Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей

.

Следует отметить, что московские события вовсе не были какой-то специфической особенностью России. Буквально за несколько дней до них, в ночь с 31 мая на 1 июня 1915 г., германские цеппелины впервые совершили налет на столицу Британской империи. Их бомбы обрушились на Ист-Энд. В результате возмущенные жители этого района Лондона начали избивать лиц, как писала «Таймс», «подозреваемых в том, что они являются немцами». В начале мая там же, в Лондоне, уже были беспорядки такого рода, направленные против немцев, имевших разрешение на проживание в Англии. Громились лавки, мастерские, в которых пытались отсидеться забаррикадировавшиеся хозяева. «Сцены на улицах в эти ранние утренние часы после авианалета, – отмечал английский журналист, – не скоро будут забыты теми, кто стал их очевидцами»

.

Однако в английской столице, в отличие от русской, было гораздо больше полиции, которую власти, не задумываясь, бросили на восстановление общественного порядка. Более того, уже утром 1 июня британское правительство издало специальное распоряжение, запрещавшее всякую публикацию информации об авианалетах как для представителей своей, так и иностранной прессы: «Communique Адмиралтейства содержит все новости, которые могут быть надлежащим образом опубликованы. Эти инструкции даются с целью обеспечить общественный порядок, и настоящее предложение может также быть опубликовано в качестве объяснения отсутствия более детальных докладов»

. Это положение действовало до февраля 1916 г., когда слухи о потерях от бомбежек убедили официальный Лондон в необходимости отказаться от него.

Причины и московских, и лондонских событий, как мне представляется, были одинаковы: реакция массового сознания на внезапную опасность, чувство страха, направленность которого обуславливала официальная антинемецкая пропаганда. Что же касается специфики русского общественного мнения, то оно не могло понять быстрого отступления фронта, необходимости оставления Перемышля, крепости, которую дважды осаждали русские войска, и только вторая осада, затянувшаяся почти на два месяца, кончилась ее капитуляцией. Положение, конечно, ухудшал тот факт, что все это произошло почти сразу же после поездки императора и громогласных заявлений об освобождении «подъяремной Руси».

На множество вопросов был предложен один емкий ответ. Такое понятие, как измена, объясняло все: от поражений во второй Восточно-Прусской операции до неожиданного отступления русской армии, стоявшей на пороге Венгерской равнины. Последствия поиска внутреннего врага были весьма велики и явно превосходили масштабом городские волнения. «Погром немецких фабрик, магазинов, квартир в Москве летом 1915 г., – вспоминал современник, – в действительности был только прелюдией к тому страшному, безумному нечеловеческому пожару, который разразился и обуглил потом всю Россию. Уже тогда можно было заметить, что нервное напряжение в народе, его неудовольствие достигли кульминационного пункта и что разрядить эту атмосферу должно и необходимо»

.

Подготовка к экспедиции на Босфор – слова и дела зимы и весны 1915 г.

1 (14) февраля 1915 г., после очередного визита Николая II в Ставку, Николай Николаевич (младший) известил И. Л. Горемыкина о принятом императором решении – готовить экспедицию на Босфор: «Государь Император изволил мне высказать, что вопрос об утверждении на Проливах и в Константинополе должен быть разработан, так как Его Императорскому Величеству благоугодно, если Бог в этом поможет, чтобы Проливы, т. е. Босфор и Дарданеллы, стали достоянием России». Премьер-министр должен был известить об этом некоторых членов правительства, за исключением военного и морского министров, которым эту новость сообщил сам Верховный главнокомандующий

. 4 (17) февраля А. Д. Бубнов подготовил доклад по военно-морскому управлению Ставки. По сути, это была первая реакция на поставленную Николаем II задачу. Исходя из того, что атака союзников на Дарданеллы может начаться в ближайшие дни, А. Д. Бубнов предлагал максимально активизировать действия русского флота, которые бы заставили турок увеличить свои силы в районе Константинополя

. На начало февраля, по данным русской разведки, в Европейской Турции оставалось 70–80 тыс. полевых и до 150 тыс. резервных войск

.

Стремление оттянуть на себя силы противника с направления главного удара, то есть от Дарданелл, было абсолютно разумным. Исходя из этого предлагалось: 1) флоту находиться в море вплоть до окончания операции союзников, бомбардировать у Босфора удобные для высадки пункты; 2) срочно собрать в портах Черного моря возможно большее количество пароходов и приготовить их к высадке в кратчайший срок; 3) первым эшелоном предлагалось сделать Одесский морской батальон, а также другие имеющиеся морские батальоны и части ополчения. Эти части планировалось высадить на Анатолийском побережье, подальше от Босфора, с исключительно демонстративной целью. Одновременно предлагалось сформировать из морских команд четырехбатальонный морской полк и использовать его как авангард десантов в тылу противника. Однако все эти действия носили бы исключительно отвлекающий характер. Основной должна была стать высадка в Бургасском заливе, который по-прежнему планировали сделать базой Босфорской операции. Сюда предлагалось высадить за одну перевозку не менее 1,5 пехотного корпуса, а через месяц сосредоточить здесь до четырех корпусов с осадной артиллерией, которые и начнут движение к Константинополю

.

План этот не отличался особой продуманностью или реальностью. Однако уже через два дня, 6 (19) февраля, было принято решение выделить средства для покупки иностранных пароходов на Черном море, прежде всего в нейтральных Румынии и Болгарии. А. А. Хоменко получил распоряжение по возможности фрахтовать все свободные суда

. Война застала в Черном и Азовском морях и торговые суда других государств – нейтральных, враждебных и дружественных России. Проще всего, естественно, эта проблема решалась в случае с 10 крупными германскими и австро-венгерскими пароходами, которые были задержаны и переданы в распоряжение флота

. С остальными необходимо было вести переговоры. 13 (26) февраля на заседании Совета министров морской министр адмирал И. К. Григорович предложил зафрахтовать все свободные транспорты в нейтральных странах – Румынии и Болгарии для того, чтобы этим тоннажем не могла воспользоваться Турция. У этой меры было еще одно объяснение: для одновременной перевозки двух корпусов у России не хватало свободного тоннажа, требовалась мощная транспортная флотилия, и собрать ее планировали именно таким образом. Центром это мероприятия стала Одесса

.

В это время Ставка по-прежнему не верила в перспективу овладения Константинополем силами соединенного англо-французского флота, даже в том случае, если к нему присоединится и русский Черноморский. Без значительного десанта это было невозможно, а сил для него не хватало

. «Ничто так не опасно, как закрывать глаза перед действительностью и обольщать себя неосуществимыми мечтаниями, – суммировал 10 (23) февраля 1915 г. И. А. Кудашев свои беседы с генералом Ю. Н. Даниловым в письме к С. Д. Сазонову, – как бы дороги они ни были для нас. Завладение же нами Константинополем не только теперь, когда столько внешних обстоятельств для нас сложилось благоприятно, но и на долгое время останется мечтою, так как оно не соответствует ни нашей нравственной, ни нашей военной мощи»

. Задачи, которые были поставлены перед А. А. Хоменко, не могли быть решены за несколько недель и уж тем более дней

. Не лучше обстояло дело и с установкой связи с командованием союзников на Средиземном море. Выделенный специально для этого крейсер «Аскольд» не гарантировал ее по причине маломощности своей радиостанции

. Для лучшей координации действий к британскому вице-адмиралу С. Кардену был послан капитан 2 ранга М. И. Смирнов, который должен был обеспечивать связь с А. А. Эбергардом и Ставкой

.

До полной готовности на Черном море Ставка предпочитала выжидать. Еще 10 (23) февраля 1915 г. Н. Н. Янушкевич известил А. А. Эбергарда о приказе Верховного главнокомандующего «повременить с отправлением всего флота до выяснения обстановки на Дарданеллах»

. В Барановичах считали, что десант на Босфор потребует слишком много сил и времени для их сосредоточения и говорить о нем возможно лишь после победы над Германией. Впрочем, в этом случае велика была вероятность того, что Константинополь и так перейдет к России: «Несмотря на огромное значение открытия Проливов для России, русское Верховное главнокомандование отнеслось к плану их прорыва сдержанно. Благоприятный момент для такого прорыва был упущен. Ныне Ставка не могла не оценивать всей трудности подавления средствами флота неприятельского берегового артиллерийского огня, организованного немцами; она учитывала также возможность появления в Проливах нового серьезного фактора береговой обороны в виде малых подводных лодок и предугадала те неисчислимые препятствия, которые встретят союзники при развитии сухопутных операций на тесном Галлиполийском полуострове. В равной мере Ставка отдавала себе отчет в том, что форсирование Босфора силами и средствами нашего Черноморского флота является задачей невыполнимой и что нельзя строить никаких иллюзий при данных условиях в отношении действий десантной армии против Константинополя с сухого пути»

.

При этом никак нельзя сказать, чтобы главнокомандующий не понимал важности сокрушения Турции и того эффекта, который он мог бы вызвать на Балканах

. Генерал-квартирмейстер Ставки Ю. Н. Данилов, имевший значительное влияние на Николая Николаевича (младшего), и некоторые офицеры его управления скептически относились к Босфорской операции и «вообще считали ее нецелесообразной и несвоевременной»

. По мнению Ю. Н. Данилова, захват Босфора и даже Дарданелл не решал бы вопроса сокращения войск Одесского и Кавказского военных округов, так как войска все равно понадобились бы там для возможных действий в Румынии и Персии: «Во всяком случае, как бы ни разрешался этот вопрос с общегосударственной точки зрения, Великий Князь и Ставка твердо стояли на том, что операция по овладению Проливами мыслима лишь в виде отдельной экспедиции после достижения решительного успеха над Германией и что она потребует для своей же безопасности 8-10 свободных корпусов. Ранее же достижения решительного успеха над Германией, выделение такого большого количества корпусов, даже в случае заключения сепаратного мира с Австрией, русской Ставке представлялось совершенно невозможным»

.

Ю. Н. Данилов скептически относился к идее десанта еще до войны. Когда в 1912–1913 гг. рассматривался вопрос о подготовке десантного корпуса, он выступил категорически против, так как это могло отвлечь силы от западного направления, где должна была решиться судьба войны

. Это был, пожалуй, единственный принципиальный вопрос, в котором взгляды штаба Николая Николаевича и военного министра В. А. Сухомлинова полностью совпадали. Последний отмечал: «Победить Германию – был лозунг, господствовавший над всею деятельностью армии. Время исполнения этой военной задачи обуславливалось, однако, не военными, а дипломатами»

. К десанту на Босфор В. А. Сухомлинов относился как к «дорогой игрушке», технически труднореализуемому проекту, который потребовал бы выделения в мирное время особой армии силой не менее четырех корпусов (около 200 тыс. человек) с соответствующим флотом.

В 1913–1914 гг. В. А. Сухомлинов и Н. Н. Янушкевич всячески сопротивлялись планам подготовки десантной операции, которые отстаивало Министерство иностранных дел, поддержанное императором. В. А. Сухомлинов вспоминал: «Что вся эта фантастическая затея на словах и на бумаге не могла иметь никакого практического результата, для меня было ясно. Убедить Государя мне не довелось, это был, очевидно, тот случай, когда Его Величество считал военного министра некомпетентным в делах не его ведомства. Царь, таким образом, оказался на стороне дипломатии. Но военному ведомству в действительности не пришлось затем палец о палец ударить для приведения в исполнение проекта Министерства иностранных дел»

. В целом такой же линии поведения придерживалась позже и Ставка. Отступления от занятой ранее позиции возникали лишь в результате воздействия внешних сил, возникновения обстоятельств, игнорировать которые было уже невозможно.

16 февраля (1 марта) 1915 г. в Барановичах получили известие о том, что союзный флот вошел в Дарданеллы и в ближайшее время следует ожидать его появления в водах Мраморного моря. На следующий день А. А. Эбергарду было направлено распоряжение быть готовым к выходу в море с десантом для действий против Босфора. 18 февраля (3 марта) последовало распоряжение о выделении для десанта 5-го Кавказского корпуса (1-я и 2-я Кубанские пластунские бригады и 3-я Кавказская стрелковая дивизия, 36 тыс. человек), который начал концентрироваться в Одессе

. Кроме того, Николай Николаевич лично приказал выделить для десанта и единственную кавалерийскую часть – полк особого назначения, которым стал 53-й Донской казачий полк, сформированный в ноябре 1914 г. Первоначально его планировали перебросить в Англию для символической демонстрации единой борьбы с союзниками, затем – в Сербию, что тоже не удалось. С ноября 1914 по февраль 1915 г. полк нес охрану Ставки, пока, наконец, не был перевезен в Одессу

. Командиром корпуса был назначен генерал-лейтенант Н. М. Истомин. В Барановичах шутили, что назначением этим он обязан своей «морской» фамилии

.

Следует отметить, что с самого начала Ставка видела в мерах по подготовке десанта только демонстрацию. Корпус рассматривали прежде всего как резерв Юго-Западного фронта, предполагая использовать в Галиции.

Под предлогом подготовки к действиям на Босфоре его легче было снять с Кавказского фронта. Русское командование значительно преувеличивало силы противника в босфорском районе, первоначально определяя их в четыре корпуса. Было ясно, что одного корпуса Н. М. Истомина для самостоятельной операции в районе Проливов будет недостаточно. С другой стороны, союзники настойчиво просили Ставку послать десант к Константинополю. Англичане неоднократно повторяли просьбу об участии русских военно-морских, а если получится, то и сухопутных сил в штурме турецкой столицы. Русский представитель при английской эскадре капитан 2 ранга М. И. Смирнов передавал А. А. Эбергарду мнение его коллеги о слабости турецких минных полей и уязвимости береговых батарей обстрелу с моря

.

18 февраля (3 марта) 1915 г. Ставка приказала командующему Черноморским флотом быть готовым для отвлекающей операции у Босфора. Через два дня А. А. Эбергард вышел в море

. В тот же день, 20 февраля (5 марта), исполняющий должность начальника Генерального штаба генерал М. А. Беляев подал записку, в которой определялись задачи на ближайшее будущее русской стратегии на Проливах. Обстановка, по его мнению, складывалась таким образом, что возможно было занятие Босфора и Константинополя небольшими силами. «Имея в виду, – писал генерал, – что по условиям обстановки оба берега Дарданелльского пролива будут заняты союзными войсками, полагалось бы желательным, чтобы при наличии достаточного количества русских войск берега Босфора до предместья Константинополя Ортакьой включительно – на европейском берегу и до Куекунджика включительно – на азиатском были заняты русским войсками»

.

Тем временем действия русской эскадры на Черном море ограничились районом Зунгулдака. Обстреляв этот порт 22 февраля (7 марта), она уже на следующий день вернулась в Севастополь. За время похода было потоплено восемь пароходов и один парусник. 25 февраля (10 марта) А. А. Эбергард вышел в море, держа курс на Босфор. Активизация действий русских моряков была весьма своевременной – 28 февраля (13 марта) М. И. Смирнов передал в Ставку просьбу об ускорении решительной операции на Босфоре, так как, по его мнению, союзники были весьма близки к успеху

. Между тем неясной оставалась перспектива политического соглашения по вопросу о разделе «турецкого наследства». Отношения между Петроградом, Парижем и Лондоном по вопросу о будущем Проливов оставались весьма сложными.

Не будет преувеличением утверждение, что Англия и Франция не хотели видеть Россию после войны в Средиземном море, и их согласие постоянно приходилось покупать уступками. Французское правительство опасалось, что Россия, обеспечив себе владение этим районом, может утратить интерес к продолжению войны с Германией. Союзники знали о колебаниях русских дипломатов, военных и моряков, о спорах между Верховным главнокомандующим, генералами Н. Н. Янушкевичем и Ю. Н. Даниловым с контр-адмиралом Д. В. Ненюковым и С. Д. Сазоновым, но не были посвящены в их детали, что очень беспокоило руководство Антанты