Красная палуба

– И все же, сэр, я не могу понять, что вас так тревожит?

– Я знаю цену деньгам, Купер – ответил капитан, рассматривая горизонт, – Поверь, как и нашему Джорджи, мне пришлось хлебнуть не одну ложку дегтя, чтобы понять одну простую вешь: ничего в этой жизни не достается даром. А эти рабы достались нам именно что даром.

В это же время большая часть команды собралась в кубрике. Они лакали пиво в честь отплытия и распевали похабные песни, сидя на гамаках. Мистер Барнс великодушно налил полкружки эля юному Оливеру.

«Со шлюхой кувыркался я вчера,

А у неё – французская простуда!

Нету худа без добра,

И нет добра без худа!»

Теплый ветер донес эти слова до ушей капитана и боцмана. Капитан улыбнулся и сказал:

– Слышите, Купер? Даже матросы это понимают. Нет добра без худа.

В трюме было беспросветно темно. И без того тяжелый воздух напитался кислой вонью от нечистот, рвоты и пота. Без малого триста рабов пытались заснуть и забыться, но страх не позволял им этого сделать. Тихий плач эхом прокатывался по деревянным стенкам корабля. Звон цепей, скрепляющих колодки, смешивался с тягучим скрипом досок. Кто-то нашептывал молитвы своим божкам, но в основном все страдали в тишине. Раб Асан, которого капитан приметил ранее днем, смирно сидел и вслушивался в происходящее наверху веселье. Песенка матросов забавляла его.

– – Нэт… худа… биз… дабра… – пытался повторить он за ними, – Нет… добра… без худа.

Во тьме никто не видел, как Асан улыбается.

II

Следующим утром капитан Фокслер проснулся в холодном поту. В кошмаре, разбудившим его, капитан был одет в свой привычный мундир и почему-то бежал по густым ночным джунглям. Нет. Не “почему-то”. От кого-то. Бежал он быстро, спотыкаясь о торчащие из земли корни. Влага, растворенная в воздухе, покрыла его прохладную липкую кожу мелкими каплями. Грудь горела, а частый пульс гулкими ударами отдавался в висках, заглушая весь прочий шум. Фокслер бежал вперед, в непроглядную тьму, не имевшей ни начала, ни конца. Он твердо знал, что за ним кто-то гонится, затылком чувствовал холодное прикосновение смерти. Но постепенно это чувство отпустило его. Капитан замедлился, перешел на шаг и, в конце концов, остановился. Он ощутил сильнейшее облегчение, будто впервые вдохнул после мучительного удушья. Безмятежность продолжалась недолго. Фокслер отчетливо услышал над головой шуршание листьев и скрип ветвей. Ужас накатил на него с новой силой, еще сильнее прежнего. Противясь всем своим естеством, он медленно взглянул наверх и… проснулся.