Моя жизнь и мои путешествия. Том 1

И получилось, что наша компания раскололась на две группы: Аш и девушки отдельно, а я, о Боже, с Перецем.

Вы должны понимать, что писатель был для меня богом. Я в высшей степени презирал русских писателей. Из еврейских писателей я на тот момент знал Менделе, Шолом-Алейхема и многих других. Шолом Аш еще не был для меня писателем. Он написал рассказ и принес его Перецу – тот должен вынести свой приговор. Но Перец? Вот это да! Я ставил его в один ряд с величайшими европейскими писателями. И мне придется идти с ним и провести с ним время. О чём я буду с ним говорить?

– Ты уже читал, – спрашивает он меня, – великий рассказ[118 - «Люди четвёртого измерения» – возможно имеется ввиду фельетон В. А. Гиляровского (1855 – 1935), изданный в журнале «Русское слово» №78 в 1903 году.] «Люди четвертого измерения»?

В то время история произвела фурор в польских литературных кругах Варшавы. О ней много писали, и ещё больше обсуждали. Критика отнеслась к ней восторженно.

Я прочитал, но мне стыдно отвечать. Он повторяет мне тот же вопрос. Я выжимаю из себя слово «читал» и смотрю в землю.

– Ну и как он тебе? – спрашивает он меня.

Я молчу.

– Действительно, – говорит он мне, – как он тебе нравится?

Я подумал, – он, Перец, уже делает меня сильнее. Он спрашивает мое мнение.

Поэтому я собираюсь с силой и говорю ему:

– Я прочитал это с большим интересом. История захватила меня. Это было нехорошо с его стороны. Но ей не нужно было так его оскорблять и называть «зверем». Он не более чем человек, а она не более чем человек… и их отношения обычно были человеческими. Она виновата, а не он.

И я думаю про себя: «Как он относится к моему возрасту?» Думаю, что он предпочел бы провести время с девушками. Хинде очень застенчивая, но она бы не испугалась, как я.

– Ты читал что-нибудь моё?

Он стоит слишком близко ко мне.

– Да, – отвечаю я, как ответил бы матери.

– Что же ты прочитал? – спрашивает он.

– Большую часть Ваших произведений.

– А какие истории тебе нравятся больше всего?

«Он, Перец, спрашивает у меня мнения о его произведениях. Мне нравится всё. Он смотрит на меня. И я не знаю, как и что ответить», – с горечью думаю я.

– Ну, действительно, какое произведение тебе больше всего нравится.

– Из хасидской жизни, – ответил я.

– Чего тебе там так нравится?

– Душевность, преданность друг другу, демократический дух, который царит среди них. Хасидская жизнь мне совершенно неизвестна, а вы подарили мне самую прекрасную жемчужину хасидской жизни.

(Сборника его произведений в то время еще не было. Они были разбросаны по разным непериодическим изданиям, по сборникам и приложениям к сборникам. Только через год вышел сборник его произведений на идише – юбилейная книга: «Юбилейная книга»).

Веселый, живой, с блестящими, восторженными глазами, он закричал Ашу: «Шолом, Шолом, литвак в деле разбирается». И когда Аш и девушки подошли к нам, он сообщил нам свое решение. Я поеду с вами в Лазенки, и там

мы зайдем в Млетчарню (молочный дом) и я вам всем почитаю. Затем у нас был замечательный Йом-кипур… Йом-кипур, который никогда не забудется.

Позднее, мне удавалось часто с ним встречаться. Я даже однажды получил от него подарок – жестяную трубку.

За это время я познакомился и подружился с очень отзывчивой Верой Беленькой. В её доме поселился Авраам Рейзен[119 - Абрам Калманович Рейзен (8 апреля 1876, Койданово, Минская губерния – 31 марта 1953, Нью-Йорк) – еврейский новеллист, поэт, драматург.], недавно приехавший из Минска. Я о нем еще не знал и не слышал. Это имя было мне совершенно незнакомо. Вера представила меня ему, и когда мы остались одни в комнате, он рассказал мне, что он из Койданово, служил в армии и почти все время находился в команде музыкантов. Он рассказал мне о Каунасе, где он служил, и о том, что он еврейский поэт.

– Вы читали моё стихотворение «a gezint zalbe akht»? – спрашивает он меня.

– Нет. – отвечаю я.

– А мое «Ка означает лён»?

– Нет.

– Он удивился, – и мне стало стыдно.

Но это не повредило. Он мне понравился, и мы подружились.

В доме Беленькой я познакомился с целым рядом начинающих еврейских писателей с Номбергом[120 - Херш Довид Номберг (14 апреля 1876, Мщонов, Царство Польское, Российская империя – 21 ноября 1927, Отвоцк, Польская Республика) – еврейский писатель, журналист и политический деятель. Писал на идише.], Гофштейном, Гнесиным[121 - Ури Нисон Гнесин (1881, Стародуб, Черниговская губерния – 1913, Варшава) – поэт, писатель, переводчик еврейского происхождения. Писал на иврите.], Быховским, Яковом Левиным[122 - Предположительно Лев Исаевич Левин-Липман (1877, Могилёв – 25 апреля 1946, Москва) – еврейский писатель, журналист. Работал учителем. Писать начал на иврите, но потом перешел на идиш. В 1900 приехал в Варшаву, где дебютировал рассказом «Сиротка». В 1904 переехал в Петербург, где сотрудничал в газете «Дер фрайнд» («Друг»).] (впоследствии он стал постоянным сотрудником «Друга»[123 - «Друг» («Дер фрайнд») – ежедневная газета на идиш. Издавалась в Петербурге, а затем в Варшаве. Издатель Ш. Раппопорт (1862—1928) добивался разрешения на издание газеты с 1895 года. Первый номер вышел 14 января 1903 года с подзаголовком «Первая ежедневная газета на жаргоне».]). Я помню вечер Шавуота. Мы все встретились в Саксонском саду. Мы долго гуляли и умирали от голода. Нас было десять или двенадцать человек. Мы остановились поесть и выпить в довольно известном польском ресторане для лучшего общества. Каждый знал, что у него мало денег, но все думали, что деньги есть у других. И мы пустились в загул. И мы расслабились. Заказывали различные шнапсы. Полноценный обед для всех. Переулок был слегка засыпан снегом. Поздно вечером нам выставили счет. А когда все вытащили все свои деньги и собрали вместе, оказалось, что нам не хватает рублей десяти, чтобы заплатить полностью. Нам оставалось только послать к знакомым, чтобы они одолжили нам десять рублей и выручили нас из ресторана. Прошел почти час, пока десять рублей принесли. К этому времени мы прочитали все газеты. Официанты пронзали нас своими хищными глазами. Наше прежнее радостное настроение совершенно исчезло, и мы были настолько подавлены, что не могли сказать друг другу ни слова. Наконец пришел наш посыльный (кажется, Гнесин). Он безуспешно побывал в нескольких местах, поэтому решил пойти к Раковской, владелице еврейского учебного заведения. Он разбудил ее и получил десять рублей, которые освободили нас от ареста в дорогом ресторане.

В то время мы любили поиграть. Люди клали человека, закрывали ему глаза и давали ему пощечину, и несчастный должен был узнать, кто её дал, и, пока он не угадывал, его продолжали бить. И однажды, помню, в субботу утром после многих жертв пришла очередь Номберга, и он категорически отказался ложиться. Все пришли в крайнее возмущение. Как так? Почти всем дали пощечины, он сам принимал участие в битье других, а когда настаёт его черёд, он не хочет. Подобная несправедливость произошла у нас впервые. И кто-то дал команду: положить его. Номберг ни за что не хотел ложиться и защищался изо всех сил, пока не схватил бутылку пива и не швырнул ее в кого-то. Само собой разумеется, что он никому не причинил вреда, но один этот поступок настолько расстроил всех, что мы со злостью схватили его и так пинали и тащили, что просто удивительно, что ему удалось выбраться. Мне кажется, на той вечеринке я познакомился с Залманом Шнеуром[124 - Залман Шнеур (настоящая фамилия Залкинд; 11 февраля 1887, Шклов Могилевской губернии – 1959, 20 февраля 1959, Нью-Йорк), еврейский поэт и прозаик. Писал на иврите и на идише.].

Нам также нравилось играть с мнениями и характеристиками. Вскоре из Швейцарии приехал мой лучший друг Рафаэль Лейб Исааксон, и я проводил с ним все свободное время. Мы вместе ходили в театр, на концерты, на лекции, в гости, часто путешествовали с ним. Я познакомил его со всеми своими новыми знакомыми и друзьями, и со временем его комната стала местом, где мы все встречались. Мы всегда читали одни и те же книги и, прочитав, проводили время, разговаривая о них. В дискуссиях мы всегда вместе выступали против бундовцев, т.е. против бундовцев и социал-демократов. Нас звали Бобчинским и Добчинским[125 - Пётр Ива?нович Бо?бчинский и Пётр Ива?нович До?бчинский – персонажи комедии Николая Васильевича Гоголя «Ревизор», городские помещики. Всегда выступали вместе.].

И однажды среди бела дня произошел первый арест бундовцев в Варшаве. Были арестованы Закс, Кастелянский и мой старший брат Моше. Утром, когда я узнал об этом, они еще находились в отделении полиции. Я немедленно пошёл туда и был принят в участке. Я провел с ними десять минут. Моего брата быстро освободили, Кастелянского продержали немного дольше, а Закса еще дольше. Они сидели в Варшавской крепости. Закс быстро установил со мной связь на свободе и при каждой возможности давал мне задания. Некоторые деньги, поступающие к нему из мест, где он преподавал, я посылал ему на стирку, табак и взятки охране.