Парень уже выскочил на улицу, но Марк не отставал: между ними сохранялась дистанция метров в десять, но она быстро сокращалась. Беглец свернул за угол и рванул по узкому проходу между складом и соседним зданием – таким же кирпичным и дряхлым на вид. Марк бежал следом, стараясь не налететь на ржавые бочки и деревянные палеты, сваленные у стены.
В конце прохода высился забор из металлической сетки. Паренек запрыгнул на стоявшую рядом бочку, а затем попытался зацепиться за сетку забора, но не успел: Марк схватил его за толстовку и резко дернул вниз, повалив на землю.
– Не бейте меня! – заверещал парень, закрывая лицо грязными ладонями.
– Мараться об такое дерьмо? – прыснул Марк, но все же на всякий случай нацелил на беглеца пистолет. – Вставай! Руки за спину!
Паренек безропотно выполнил команды в тот момент, когда рядом наконец-то оказалась Кира. Пытаясь отдышаться после бега, она вытащила наручники и застегнула их на запястьях беглеца.
– Ты бы еще через полчаса прибежала, – поддел ее Марк.
Напарница одарила его взглядом, который словно говорил: «Еще одно слово – и я тебя пристрелю на месте». Марк довольно усмехнулся: он обожал, когда Кира злилась.
Глава 4
Валентин Мельник нервничал. Он отчетливо это понял, когда утром надевал рабочую униформу и дважды не смог правильно застегнуть пуговицы на серой куртке с логотипом фирмы «Мышеловка» на кармане.
Ночью все прошло немного не так, как он планировал – вернее, абсолютно не так. Но пути назад уже не существовало: он должен довести дело до конца, чего бы это ни стоило.
Лина заглянула в прихожую, когда Валентину с третьей попытки удалось дрожащими пальцами застегнуть пуговицы. Он взглянул на жену, стараясь не выдать своего волнения. Одетая в длинную футболку на голое тело, она застыла на пороге супружеской спальни: растрепанные после сна волосы, заспанный вид.
Как и Валентину, Лине исполнилось сорок. Когда они два месяца назад переехали в эту фешенебельную квартиру в центре города (по правде говоря, новое жилье явно не соответствовало их социальному статусу, но не об этом сейчас речь), соседи поначалу принимали их за брата и сестру, настолько они были похожи: пшеничного цвета волосы, узкие веснушчатые лица и голубые глаза. Вот только за последние дни Лина осунулась, а ее обычно живой взгляд стал как будто испуганным, словно у загнанного зверя: она явно не находила себе места после того, как Валентин рассказал о своем плане. И он до сих пор не мог понять – поддерживает она его или нет?
– На тебе лица нет, – с тревогой в голосе сказала Лина, пытливо глядя на мужа. – Я ждала тебя всю ночь, но нервы не выдержали – вырубилась под утро.
– Да, я видел. – Валентин изобразил на лице некое подобие улыбки. – Я вернулся час назад. Ты спала, поэтому я решил тебя на будить.
– Как все прошло?
Валентин поднял с пола рюкзак, с которым ходил на работу, и закинул его за плечи. Он тянул время, чтобы найти нужные слова – те, что окончательно не напугают Лину и не заставят ее отвернуться от мужа. Валентин хотел, чтобы его любимая женщина была с ним заодно – только в таком случае то, что он задумал, имело смысл.
– Произошла небольшая заминка. – Он поймал встревоженный взгляд жены и поспешил добавить спокойным, уверенным тоном: – Но в конечном итоге у нас все должно получиться, ведь мы делаем это ради нашей общей цели.
– Я не уверена, что она общая. – Лина вздохнула и, скрестив руки на груди, опустила голову.
– Лина, не начинай. Ты ведь знаешь, что я прав, но просто боишься в этом признаться. Сегодня ночью я сделал первый шаг.
– И к чему он привел? – Вздернув голову, она обожгла Валентина взглядом.
– Я узнаю об этом сегодня и обязательно тебе сообщу, – медленно проговорил он, взглянув на наручные часы. – Я опаздываю на работу. Мне пора.
Валентин сжал кулаки, с удовлетворением отметив, как противная дрожь в ладонях наконец-то исчезла. Встревоженное поведение жены напомнило ему, что он должен контролировать ситуацию – в конце концов, он всегда принимал решения в этой семье и будет принимать их и дальше, какой бы высокой ни была их цена.
Он подошел к Лине, обнял ее и поцеловал. Она улыбнулась, и впервые за время разговора на ее лице промелькнуло некое подобие спокойствия.
– Все будет хорошо, – прошептал Валентин. – Я обещаю.
Он отстранился от жены и уже у самого порога вновь взглянул на нее. Лина явно хотела сказать что-то еще на прощание, но так и не решилась.
Валентин вздохнул и вышел из квартиры.
Через пару часов он узнает, к чему привели действия, которые он совершил ночью.
Глава 5
Парень в кроссовках «Адидас» – так агенты БЛОК называли бродягу из Старого порта, пока не выяснили его имя и фамилию – сидел в комнате для допросов, расположенной в отделе оперативных расследований. Он боязливо поглядывал на Киру Коваль и Марка Вереса, которые устроились напротив него за столом.
Кира не видела его рук (скованные наручниками, они лежали на коленях), но не сомневалась, что в этот момент они дрожат – настолько перепуганным казался чумазый, взъерошенный бродяга в грязных толстовке и джинсах. От него исходил стойкий запах пота и застарелой мочи (парень наверняка давно не мылся), и Кира едва сдерживалась, чтобы не отодвинуть свой стул подальше от стола.
Верес включил диктофон и раскрыл лежавшую перед ним тонкую папку.
– Нам не составило особого труда выяснить личность: твои «пальчики» оказались в базе данных отпечатков, – голос напарника звучал с напором и скрытой агрессией: он всегда разговаривал так с подозреваемыми. – Мирон Хирвин, двадцать один год. Бродяжничаешь с тринадцати лет – после того, как мать умерла в четвертую волну криптоимпульса, и тебе пришлось жить с отчимом-алкоголиком, – зачитал из папки Верес. – Все эти годы промышлял в основном мелкими кражами, из-за чего тебя неоднократно арестовывала полиция. Каждый раз ты отделывался символическими сроками, но теперь, Мирон, все обстоит куда более серьезно: речь идет об убийстве.
Верес наклонился ближе, припечатав взглядом бродягу. Мирон заерзал на стуле, нервно закусил губу. Кира заметила, как в ярком свете люминесцентной лампы на лбу парня заблестела испарина.
– Я никого не убивал, – наконец, выдавил Мирон.
– Серьезно? – Верес ухмыльнулся и откинулся на спинку стула, продолжая сверлить взглядом подозреваемого. – Как же ты объяснишь, что кровь на твоих кроссовках совпадает с кровью жертвы, которую мы обнаружили в Старом порту? Послушай, Мирон: чем быстрее ты сознаешься в убийстве девушки, тем быстрее все закончится – для тебя и для нас. – Верес демонстративно взглянул на наручные часы, а затем продолжил с такой ненавистью в голосе, что даже Кира содрогнулась, не говоря уже о Мироне, который становился все бледнее с каждым словом агента БЛОК: – Уже десятый час, а я до сих пор не пил кофе. Я не выспался, поэтому зол и едва себя сдерживаю, чтобы не разбить тебе морду в кровь. Мне пришлось встать ни свет ни заря, тащиться в гребаный бомжатник в Старом порту и бегать по обоссанным закоулкам за смердящим ублюдком – и если ты не понял, я говорю о тебе! Но в любом случае мое ужасное утро ни в какое сравнение не идет с тем, что пришлось пережить этой бедной девчонке!
Верес выхватил из папки большую фотографию и швырнул ее через стол бродяге. Мирон мельком взглянул на снимок с трупом девушки в луже крови: его лицо исказилось от ужаса, а плечи мелко затряслись. И если это была наигранная реакция, то стоило признать: Мирон Хирвин – отличный актер.
– Погибшую звали Алина Саде, – тихо сказала Кира.
Она старалась говорить мягко и вкрадчиво, тем самым следуя избитой, но, тем не менее, по-прежнему эффективной технике допросов: Кира взяла на себя роль «доброго полицейского», в то время как Верес изображал «злого». Впрочем, почему изображал? Марк Верес органично существовал в образе «злого полицейского», и не просто злого: он был токсичным, агрессивным и вспыльчивым человеком, которого ненавидели не только задержанные им криптоморфы, но и его коллеги из БЛОК.
– Нам удалось выяснить имя девушки, когда мы опросили других бродяг в Старом порту. После твоего задержания они стали куда более разговорчивыми, – продолжила Кира. – Как и у тебя, у Алины тоже не было своего дома. Она бродяжничала с детства и, как рассказали нам обитатели Старого порта, зарабатывала на жизнь мелкими кражами и проституцией.
Мирон осмелился взглянуть на Киру, проговорив дрожащим голосом:
– Алина была хорошей. Не смейте пачкать ее имя.
Кира удивилась: она не ожидала такой реакции от человека, который промышлял воровством и почти всю свою жизнь ошивался среди бомжей, наркоманов и проституток.
– Мирон, мы хотим узнать, кто ее убил. – Кира наклонилась ближе. – Пока что все указывает на то, что это сделал ты.
Бродяга опустил голову и шумно выдохнул. Спустя несколько секунд он сбивчиво заговорил:
– Мы дружили с Алиной. Она была доброй и отзывчивой. Не раз меня выручала. Когда-то давно она оступилась, как и многие другие обитатели Старого порта. Стала воровкой и проституткой. – Мирон посмотрел на Киру, и она поразилась гневу, который полыхнул в его взгляде. – Но обществу – в том числе и вам! – плевать на таких, как мы! Все заняты спасением своих задниц от криптоморфов, но никому нет дела до нищих и бродяг, а ведь нас тоже истребляют! Алина была не первой жертвой!
– Есть и другие погибшие в Старом порту? – быстро уточнила Кира, поймав на себе недовольный взгляд Вереса: он терпеть не мог, когда кто-то перехватывал инициативу в допросе.
– Уже несколько месяцев кто-то похищает бездомных, – подтвердил Мирон. – Вернее, они просто исчезают, но никому нет до этого дела. Легавые устраивают рейды пару раз в неделю, но им плевать на пропавших бродяг. Они называют нас отбросами и следят только за тем, чтобы мы ненароком не подожгли какой-нибудь склад в порту.
– И сколько же «отбросов» уже исчезло? – насмешливо спросил Верес, и Кира поморщилась от показного скепсиса в его голосе.
– Много. – Мирон полоснул взглядом Вереса. – Но сколько точно – я не знаю. Если вам интересно, можете спросить об этом у Старика, тем более вы с ним уже познакомились.
– Ты имеешь в виду чокнутого деда, который наехал на нас в вашем бомжатнике? – уточнил Верес, а затем, после кивка Мирона, спросил: – И как же его зовут?