Я вижу солнце

– Переверните! – сказала Аквиринэ.

Мы перевернули больного. Аквиринэ так же не спеша основательно натерла ему спину и поясницу. Когда мы снова переворачивали больного, я посмотрел на Хатию. Она по-прежнему стояла не двигаясь в углу.

– Пошла отсюда! – прикрикнул я на нее. – Не видишь, что ли, голый же он!

– Ничего, Сосойя, я постою, – улыбнулась Хатия.

У меня больно сжалось сердце, стало стыдно, и я заорал во весь голос:

– Убирайся отсюда!

Аквиринэ и Бежана удивленно посмотрели на меня.

– Ты что, ненормальный? – спросил Бежана. – Или забыл, что она слепая?.. Стой здесь, детка, – обернулся он к Хатии, – не слушай этого дурака!

Хатия, не ответив, вышла из комнаты.

Аквиринэ поправила под больным подушку, погладила его по голове, дала отпить еще несколько глотков вина.

– Позови Кето!

Я вышел на балкон и вернулся вместе с тетей и Хатией.

– Надо переодеть его, – обратилась Аквиринэ к тете, – а его одежду выварить как следует!

Тетя принесла и положила на кровать белье, оставшееся от деда.

– Ну и пустота, что в нашем магазине! – раздался вдруг недовольный голос Бежаны.

Мы оглянулись и увидели, как Бежана с разочарованным видом рассматривал вывороченные карманы брюк и гимнастерки больного.

– А документы есть, Бежана? – спросила тетя. – Ничего нет? Вот тебе и на! Как же узнать кто он такой, как его фамилия? – забеспокоилась тетя.

– Как кто? Сосоин русский он! – объяснил Бежана.

– А может, он вовсе не русский, а украинец? – сказал я.

– Какая разница? Фамилию его я все равно бы не запомнил! Сосоин русский – и все тут! – настаивал на своем Бежана.

– Аквиринэ, – обратилась тетя к старушке, – как по-твоему, удастся спасти его?

– А он уже спасен, дорогая! – ответила Аквиринэ. – И спасен благодаря этому вот непутевому! Слышь, Бежана, это ты спас его!

Польщенный Бежана самодовольно улыбнулся, подошел к кровати больного, присел, взял его за плечи, встряхнул и громко позвал:

– Ничего не ошиблась! Он же фронтовик! Видишь, какая у него рана? Если он от такой раны не умер, от болезни и подавно не умрет!

– А где у него рана?

Я откинул одеяло на груди больного, взял руку Хатии и дал ей пощупать рану.

– Ух ты!.. А если б попало влево, убило бы его, правда?

– Конечно!

Хатия нежно провела обеими руками по лицу, по плечам больного.

– Он красивый?

– Не знаю. Наверно, красивый. Зарос он, как поп, разве поймешь?

– А худой какой!

– Димка! – выкрикнул вдруг больной. – Слышишь меня, Димка?!

Я и Хатия обратились в слух.

– Тебе говорю, Димка! Слышишь?

– Слышу! – ответил я тихо.

– Смотри, Димка, сейчас все спят… Утром сюда придут немцы… Вывезти всех не успеют… Мы с тобой – ходячие… Или ты хочешь сгнить в постели?.. Надо бежать!

– Ты о чем?

– Да, да, бежать!!! Эвакуация мне не по душе… Пусть сам врач эвакуируется, если он боится. Ты чего молчишь? Сейчас все спят и никто не дежурит… Гляди!..

Больной привстал.

– Погоди, – обнял я его, – дождемся утра!

– Нет, я уйду! – он оттолкнул меня и встал.

– Куда ты? Постой!

Я постарался удержать больного, но поняв, что это мне не под силу, крикнул:

– Хатия, помоги!

Хатия ощупью подошла к нам и сзади схватила больного за плечи.

– Пустите! – взревел он и рванулся так, что мы все втроем оказались на полу. Перепуганная тетя бросилась к нам.

– Пустите меня! У-у-у… – Вопя и ругаясь, больной катался на полу, мы наседали на него и никак не могли справиться с этим обескровленным, ослабшим от голода и жара человеком, которому страх придал удивительную силу. После получасовой возни он обмяк и заплакал:

– Отпусти меня, сестра, сделай доброе дело, отпусти… Наконец он, видно, примирился с судьбой, опустил руки, всхлипнул и уже спокойно дал нам уложить себя в постель. Спустя минуту он заснул…