– Чёрт знает, что в голову лезет с этими твоими гуслями. Старьё какое-то… Прадед мой, Коля, песню эту любил. Бабушке Вале всегда пел, пока она блины пекла, мама рассказывала. Прабабушке то есть. Я-то у них в гостях единственный раз всего был, успел, тогда её и запомнил, – слова из Лёшки лились потоком, видно, и он переволновался тоже. – Надо же! А мне ведь года три-четыре было, не больше…
– Фи, кучерявый! Какая скукота!
– Бабка, дедка… лучше сыграй нам ещё!
– Сыграй!
– Сыграй!
– Песню!
– Пой! – загалдели наперебой русалки.
Обалдевший от такого внимания Лёшка расплылся в улыбке и провёл рукой по гуслям:
– И что же предпочитают барышни? Лирику или танцевальные мелодии?
Несмотря на то, что необходимости в этом больше не было никакой, следующие пару часов Шум только и делал, что играл на гуслях и пел. Лёшка буквально раздувался и расцветал от каждой похвалы. А восхищались, умилялись и хвалили русалки бурно, от души, а потом требовали ещё и ещё.
Димка с Василисой сначала даже обрадовались, что могут переговорить обо всём произошедшем свободно, без лишних ушей. Но Димке хватило десяти минут объяснить, что русалки считаются правнучками Водяного, который вроде родного брата Лешему. Только не ладят они давно, а почему – уже и не помнит никто, но всё равно друг друга при каждой встрече как будто переспорить пытаются. А он, Димка, значит, русалкам вроде троюродного-четвероюродного, одним словом, кузена. Ну а Василисе и целого дня не хватило бы рассказать, что она по поводу таких удивительных знакомств думает, а ещё больше – чувствует. Даже стыдно слегка быть совсем обычной среди таких чудес!
– Скажешь тоже, Васька, – отказывался соглашаться с последним замечанием Шалаш. – Ну какая же ты обычная? А кто в позапрошлом году Шкотик и Шторману поверил больше всех? И потом всю экспедицию, а значит, и джунгли наши спас? Да и вообще, много ты знаешь обыкновенных? Шум, что ли? Первый раз в жизни гусли увидел этим утром, а смотри, как играет!
Шпулька только пожала плечами в ответ и повернулась к Шуму. Играл он и правда замечательно. Вдохновенно. Весь светился как будто – залюбуешься. Вот, что значит – увлечённый человек.
Настолько увлечённый, что очень скоро друзья совершенно измучились в попытках привлечь его внимание. Все уже было готово к пикниковому перекусу, а Лёшку оказалось не дозваться.
Ни простые приглашения, ни сердитые окрики, ни язвительные предложения «пройти к столу отведать яств-с» не имели абсолютно никакого успеха. Лёшка только махал рукой или головой, давая понять, что слышит, и продолжал развлекать хвостатых почитательниц. В конце концов решили приступать, не дожидаясь всяких там зазвездившихся.
– Пардон, девочки, что-то у меня… связки, кажется, устали. Я вернусь через пару минут, не расплывайтесь! – проговорил наконец Шум и развернулся к вовсю жующим бутерброды Василисе и Димке. – Ого, это я удачно! А чего не позвали? Могли бы и подождать друга и спасителя!
– Да ты обалдел совсем что ли, Шум? – поперхнулся едой Димка, пока Василиса хватала ртом воздух от возмущения. – И звали, и ждали, и вообще…
– Да! – подключилась Василиса. – Ты что, всерьёз решил, что у тебя тут бенефис приглашённой звезды, а мы так, провиант доставляем?
– Знаешь, Шпулька, уж ты-то точно могла бы быть и поблагодарней! – скорчил гримасу Лёшка. – Кто это, интересно, от тебя внимание на себя отвлёк?
– Нет, не могла бы! – Василиса показала Лёшке язык. – Некогда было. Ты ж у нас нарасхват! Для друзей ни минуты, пока горло не запершило, да?
– Ну хватит вам! Есть невозможно, – Димка, несмотря ни на что, сохранял спокойствие, и голос его звучал очень рассудительно. – Шум, ты герой, слов нет, но и не забывайся. А ты, Шпулька, не забывай, что они ему не только на уши, но и на мозг капают потихоньку. Такая у них природа, – Димка развёл руки в стороны и пожал плечами. – Они не специально, но надо понемножку завязывать. Перекусишь и договаривайся сразу на три песни максимум. А то до завтра не уйдёшь, если вообще сумеем тебя вытащить.
– Ой, не надо вот только вот этого вот! Покровитель нашёлся всезнающий! На мозги мне они капают… – Лёшка передразнил Димкин тон и жесты. – Не знаю, как там у них с другими всё работает, а на меня это точно не действует, моя голова ясна и спокойна! Передай консерву лучше. Пожалуйста, – добавил он в последний момент, заметив округлившиеся глаза и шумный вдох Василисы.
– Ты там нигде не опух, часом, от собственной важности, Шум? – Василису, уязвлённую ещё и тем, как легко её «кавалер» переключился на другую публику, было уже не остановить. – Слушал бы лучше умного человека и выводы делал, а не строил из себя… супермена с гуслями!
– А чой-то Шалаш вдруг специалистом заделался по местной фауне? – вскинул голову Лёшка. – Всё-то он о них знает, всё-то предусмотрел, гуслями запасся, советы раздаёт… А, Шпулька?
Димка собрался уже запустить в Василису булкой с досады, раздумывая, какую бы полуправду рассказать другу, чтобы не выдать главный секрет, но погода вдруг испортилась. Откуда-то набежали тучи, по воде пошли волны. Русалки испуганно замолкли и сбились в кучу.
– Только не это! – Димкин шёпот раскатился по озеру подобно грому.
Глава 3. Когда семейные тайны выходят боком
Самая крупная волна вдруг встала на дыбы, и над берегом появилась внушительных размеров мужская фигура. «Надо же… На актёра какого-то похож… из старинных… Его голосом ещё Винни-Пух разговаривает в любимом мамином мультике», – подумала Василиса, обернувшись на пацанов, когда фигура пророкотала:
– Кого это вы тут опять себе в командиры собрались брать? А меня спросить не забыли, случаем, нужен ли Подводью новый жилец?
Обращался водяной тип исключительно к русалкам, на Димку он лишь изредка бросал презрительные взгляды и совершенно, абсолютно не замечал ни Лёшку, ни Василису.
Приосанившийся было Лёшка, услышав про жильца, спал с лица и стал оглядываться в поисках не то укрытия, не то дружеской поддержки. Василиса стояла, скрестив руки на груди с удовлетворённой усмешкой, всем своим видом говоря: «Ну что, съел?» «Да ну вас! Сам справлюсь! – мысленно разозлился Лёшка и ударил по струнам. – Музыка меня ещё никогда не подводила».
– Среди миров…[3 - Из песни «Моя звезда» (муз. Александра Вертинского, сл. Иннокентия Анненского, 1901—1909 гг.)] – только и успел вывести он, как горло ему словно сдавило невидимой рукой.
– Так-так-так! А вот и нахал себя показал, – водная фигура отвлеклась от русалок и развернулась к берегу. – Ты, глупыш, и впрямь думал Водяного гуслями задурить?
Обращался Водяной как будто к Лёшке, судорожно глотающему воздух, но смотрел при этом исключительно на Димку. И взгляд его с каждой секундой становился всё холоднее. Вот уже Василисе почудились колючие кристаллики льда, и она решила – пора!
– Дяденька Водяной, вы простите нас! Это я виновата. Очень хотелось с русалками подружиться. А Шалаш, то есть Дима, сказал, что видел их тут пару раз. А что они музыку любят, всем известно, а Лёшка, то есть Шум, он известный музыкант у нас, вот я и заслушалась. А русалки со мной даже говорить не стали… А я и подумать не могла, что они в него втрескаются…
Лицо Водяного сначала разгладилось, потом брови поползли вверх, но с последними словами опять собрались в тяжёлую складку над ставшими ледяного цвета глазами.
– Ты ещё кто? Силы не вижу. Это с тобой, что ли, Дмитрий наш непутёвый время теряет?
– Когда это я вашим стал, Во?да? – подал возмущённый голос Димка. – И вовсе я не…
– А ты помолчи! Пока не с тебя спрос, – Водяной только зыркнул своими колючими полупрозрачными глазами, а у Димки перехватило дыхание, и он захлопал губами прямо как рыба, выброшенная на берег.
– Да перестаньте же над ними издеваться! – с вызовом закричала Василиса. – Не стыдно вам? Нашли, тоже мне, себе соперников по росту. Хорош владыка воды – двух обычных мальчишек победил!
– И то верно, – неожиданно согласился Водяной, и парни мгновенно расслабились и задышали ровно. – Однако надо нам поговорить, чтоб не мешали. – Водяной поднял левую руку вверх, развёл пальцы тремя лучами и вдруг оглушительно щёлкнул. Василисе даже показалось, что среди туч сверкнула молния.
– Ну вот. Так-то лучше, – удовлетворённо кивнул Водяной. – Пусть пока постоят. А ты послушай, пигалица! Как там тебя?
– Василиса, – растерянно пробормотала Василиса, озираясь на застывших будто ледяные фигуры спутников. В голове роилась сотня мыслей одновременно и ни одной дельной.
– Хм… Василиса… А может, на что и сгодишься, – задумчиво удивлялся непонятно чему Водяной. – Да не вертись веретеном! У меня прялки не в чести. А наше родство ещё заслужить надо, и за тем, чтобы сказочность не растворять, я лично тут слежу, раз уж прочим дела нет.
– Какое родство? Да вы о чём, дядя? Вы, что ли, меня сватать за своего Шалаша драгоценного собрались? Очнитесь, мы ж ещё дети! И вообще, я, может, вон с Шумом тут, а Димка – просто проводник до русалок, – от страха, что её тайные мысли каким-то образом стали известны этому прозрачному, у Василисы утроилось нахальство и речь стала совсем как у Лёшки, с явными нотками бахвальства.
Водяной нахмурился ещё больше. Глаза его стали серыми, словно осенние грязные тучи.
– Говори, да не заговаривайся, Василиса! – пророкотал он далёким громом. – Что бы ни было, а уважения к старшим не теряй. Сегодня – дети, завтра – женихи с невестами. И Дмитрию из своих, из наших пара нужна. Так что даже и не думай! Прекращай эти шуры-муры, пока не поздно.
Его взгляд не предвещал ничего хорошего. Василиса сжалась от накатившей тревоги, но тут внутри неё будто распрямилась невидимая пружина, и девочка вскинула голову:
– Ах вот как? Я, значит, по-вашему, волшебностью не вышла? А вот дедушка Леший меня похвалил и нашу дружбу тоже одобрил. Так что почему бы и нет? Кто это мне теперь запретит, вы, что ли?
В глазах Водяного теперь плескалась болотная тьма и гниль. Глянув на Василису и на мгновение задержав взгляд, он исчез, растекаясь по родной стихии. Миг – и зеркало пруда опять стало прозрачным и гладким. Но душа Василисы как ушла в пятки после сгоряча сказанных слов, так и не собиралась возвращаться: «Блин, да кто ж меня за язык-то тянул?»