Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало

Градоначальник был вынужден обратиться за помощью к военным и просить о присылке казачьего полка для помощи полиции

. Правительство, опасавшееся, что беспорядки перекинутся даже в центр столицы, вынуждено было вызвать в город несколько полков гвардейской кавалерии

. Сразу же после завершения парада в Красном Селе в честь Р. Пуанкаре последовало распоряжение о переводе 1-й гвардейской кавалерийской дивизии в Санкт-Петербург и пригороды «для несения наряда в помощь полиции». О том, насколько серьезным было положение, может свидетельствовать тот факт, что гвардейцы перед выходом из Красного Села получили боевые патроны

. В город были переведены 16 эскадронов и стрелки с пулеметами. Коннице приказали выступать немедленно, не расседлывая лошадей. При входе в город колонна кавалергардов была освистана рабочими, а на ее обоз даже совершено нападение толпы, впрочем, легко отраженное подоспевшим на выручку эскадроном. Войска заняли позиции на перекрестках улиц в рабочих районах. С их приходом беспорядки на Выборгской стороне быстро пошли на убыль, и уже 11 (24) июля кавалергардский полк выступил обратно в лагерь.

Выяснилось, что скачки на красносельском скаковом кругу не были отменены

и прошли в тот же день в присутствии императорской фамилии и высшего генералитета

. Кроме кавалергардов в лагеря для участия в параде была возвращена и часть 1-й гвардейской кавалерийской дивизии. «Следовательно, – вспоминал один из его участников, – отпадало опасение, что даже в день военной манифестации наших союзных чувств мы вынуждены будем сознаться перед главой союзной Франции в нашем неблагополучии внутри государства. Слава Богу, у рабочих хватило тогда патриотического чувства, чтобы распознать антигосударственную агитацию и удержаться»

.

Это было слабым утешением, обстановка в Петербурге оставалась нестабильной. Кроме того, забастовки перекинулись и в Москву. В результате 11 (24) июля Совет министров предложил императору перевести Санкт-Петербургское и Московское градоначальства, а также Московскую и Петербургскую губернии с режима положения об усиленной охране в положение о чрезвычайной охране с предоставлением соответствующих прав градоначальникам и губернаторам

. В тот же день указ был подписан. Чрезвычайная охрана вводилась вплоть до 4 (17) сентября 1914 г.

После парада в Царском Селе в Петербург вслед за кавалерией была переброшена и пехота. «Не весело было на душе у офицеров и солдат во время этого перехода, – вспоминал офицер-преображенец. – Несение полицейской службы и охраны на заводах не имели в себе ничего привлекательного. При прохождении Путиловского завода рабочие в большом количестве высыпали на улицу смотреть на прохождение полка. Хмурые лица их и недоброжелательные взгляды, которые они бросали на солдат, напоминали картины еще не позабытого 1905 года»

. Казалось, предвоенные ожидания германских дипломатов оправдываются, и России вновь угрожает революция.

Узнав об австрийском ультиматуме, Николай II принял доклад С. Д. Сазонова и поручил ему обратиться к И. Л. Горемыкину для немедленного созыва заседания Совета министров, который должен был обсудить положение на Балканах. «Государь сам был совершенно спокоен, – отмечал присутствовавший при этом П. Л. Барк, – и сказал мне, что Сазонов, вероятно, несколько нервничает; за последние годы возникали нередко острые конфликты из-за спорных интересов на Балканах, но великие державы находили способы сговориться между собою, и никому нет охоты из-за Балкан разжигать общеевропейский пожар, который был бы для всех гибельным и потушить который было бы не так легко. Государь выразил свое сомнение в том, что нота (то есть австрийский ультиматум. – А. О.) была послана после предварительного соглашения между Австро-Венгрией и Германией – император Вильгельм неоднократно заверял его в своем искреннем желании поддержать мир в Европе, и с ним всегда удавалось сговориться во время самых серьезных конфликтов»

.

Заседание Совета министров было проведено днем 11 (24) июля на даче И. Л. Горемыкина на Елагином острове. Оно открылось докладом С. Д. Сазонова. Министр дал однозначную оценку ультиматума: австрийская нота направлена по соглашению с Германией, центральные державы надеются спровоцировать отказ Сербии, который впоследствии будет истолкован ими как предлог для вторжения Австро-Венгрии

. Россия не может стоять в стороне от конфликта. Многочисленные уступки, на которые шла ранее русская дипломатия, принимаются в Берлине за признак слабости и только провоцируют агрессивность Германии. «Оставить сербов в настоящее время без всякого заступничества, – говорил он, – значило бы полное крушение престижа России на Балканах, к тому же не устранило бы опасность того, что Германия в самом недалеком будущем бросит России новый вызов, где будут затронуты еще больше национальные русские интересы, и тогда Россия, несмотря на миролюбие, все же будет вовлечена в войну, но уже после испытанного ею унижения»

.

Свидетель совещания вспоминал: «Наиболее горячо был настроен министр иностранных дел С. Д. Сазонов, который говорил, что речь идет о великодержавии России и ее исторических традициях, не допускающих, чтобы мы оставались безучастными к новому натиску Австрии на Сербию, и требующих, чтобы мы с твердостью защитили славянскую державу от унизительных притязаний»

. С. Д. Сазонов подчеркнул рискованность положения, в котором находилась империя, ввиду того, что совершенно неясной оставалась позиция Великобритании, а также отметил, что решение правительства зависит от того, насколько войска подготовлены с точки зрения военного и морского министров, и что в любом случае МИД сделает «все возможное для мирного разрешения сербского вопроса»

. Позиция министра была поддержана главноуправляющим землеустройством и земледелием А. В. Кривошеиным, отметившим, что хотя война и является риском для России, она может начаться без всякого с ее стороны желания.

Генерал В. А. Сухомлинов и адмирал И. К. Григорович подчеркнули, что процесс подготовки армии и флота еще не завершен, но также рекомендовали придерживаться твердой позиции. П. Л. Барк признал, что в подобный момент министр финансов не может руководствоваться исключительно интересами своего ведомства, и, так как уступчивость не дает гарантии сохранения мира, присоединился к мнению большинства. Итог обсуждения был подведен И. Л. Горемыкиным, который кратко сформулировал лозунг правительства следующим образом: «Мы не хотим войны, но и не боимся ее»

. Представляется, что С. Д. Сазонов, стремясь избежать войны, не хотел повторения ситуации боснийского кризиса: предлагая переговоры (в любом формате – четырех держав, русско-австрийские и прочие) и всевозможные уступки, он не хотел допустить решения вопроса военным путем

. Для того чтобы остановить действия Вены, то есть политики с позиции силы, возможен был только один путь – вооруженных переговоров.

В результате Россия, к которой обратился за поддержкой король Петр Карагеоргиевич, рекомендовала сторонам конфликта пойти на взаимные уступки. Заседание Совета министров приняло следующие решения: 1) вместе с другими странами просить Австро-Венгрию продлить срок действия ультиматума; 2) рекомендовать Сербии в случае начала военных действий оттянуть свои войска в глубь страны и обратиться к державам с просьбой рассудить спор; 3) принципиально был решен вопрос о мобилизации четырех военных округов (Одесского, Киевского, Московского и Казанского) и двух флотов (Балтийского и Черноморского), но при этом следовало обратить внимание на то, чтобы эти действия не были истолкованы как направленные в сторону Германии

, причем первоначально речь шла только Черноморском флоте, но император собственноручно вписал и Балтийский; 4) военный министр должен был незамедлительно ускорить пополнение запасов военного времени; 5) министру финансов предложили «безотлагательно принять меры к уменьшению сумм, находящихся в Германии и Австро-Венгрии»

, и после завершения заседания правительства он немедленно принял решение начать изъятие казенной наличности из германских банков. Благодаря этому к началу войны из Германии было выведено около 100 млн рублей

.

Вечером 11 (24) июля С. Д. Сазонова посетил Ф. фон Пурталес. Переданная им записка гласила, что Германия не имела никакого отношения к тексту ультиматума, но, «конечно, полностью поддерживает вполне законные, по ее мнению, требования, предъявленные венским кабинетом Сербии»

. В ходе встречи русский министр иностранных дел решительно отмел призывы германского посла к «монархическому принципу» и отказался от принципа локализации австро-сербского конфликта. С. Д. Сазонов недвусмысленно оценил представленный Белграду ультиматум как заведомо неприемлемый

. «Видевшие графа Пурталеса по выходе его от министра свидетельствуют, – гласит поденная запись русского МИДа, – что он был весьма взволнован и не скрывал, что слова С. Д. Сазонова и особенно его твердая решимость дать австрийским требованиям отпор произвели на посла сильное впечатление»

.

23 июля Э. Грей встретился с принцем М. фон Лихновским и высказал свое удивление чрезвычайно жесткими условиями ультиматума, которые покушались на суверенитет Сербии, тем не менее министр иностранных дел Великобритании оставался спокойным и после того, как германский посол потребовал безоговорочного выполнения всех требований Вены

. Э. Грей заявил М. фон Лихновскому, что «Австрия не должна спешно приступать к военным действиям». Встречи с австрийским послом не было, впрочем, она и не требовалась, поскольку все решал Берлин. О решительности и настроениях Вильгельма II можно судить по его собственноручным пометкам, оставленным на донесении М. фон Лихновского о разговоре с Э. Греем. Любые попытки смягчить ситуацию вызывали у германского монарха явное раздражение, а напротив упоминания о национальном достоинстве Сербии кайзер соизволил написать: «Такого понятия не существует!»

.

Позиция Форин-Офиса была изложена следующим образом: «Сербия, несомненно, должна выразить Австрии свое сочувствие и свои сожаления в том, что в числе причастных к убийству эрцгерцога лиц были люди, занимавшие официальные должности, хотя бы и низшие, и, конечно, должна обещать дать удовлетворение в том случае, если это обвинение будет доказано. Во всем остальном ответ должен соответствовать интересам Сербии. Сэр Э. Грей, – сообщал русский посол в Лондоне, – не знает, можно ли по истечении срока избежать военных действий со стороны Австрии чем-либо, кроме безусловного принятия ее требований. Ему кажется, что только не отвергая прямо всех этих требований, а приняв до истечения срока возможно большее число их, удастся, может быть, этого достигнуть»

.

24 июля Э. Грей снова встретился с М. фон Лихновским и попытался повлиять примиряющим образом на позицию Берлина. Он говорил об опасности европейской войны в случае вторжения Австрии на территорию Сербии, предлагал продлить действие ультиматума, в частности для того, чтобы четыре державы – Франция, Германия, Англия и Италия смогли выступить посредниками между Россией и Австро-Венгрией, но все эти идеи снова вызвали у Вильгельма II только жесткое раздражение. На предупреждение своего посла, предсказывавшего, что Австро-Венгрия в результате войны даже с одной Сербией «истечет кровью до смерти», кайзер энергично отреагировал лишь одним словом: «Нонсенс»

.

12 (25) июля заседание Совета министров Российской империи было созвано в Красном Селе под председательством императора

. После краткого обсуждения правительством было принято решение придерживаться принятой накануне линии поведения, включая и частичную мобилизацию

. Кроме того, на следующий день по всей территории империи вводилось «Положение о подготовительном к войне периоде»

. Это была серьезная мера, предполагавшая подготовку железных дорог к воинским перевозкам, пополнение материальной части до норм военного времени, начало работ по подготовке мобилизации в частях войск, принятие мер по охране пограничной полосы, возвращение войск из лагерей и командировок в места постоянной дислокации, выдвижение кавалерии и пехотных частей, расположенных в пограничных районах, под видом маневров в намеченные для прикрытия мобилизации и сосредоточения районы. Кроме того, были предприняты и другие действия: выставлялась охрана на железных дорогах, организовывались команды для взрыва намеченных участков железных дорог на границе, проводились учебные сборы, пристрелка оружия, шли минирование подходов к морским крепостям, подготовка сухопутных укреплений к военным действиям

.

Экстраординарные меры были уже безальтернативными. В войсках ощущался большой некомплект младших офицеров по мирному штату – около 3 тыс. человек. В результате было принято решение немедленно провести выпуск старших классов военных училищ

. В эти дни русская армия еще продолжала жить своей обычной жизнью. Гвардейский корпус, стоявший в лагерях в Красном Селе, занимался рутинной подготовкой к маневрам под Нарвой. 12 (25) июля 1914 г. в лагеря прибыл Николай II

, по окончании правительственного совещания он лично поздравил пажей и юнкеров с производством в офицеры и вернулся в столицу

. Та же картина повторилась и в Петербурге. Выпускники училищ были вызваны ко дворцу. «В училищах ничего не ожидали, – вспоминал один из них, – производство должно быть еще через месяц. Юнкера разных училищ толпами, в разнообразной форме, спешили к дворцу. Государь вышел к ним, сказал им несколько слов о нападении австрийцев на братьев-славян и поздравил их офицерами»

.

В тот же день, 25 июля, австрийские дипломаты в Париже и Лондоне попытались уточнить позицию своего правительства. Они подчеркивали разницу между «ультиматумом» и «выступлением» с указанием срока, и «если требования Австрии не будут выполнены в срок, то австро-венгерское правительство прервет с Сербией дипломатические сношения и приступит к военным приготовлениями, но не к операциям». Николай II оценил это просто и верно: «Игра слов»

. Австрийское посольство в Лондоне, впрочем, также не скрывало этого, давая понять, что ультиматум Сербии направлялся с целью вызвать отказ ее правительства принять его