– Нэта? Врет! Со свету сживает.
– Что-то не поделили?
– К мужу приревновала. Оклеветала меня, старая курица!
– А это что такое? – Гиззо поднес к носу ведьмы стоптанный деревянный башмак.
– О, нашлась потеря! Где вы его подобрали, преподобный?
– Это твой башмак, Джиорджина?
– Мой.
– Докажи.
– На подошве – метка. Сама вырезала ее, чтобы в гололед не скользить. Смотри: «ДЖ»?
– Когда потеряла?
– На прошлой неделе, после дождя.
– Где, не подскажешь?
– Он увяз в колее. Темно было, не помню, что пила. Гляди: хожу теперь в изношенных прошлогодних. Вот спасибо, нашли! Хоть какая-то польза от господина инквизитора!
– Стало быть, ты сознаешься, что обронила башмак, пролетая над домом Нэты?
– Ты смеешься, преподобный? «Пролетая над домом Нэты»! Но смеешься ты над собой. Посуди, с моими телесами разве я усижу на метле? – ведьма игриво покачала бедрами и, повернувшись к инквизитору задом, похлопала себя по раскормленным ягодицам.
От этих хлопков ее тело задрожало, как молочное желе.
Механик игриво крякнул в кулак, но, встретившись взглядом с Гиззо, смиренно опустил глаза.
– Не паясничай, Джиорджина. Дело серьезное. Ты должна указать место шабаша. А также выдать остальных соучастниц.
– Выдать не трудно. Да только сначала нужно согрешить.
– Ночные полеты – доказательство греха.
– На колдовской метле сидеть не пробовала, а вот за твой черенок с радостью подержусь.
– Чезаре, приступай, – приказал Гиззо мастеру пыток.
Когда ведьма, захлебнувшись криком, умолкла, Чезаре Ачилло сказал:
– Антонио, она готова.
Гиззо наклонился над посиневшим лицом ведьмы:
– А теперь, проклятая, повтори снова, что ты знаешь о шабаше и о той светящейся мази, которой обильно смазала черенок метлы.
Ведьма, приподняв голову над станком, искусанными до крови губами прошептала:
– Расскажу без утайки. Только тебе одному. На ухо. Иди сюда. Ближе, ближе, преподобный. Все узнаешь.
Когда Гиззо, наклонился к ведьме, она плюнула ему в глаз:
– Я прокаженная, доминиканец! Слышишь? Ровно через три года у тебя отвалится нос, а красивое личико превратится в морду зверя. От проказы нет спасения.
С этой минуты Джиорджина не замолкала ни на мгновенье. Она то выла, то рычала тигрицей, царапая воздух когтями, то хохотала от радости, забыв о железе, разрывающем утробу на куски:
– Ты сдохнешь, пес!
– Отвечай!
– Будешь выть перед смертью, как я!
Механик сказал:
– Антонио, я проверил грушу. Она действует безотказно. Жаль, что ведьма превратилась в волчицу.
– Она не созналась.
– Дай мне чертовку на ночь. Утром она будет кротка и, как папа римский, благословит ближнего на здравие и любовь.
В этот раз Чезаре применил усовершенствованную «защиту колыбели».
Он посадил дьяволицу на бревно, выструганное в виде клина. Даже у бывалых палачей нервы не выдержали, когда механик прокатил ведьму вдоль станка.
Три дня Джиорджина, подвергнутая новой пытке, вопила, как перед смертью. Кол, всаженный между ног, соединил вагину с аналом.
– Для колдуньи такая пытка пустяки, – объяснил механик.
Но «защита колыбели» так и не вернула ведьме разум.
Что только с ней не вытворял мастер пыток!
Жег паклю на голове, запускал жужелиц в уши, купал в ледяной воде, – ведьма, беспрерывно тянула на одной ноте:
– Сдохни, пес, сдохни! Убейся, утони! Проказа уже внутри! Проказа съест твои кости! Проказа снимет с тебя кожу!
Рассудок к ней так и не вернулся.
Судейский лекарь, поднаторевший в восстановлении здоровья еретиков перед походом на костер, в этот раз беспомощно развел руками:
– Медицина бессильна. Одержимость не пройдет.
– Мы не сможем отправить сумасшедшую на костер, – задумался главный инквизитор.