валя вернулась с высоким мужчиной в ватнике.

– Знакомься, Лина, это Леша. Теперь он будет твой папа, потому что я выхожу за него замуж.

– Не нужно мне никакого Леши! – завопила я. – У меня есть мой родной папа, он совсем не Леша, а Витя.

– А теперь у тебя будет папа Леша, – сказал Леша и взял меня на руки. Он был такой высокий, что я чуть не ударилась головой о потолок. Я уцепилась за его волосы и начала нарочно дергать их посильней, чтобы ему стало больно, но он только засмеялся: «Что же ты подсунула мне такую сердитую дочку, Валентина?»

Он поставил меня на стол, так что мы оказались лицом к лицу. Я подняла руки, чтобы опять вцепиться ему в волосы, но он поймал мои руки, прижал их к бокам и посмотрел мне прямо в глаза:

– А теперь перестань дурить, Лина, и слушай внимательно. Мы сейчас быстренько вынесем все вещи и погрузим в машину, а потом выведем тебя и усадим в кабину. Когда набегут соседи и станут спрашивать тебя, кто ты, отвечай им, что ты моя дочка.

– Но я не хочу быть твоей дочкой! – завизжала я и дернула руками, но он прижал их еще сильнее:

– Ты не должна быть моей дочкой, ты только должна сказать это соседям, чтобы они не лезли не в свое дело.

А соседи уже были тут как тут – они столпились вокруг Лешиного грузовика и наперебой спрашивали, куда это Валентина собралась ехать и что это с нею за девчонка, откуда она взялась. Я поняла, что это они обо мне, но отвечать им не стала, а спряталась в спальне, куда тетя Валя их не пустила. Она вообще не впустила их в дом, хоть они страшно напирали и пытались ворваться, но Леша был такой большой, он сгреб их одной рукой и оттеснил от двери, а дверь запер на замок. Тогда я поняла, почему они сначала вынесли из дому все вещи и только потом начали грузить их в кузов – чтобы успеть запереть дом, пока соседи не сбежались.

Но соседи не унимались, а все приставали с расспросами, их становилось все больше и больше, наверно, собралась вся деревня. Тетя Валя не отвечала, пока кто-то из толпы не крикнул:

– Да она просто удирает. Уже все знают, что ее брат враг народа! Вот она и удирает!

Тогда тетя Валя повернулась к ним, все лицо у нее было в красных пятнах, и крикнула:

– При чем тут брат? Я просто выхожу замуж!

– А девчонка? Откуда у тебя взялась девчонка?

– Чего пристали? Это Лешина дочка.

Леша отпер замок, вошел в дом и взял меня на руки:

– Пошли, доченька. Пора ехать. У нас впереди дорога длинная.

И прижал меня посильней, чтобы я не сболтнула чего лишнего. Но я и не собиралась болтать лишнее, я очень испугалась соседей – у них были такие злобные лица, как у Карабаса Барабаса. Я закрыла глаза и представила, что я Мальвина с голубыми волосами, а Леша – это папа Карло. И тогда мне стало легко обнимать его за шею, пока он нес меня в кабину грузовика. Поросенка и кур еще раньше загрузили в кузов, тетя Валя заперла дом на замок и села в кабину рядом со мной. И мы поехали.

Кто-то из соседей громко спросил:

– А куда вы едете?

– На Кудыкину гору! – крикнула тетя Валя из кабины и закрыла окно.

2

Сегодня у меня день рождения, мне исполнилось семь лет. Но никто мой день рождения не праздновал, не то что у мамы с папой, там устраивали настоящий праздник. Но мы ничего не устраивали, нам было не до того. Уж очень много разных вещей случилось после того, как Леша увез нас с тетей Валей на Кудыкину гору. Кудыкина гора оказалась городом Ахтырка, где у Леши была комната в заводском общежитии.

Жить нам втроем в одной комнате без кухни и без уборной было противно, но мы так и жили, пока тетя Валя не продала свой дом в той деревне и не купила маленький домик в этой самой Ахтырке. К тому времени она поженилась с Лешей и стала Валентина Столярова, а меня сделала как бы их дочкой и поменяла мне фамилию с Палей на Столярову. Имя мое – Сталина – она поменять побоялась, хоть очень хотела: а вдруг кому-то не понравится, что мы хотим отказаться от такого замечательного имени в честь товарища Сталина. Так я стала Сталина Столярова. А Валю и Лешу стала называть мама Валя и папа Леша.

Я долго плакала и отказывалась называть их мамой и папой, но постепенно до меня дошло, что с моими родными мамой и папой случилось что-то ужасное, о чем все боятся говорить. И потому они поспешили отдать меня маме Вале. Я поняла, что меня могут забрать даже у Вали и Леши, если кто-нибудь узнает, что я не их дочка, а Сталина Палей. И я согласилась называть их мама Валя и папа Леша.

И еще я поняла, почему мама Валя не хотела выходить замуж за папу Лешу, который сначала показался мне таким высоким и симпатичным. Он и вправду был симпатичный, пока был трезвый, но трезвый он бывал редко. Он работал на заводе водителем грузовика и чаще всего приходил с работы пьяный «в доску», как говорила мама Валя. А когда пьяный, он становился очень буйный – он бил посуду и пытался выбросить нас с Валей из комнаты. Он был очень сильный, и с ним трудно было справиться, но, пока мы жили в одной комнате, мама Валя научилась набрасывать на него веревку с петлей, валить его на пол и связывать по рукам и ногам. А когда мы купили домик, хоть и маленький, она выделила там кладовку, которую называла карцер, специально для того, чтобы запирать его там, пока он не протрезвеет. Зато наутро он выползал из карцера тихий и ласковый, бил себя грудь и клялся, что больше никогда не будет напиваться до такого свинства.

И твердо держался до следующего раза, и мама Валя его прощала. Вообще, она оказалась не такая противная, какой была, пока называлась тетей Валей. Я даже ее немножко полюбила, хоть боялась полюбить сильнее, чтобы не обидеть мою настоящую маму. И так мы жили втроем, не то чтобы очень хорошо, но и не очень плохо: я ходила в детский сад, папа Леша водил грузовик, а мама Валя устроилась в здешнюю больницу медсестрой. Я раньше и не знала, что она медсестра. Конечно, мне очень не хватало мамы и папы, но все же жить было можно, пока не случилась катастрофа.

Мама Валя часто просила Лешу не пить, когда он сидит за рулем, и он ей всегда обещал водить грузовик только в трезвом виде. Но не всегда это обещание выполнял. И вот недавно его привезли домой на носилках, то есть нам сказали, что это он, потому что он с головой был накрыт брезентом и нельзя было увидеть, кто под брезентом лежит. Мама Валя приподняла брезент там, где должно было быть Лешино лицо, и упала на пол без сознания. Тогда я тоже захотела заглянуть под брезент, но те, что принесли носилки, схватили меня за руки и оттащили подальше.

Так я осталась уже без двух пап – без папы Виктора Палея и без папы Леши Столярова. Мама Валя три дня пролежала в кровати без движения, не ела и не пила и даже не пошла на похороны. На похороны пошла только я – не пошла, а поехала: за мной приехала заводская машина, и я стояла одна перед мокрой ямой, в которую опустили гроб с телом папы Леши. Через три дня мама Валя встала с кровати, выпила два стакана водки и объявила, что она не может больше оставаться в этой проклятой Ахтырке.

Она решила уехать в Ростов, где жили когда-то мои родные папа и мама. Она тоже, оказывается, выросла в Ростове, и все ей было там знакомо. И теперь, когда мы с ней стали Столяровы, нам нечего было бояться, что с нами тоже случится ужасное. Через несколько недель нашлась семья, которая захотела из одной комнаты в Ростове переехать в целый дом в Ахтырке. Мы скоренько собрали свои вещички, сели в поезд и отправились в Ростов. Вещей у нас было немного: ни поросенка, ни кур у нас давно уже не было, свою мебель и кастрюли мы обменяли на мебель и кастрюли наших обменщиков, так что все наши одежки поместились в три чемодана, а одеяла и подушки мы отправили багажом. Я за это время выучила много слов – таких как обмен, купе и багаж.

Мама Валя наняла на вокзале большую машину, которая привезла нас с нашим багажом в нашу новую квартиру в Ростове на улице Шаумяна. Шофер немного поторговался с мамой Валей и за трешку согласился отнести наши чемоданы наверх, на третий этаж. Тюки с одеялами и подушками мы с мамой Валей потащили сами по грязным ступенькам с разбитыми окнами на лестничных площадках.

Наша комната была довольно большая, но новая квартира оказалась коммунальная – это тоже новое слово, оно значит, что кроме нас там жили другие люди, с которыми у нас была общая кухня и уборная. У наших соседей было две комнаты, но я сперва никак не могла понять, сколько их в этих комнатах живет. Мама Валя сказала, что наши соседи не такие люди, как мы, потому что они – евреи. Я не знала, кто такие евреи, а мама Валя сказала, что евреи – плохие люди, потому что они богатые и жадные. Так что, может, наши соседи все-таки не были евреи, потому что они были совсем не жадные.

Не успели мы вкатиться в свою новую комнату с нашими тремя чемоданами и двумя тюками, как в дверь к нам постучали.

– Ну, чего им надо? Нам они ни к чему, – проворчала мама Валя, но я уже успела отворить дверь. В коридоре стояла незнакомая старая женщина и, кажется, улыбалась. Я говорю «кажется», потому что лампочка в коридоре была очень тусклая и точно ничего нельзя было рассмотреть.

– Вы, наверно, проголодались с дороги? – сказала женщина. – Я ваша новая соседка, меня зовут Сабина. У меня от обеда остались две тарелки холодного свекольника, не хотите попробовать? – И она махнула рукой в сторону кухни.

Мама Валя открыла было рот, чтобы отказаться, но я ее опередила – ехали мы из Ахтырки долго, в поезде было очень жарко, так что я и вправду очень проголодалась. Поэтому я побежала в кухню, выкрикивая по дороге: