Не бойся, мама!

– Как тебя звать?

– Зачем тебе мое имя?

– Просто так, хотелось знать, какое оно – грузинское?

– А тебя как зовут?

– Меня? Автандил. Только об этом никто не должен знать, это военная тайна!

– Хорошо, парень, никто не будет знать.

– Сколько тебе лет, девушка?

– Как по-твоему?

– Девятнадцать, двадцать, двадцать один. Да?

– Да.

– Что ты тут делаешь целыми днями? Смотришь и смотришь на меня. Может, я нравлюсь тебе?

– Очень нравишься!

– Но ведь у тебя есть муж!

– Есть. А ты мой побратим.

– Как?!

– Побратим, брат мой!

– А-а-а… И не надоедает тебе сидеть вот так целый день и смотреть на нас?

– Нет. Я смотрю на вас, на моих братьев и сестер, и мне так хорошо с вами… Может, я мешаю вам?

– Нет, что ты! Без тебя было бы так скучно… Ты очень красивая.

– Знаю. И ты очень красивый.

– Это тебе так кажется.

– Нет, не кажется. У вас все красивое. Разве не так?

– Так. А у вас как?

– Как видишь…

– Хочешь утешить меня?

– При чем утешить? Село-то ваше – часть нашего, одна земля, одно небо… Вот только неухоженное оно…

– Да, ты прав.

– А старушка эта – свекровь твоя?

– Свекровь.

– Зовет тебя домой?

– Зовет.

– Ты уйдешь?

– Уйду.

– Завтра придешь?

– Приду.

– Ну, до свидания!

– До свидания, брат!

– Пиши, Петро: жена учителя закончила наблюдение за нашими постами. Появился американский «джип», из него вышли два офицера, направились к зданию заставы… Пишешь, Щербина?

– Пишу, мать их за ногу, пишу! – вздохнул Петро. Вдруг на той стороне раздались крики, свист, улюлюканье.

Из кухни аскеров вырвалась огромная кавказская овчарка и во весь дух помчалась к селу. Собака держала в пасти говяжью ляжку. За овчаркой бежал повар с топором в руке, за поваром – аскеры. Перспектива остаться без обеда удваивала силы преследователей, – они стали настигать собаку. Тогда овчарка вдруг повернула к морю. Аскеры с криком последовали за ней. Собака с разбега бросилась в воду, взметнув фонтан брызг, сделала несколько шагов, потом обернулась и угрожающе зарычала. Аскеры в нерешительности остановились. Повар оказался смелее: он стал медленно приближаться к овчарке. Плыть дальше собака не решалась. Она поняла, что борьба проиграна и придется расстаться с мясом. И тогда случилось непредвиденное: собака с мясом в пасти перемахнула через линию границы, отряхнулась, улеглась на нашей территории и принялась спокойно уплетать отвоеванную ляжку. Иногда она поднимала голову и вызывающе смотрела на аскеров, словно спрашивая: «Ну что, почему вы не идете сюда?» Покончив с ляжкой, овчарка еще некоторое время пробыла на нашей земле, а потом, убедившись, что аскеры ушли, не спеша отправилась восвояси.

– Эй, что там произошло? – окликнул нас подошедший Пархоменко.

– Ничего особенного. Собака ихняя перешла.

– Спустить Танго? – спросил Пархоменко.

– Куда твоей Танго до того пса – за пять минут полкоровы сожрал! – ответил Щербина.

Пархоменко ушел.

Все вокруг дышало спокойствием. Я передал бинокль Щербине, вошел в комнатенку на вышке, присел на табуретку и закурил…

…Граница… Ни с чем не сравнимое чувство вызывает она в человеке! Необозримы просторы нашей Родины, и на тысячи километров протянулись границы ее – через горы и долины, через моря и океаны, через леса, болота, скалы, пустыни… Сколько же их, застав, постов, шлагбаумов разбросано вдоль этих границ, десятки тысяч пограничников охраняют их… Ты – один из этих людей, пограничников. По сравнению с несметной их армией ты – песчинка, муравей, обыкновенная точка. И все же ты стоишь на своем крохотном участке смело, гордо, чувствуя в себе огромную силу, непреодолимую мощь. Преклонив колено перед святым знаменем, ты принимал присягу. Ты поклялся народу, себе, своей совести – отдать жизнь за счастье своего народа. Ты отвечаешь за судьбу двухсот миллионов твоих братьев и сестер. Они безмятежно спят, доверив тебе жизнь свою и своих детей. Ты – их надежда. Глядя на тебя, враг не решается пролить кровь наших людей, ограбить их дом. Ты владеешь оружием, в крохотном белоголовом патрончике которого сконцентрирована сказочная сила. Ты – бог, владыка судеб человеческих… Да, великое это дело – быть солдатом моей армии, хозяином границы моей земли. И если ты думаешь иначе – грош цена тебе и твоей жизни!..

– Джакели, готовься к интервью! К нам пожаловал классик! – оборвал мои мысли Щербина.

Я подошел к перилам. По тропинке, сложив руки на спине и расстегнув ворот гимнастерки, медленно поднимался лейтенант Мдинарадзе. Вскоре он подошел к вышке и стал карабкаться по лесенке.

– Встретим! – сказал Щербина. Он застегнул гимнастерку, выбросил сигарету и повесил на плечо автомат. Я поднял крышку люка. В люке показались сперва седая голова лейтенанта, потом его вспотевший лоб, потом – раскрытый в улыбке до ушей рот и, наконец, он сам.