Доппельгангер. Или антитез?

«Когда цветок в горшке разрастается, он может погибнуть. Цветок в горшке может погибнуть от недостатка тепла, света и воды. Цветок, при аккуратном обращении, можно пересадить и разделить на несколько горшков, чтобы бутоны не мешали друг другу. Цветку нужно дать искусственный свет, тепло и воду из под крана, если естественного уже не получится. Главное, захотеть создать для него счастье, когда не получилось неподдельное, то искусственное, но с такой любовью и желанием, что дает ощущение того, что все не зря.»

Я на забавном пути. Смотрю на человека и уже знаю, сколько с ним будет еще встреч. Знаю, что с кем-то мне все равно придется расставаться, поэтому не стоит привыкать. Я знаю, где мне хорошо и больше не иду туда, где плохо. Совершенно не знаю, что меня ждет за поворотом, но знаю, как именно дам отпор.

Парадокс: "Я знаю, как буду жить, но, совершенно, не знаю, какие у меня на эту жизнь планы".

P.S. В кавычках.

    ***

Мне Бог дарует новый день
И это – дар (я подчеркну),
Но нужен ли мне этот бред?
Я существую, не живу.
Лучше б дарил эти часы
Несчастным, радостным, больным;
Тем, кто оценит эти дни,
Ведь их достойней были бы.

А я, всего лишь, человек.
Меня давно ждут небеса.
Я шлю «привет» и жду ответ,
Но мне кричат «Твой дом – земля».
Зачем дарить секунды тем,
Кто их использует зазря?
Зачем, скажите, новый день?
Ведь он исчезнет в никуда.
Мое сегодня – чистый лист
И завтра – просто полотно.
Слезы намочат новый день,
Но без чернил – морское дно.
Пройду года, десятки лет,
Мой быт станет роскошным сном,
Но мое завтра сохранит
Пустые лист и полотно.

    ***
Приехала тетка в красном костюме;
Два чемоданчика: маленький и большой.
Натянула бахилы, заговорщицки и угрюмо,
Деловито спросила меня: «Где больной?»
А я еле стою, меня всю трясет,
Подаю документ, говорю «это я»,
Меня морозит и бросает в пот,
Она вынимает бумажки из багажа.
Задает мне вопросы, в руки берет аппарат,
Просит теплой воды и задрать майку.
Печатается кардиограмма, а я один из крольчат,
Что подается на ужин злющему Дарту.
Все проверила, внимательно на меня глядит,
И спрашивает, когда я в последний раз ела,
У меня за спиной «Корвалол» – ядовит,
Я запнулась, задумалась, удивилась.
«Не помню» – небрежно бросила я ей в ответ,
Три дня назад ела салат и свалилась,
Отчетливо помню про кофе и пачку сигарет,
А вот поесть я, наверно, забыла.

Тетка уходит и задания мне дает,
И я кое-что помню четко:
«Тебе нельзя оставаться одной».
– Тетя, простите, но это, к сожалению,
Невозможно.

    ***

Мне комфортнее всего, когда ты оставляешь меня без выбора

Я не хочу выбирать что-то «за» или «против», поэтому, когда ты уходишь, я тяжело вздыхаю, грущу пару дней, а потом начинаю глубоко дышать. Я дышу полной грудью и становлюсь неузнаваема. Перестаю пить по многу дней, решаю сменить имидж, создаю для себя идеально насыщенный день, а потом, немного поплакать ночью. Проходит время, скажем, два-три дня, я смотрю сериал перед сном или читаю книжку, уже забывая поплакать.

А потом ты снова появляешься.

«Я говорила тебе про безоговорочное добро и безусловное (едва заметное) зло. Готовая делиться последним, ничего не прося взамен – я отдала тебе все. Я стояла за тебя скалой, не позволяя даже себе, как-либо, тебя всерьез задеть. Мужчина ведь должен быть сильным и уверенным, как ты».

– А так, если быть откровенной: ты даже этих строчек не стоишь.

    ***

Вера вечерами читает рассказы
О Бродском в её купе.
То, что Вера устойчиво знает,
Я, выходит, не знаю совсем.
Вера говорит: «когда мы бухали» —
Перед глазами стоит метро
И мальчишка, что на утро свалит,
Перевернув все моё нутро.
Но ни один из них не сравнится
С девушкой в моей голове.
Если Бродский в неё вселился,
То она заполнила все во мне.
Слог у Веры поставлен так чётко,
Особенно часть про анис.
Я как будто бы старая тетка —
Ставлю пластинку Веры на бис.
Вера, спасибо тебе, дорогая,
Ты великий, великий талант!
Если Бродского ты читала —
Я, отныне, тобою «богат».

    ***