Кровавая вода Африки

Когда на его зов прибежал Платон, доктор Легг велел ему взять сквайра и отнести в палатку.

Тут мистер Трелони окончательно очнулся. Он сердито отпихнул руки Платона, обозвал доктора «волшебной трубкой» и пошёл спать.

****

На следующее утро ничто, казалось, не напоминало им о вчерашнем происшествии с крокодилами.

Ночь прошла спокойно, дождя не было, но саванна на чуткий взгляд мистера Трелони продолжала зеленеть. Матросы угомонились, но, когда кто-то из них в присутствии капитана попробовал возобновить вчерашнее подтрунивание над матросом Бруском, капитан осадил остряка.

– Джон, – сказал он ему строго. – Ещё раз услышу, мокну в смоляную бочку.

И все матросы сразу всё поняли, а когда новый день принёс и новые события, случай с крокодилами сам собою отодвинулся на задний план.

Около двенадцати дня, – джентльмены только-только закончили подводить и сверять свои часы, – вдали, со стороны Фута-Джаллон, показалась длинная цепь африканцев. Первым их увидел Жуан: он ожидал носильщиков именно сегодня и всё время смотрел в нужную сторону. Джентльмены и матросы, и без того вооружённые, напряглись, доктор Легг по знаку капитана скользнул в палатку к коробу с оружием, готовый по сигналу капитана доставать мушкеты. Но вот первые африканцы в цепи приблизились к лагерю, и дон Родригу и Жуан пошли к ним, дружески улыбаясь. Капитан, на лице которого ясно читалось облегчение, двинулся следом за проводниками.

Судя по приветствиям, которыми обменялись вновь пришедшие и проводники, к месту стоянки пришли именно те, кого ждали. Это были чернокожие высокие, хорошо сложенные и почти неодетые люди. Они расположились лагерем неподалёку, и через некоторое время у них запылал костёр, на котором они принялись жарить какое-то животное, убитое по дороге. Потом к ним потянулись матросы, сначала робко, явно стесняясь, потом смелее и развязнее, и скоро и те, и другие стали смеяться, что-то друг другу рассказывая, а больше показывая, размахивая руками и даже подпрыгивая.

И мистер Трелони, поглядывавший изредка в ту сторону, подумал, что все люди, в сущности, предельно одинаковы и прекрасно уживаются вместе, пока один не начинает угнетать другого, и тогда их отношения обязательно перерастают во взаимную неприязнь и даже ненависть. Он вместе с доктором Леггом и Платоном сидел у офицерского костра и принимал участие в беседе, которую капитан через обоих проводников вёл со старшим туземцем.

Это был рослый и статный мужчина зрелого возраста. Звали его Йаро, он был из племени мандинка и, в отличие от своих соплеменников, оказался одет в домотканую полосатую накидку, которая красиво оттеняла его тёмно-коричневую кожу. Его негритянские черты лица были приятны, волосы – очень курчавые, длинные, борода негустая, но хорошо развитая у подбородка. Его большие умные глаза не явно, но тщательно ощупывали белых людей и особенно капитана. Разговор шёл уже долго, но к сути своей так и не приблизился.

– Надо запастись терпением, – предупредил всех дон Родригу.

И разговор по традиции шёл о погоде, о том, как туземцы дошли сюда, о здоровье семьи и урожае. Отвечая на неспешные вопросы Йаро, старый португалец успевал рассказывать англичанам о некогда могущественном племени мандинка, которое основало большое государство Мали и даже подчинило себе соседей.

Беседа длилась и длилась, и казалось, что ей не будет конца. Наконец, Йаро на мгновение прикрыл глаза тяжёлыми веками и что-то сказал.

– Многоуважаемый Йаро говорит, что они снимутся с лагеря завтра на рассвете… Мы должны быть готовы, – перевёл дон Родригу.

Капитан церемонно поклонился. Предводитель мандинка встал и, ничего больше не говоря, направился в свой лагерь. Капитан поднял белёсые брови, хмыкнул и, объяснив джентльменам, что ему надо сделать кое-какие записи, пошёл в свою палатку.

****

Они вышли в путь с восходом солнца, шли уже очень давно, а плато, которое, казалось бы, находилось от лагеря в двух шагах, что-то совсем к ним не приближалось.

Этот участок саванны, по которому они брели за отрядом носильщиков-мандинка, был совсем сухой, и доктору Леггу показалось, что они опять попали в пекло Сахары: раскалённые камни и земля обдавали его жаром снизу, беспощадное солнце пекло сверху, в глазах у него плыли круги, ноги уже давно налились ватной мягкостью, а во рту было сухо и отвратительно… Откуда-то налетели назойливые мелкие мушки, и эти серые живые тучи особенно одолевали: они лезли в нос, в глаза, повсюду… Калебас* свой он уже и не помнил, когда опустошил, и сейчас мечтал только о том, как бы напиться воды… Любой, хоть из лужи.

Но вымочивший их несколько дней назад ливень не зацепил здесь, видимо, ни клочка земли, или она моментально высохла… «А может её выпили животные, чёрт их возьми совсем», – думал доктор, оглядывая саванну… Вон, побежал кто-то, целой стаей побежал, выпил всю воду и припустил радостно, задрав белые хвосты. Дон Родригу говорил, что местные чёрные могут чуть ли не сутки обходиться без воды. Интересно, а смогли бы они отказаться сейчас от холодного крепкого чая, да ещё с сахаром…

К доктору, пропустив остальных, подошёл Жуан и пошёл рядом, искоса посматривая на него. Доктор постарался улыбнуться и что-то сказать юноше, но в голову нечего не пришло, а улыбка получилась, наверное, очень вымученной, потому что Жуан вдруг остановился и потянул доктора за рукав. Доктор моментально встал, внутренне радуясь, что на какое-то время можно не шевелить ногами. Тут Жуан протянул ему свой калебас.

Доктор взял в руку сосуд-тыковку и ахнул – она была совершенно полная, приятно увесистая. Он вытащил деревянную пробку и припал губами к горлышку, сделав большой глоток – вода была почему-то даже холодная. Тут сзади раздался голос Платона, который сказал доктору:

– Жуан говорит, что сейчас будет небольшой подъём, а потом мы напьёмся.

– Я готов подниматься, – сказал доктор и, вернув калебас Жуану, благодарно ему кивнул.

Они нагнали отряд и пристроились в хвост, и их путь запетлял между большими камнями, закривился змеёй и начал подниматься, всё круче и круче, и скоро доктор уже лез вверх, цепляясь и за эти камни, и за землю, и за что придётся. Потом подъём кончился, и они, спустя какое-то время, вышли на высохшее болото, заросшее слоновой травой.

Через это болото, в туннеле из слоновой травы, шла тропа, и доктор пошёл по ней в общей цепи следом за Жуаном. Кто-то немаленький и явно тяжёлый протоптал эту тропу здесь на болоте – земля под ногами была изрыта большими глубокими ямами. Изредка их путь пересекали тропинки более узкие, испещрённые мелкими копытцами. Слоновая трава была высокая, больше десяти футов высоты, ветвистая и сухая, а длинные тонкие листья её неподвижно торчали в стороны. Некоторые стебли травы образовывали кусты толщиной в три фута, состоящие из многих-многих побегов. Подняв голову, доктор увидел высоко вверху над собой травяные соцветия – колосовидные метёлки длиной в целый фут.

Начался спуск в долину, и он был крут, а местами даже обрывист, но обвитые лианами деревья и кустарники, растущие на их пути, им помогали – при спуске все цеплялись за эти лианы, как за верёвки, и благодарили бога за то, что те оказались не колючие. Но внизу, в душной мари долины, солнце сильней навалилось на доктора, и, хотя Жуан давал ему время от времени пить, голова у доктора вдруг закружилась, в глазах поплыли круги, и он почувствовал, что теряет сознание. У него хлынула носом кровь. Доктор, зажав себе нос рукой, закачался и стал медленно оседать на землю.

К нему бросились, подхватили и потащили куда-то. Потом доктор почувствовал, как он погружается в воду, а через секунду он уже пил и пил, и никак не мог остановиться. Потом он лежал в воде и приходил в себя, снова и снова переживая первое наслаждение от мокрой прохлады – сознание его постепенно прояснялось. Он находился в реке, на мелководье, над головой его высился обрывистый берег высотой в десять футов, а справа и слева от него стояли Жуан и Платон по колено в воде и сторожили его от крокодилов.

На обрыве сидел на корточках капитан и смотрел на них.

– Ну что?.. Будем подниматься? – крикнул капитан им вниз.

– А как мы сюда спустились? – спросил доктор у Платона.

Тот помолчал и ответил удивлённо:

– Не помню… Как-то спустились… Хорошо, что целы остались.

Капитан им уже сбросил верёвку.

Остаток дня прошёл без происшествий. На ночь отряд, преодолев ещё один уступ, остановился в лесу, в небольшой долине. Склоны уступа были совсем неприступны, и если бы не устроенные здесь кем-то многоступенчатые деревянные лестницы из рогатин, скреплённых лианами, забраться на отвесный обрыв высотою в семь футов было бы весьма сложно. Первыми по этим лестницам поднялись туземцы, поднялись легко, им даже не мешал груз, который они несли. Белым залезть на уступ помогла их морская закалка.

По традиции разбили два лагеря, и после ужина в лагерь белых пришёл предводитель Йаро. Его посадили возле костра и предложили ему отведать кофе. Йаро уже был знаком с кофе, он с достоинством поклонился и принял кружку. После кофе дон Родригу, по просьбе капитана, спросил у предводителя мандинка, сложен ли путь до северных гор.

– Если идти от вашей деревни до высоких гор… Сложно туда попасть? – спросил дон Родригу.

Йаро понял и стал задумчиво качать головой, потом он погладил бороду и сказал:

– Там никто не живёт… Там когда-то жили люди, но однажды они бесследно исчезли… И остался там лишь злой дух в облике ужасного козла, пожирающего всякого, кто рискнёт появиться в тех горах. А само это место – окаменевшее тело богини плодородия – великой Меинтоа… И все, кто отважится поселиться там, исчезают, потому что богиня забирает к себе сначала мужчин и юношей, а за ними в её подземных владениях пропадают разыскивающие своих мужчин жены, матери и сестры.

Дон Родригу перевёл его слова, и от себя добавил, что ему кажется, что это совершенно обычные горы, ничего в них страшного нет.

– Вы проводите нас туда? – спросил капитан у Йаро.

Йаро выслушал дона Родригу и ответил:

– Передайте вождю Линчу, что идти или не идти куда-либо за нас решает наш колдун, а ещё вождь.

Капитан согласно кивнул. Платон что-то прошептал капитану на ухо. Капитан сказал дону Родригу, а тот спросил у Йаро:

– А не согласится ли достойный Йаро обменять нам два лука со стрелами?

– А на что будем меняться? – быстро спросил тот, он как-то сразу оживился, от его сдержанности не осталось и следа.

– На платок, – ответил Платон и бросился к своему мешку.

Вернувшись, он развернул платок и встряхнул его – платок был ярко-красный, из тонкой бумажной материи. Глаза Йаро загорелись, он согласно кивнул и протянул руку за платком. Получив платок, Йаро стал прилаживать его на голову. Платон помог ему, а Жуан протянул Платону зеркало, и тот показал Йаро его отражение. Йаро жадно смотрел на себя в зеркале, потом с большой неохотой выпустил зеркало из рук.

Когда он ушёл из лагеря, мистер Трелони с усмешкой спросил у Платона:

– Из луков с Жуаном пострелять хотите? У вас же настоящее оружие есть…