Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1917 год. Распад

Логика Ллойд-Джорджа была простой: в России есть два человека, которые решают все – император и генерал М. В. Алексеев. Раз они не могут приехать во Францию, союзники должны приехать к ним сами. Именно в начале 1917 г. возникла реальная возможность договориться с союзниками по вопросу о направлении комбинированного удара Антанты и об увеличении военных поставок для летнего наступления русской армии на Юго-Западном фронте. В конце декабря 1916 г. произошли серьезные изменения в руководстве Англии и Франции: правительство Г. Асквита пало, премьер-министром нового правительства стал Д. Ллойд-Джордж, один из ярых сторонников перенесения главного удара на Балканы, и подал в отставку маршал Ж. Жоффр, замещенный генералом Р. Нивеллем. Союзники вплотную подошли к реальной возможности сделать выводы из совершенных ошибок. В качестве цели будущего совместного наступления все чаще называлась Болгария.

Этому должна была помочь конференция в Петрограде. Новому английскому премьеру необходимо было сделать правильный вывод о сложившейся в России ситуации. Это было тем более важно, что конференция должна была решить и вопрос о размерах новых военных поставок, а в Лондоне уже открыто говорили о неминуемости революции в России. Британское общественное мнение уже привыкло рассматривать свою страну в качестве благодетеля, а на Россию смотрело как на просителя

. Его возможности должны были быть проверены. Для этой миссии Ллойд-Джордж выбрал консерватора – лорда Альфреда Милнера.

Выбор определили деловые качества и партийная принадлежность (в Англии вообще предпочитали посылать в Россию для официальных переговоров консерваторов). Отметив то, что Милнер был плохим оратором, Ллойд-Джордж дал следующую оценку человеку, поставленному им во главе британской делегации: «У него не было также и необычайной силы анализа, отличавшей Бальфура, или того дара полемики, которым в совершенстве владел Бонар Лоу, но Милнер превосходил их всех силой творческой мысли и богатством идей… Милнер был неустрашим; он никогда не боялся сделать предложение или присоединиться к предложению других только потому, что оно было слишком оригинальным и могло задеть какие-либо партийные или профессиональные предрассудки»

. Это качество, очевидно, было определяющим в выборе Ллойд-Джорджа. Кроме того, Милнер был близок к Ллойд-Джорджу и в другом, очень важном вопросе: он, как и премьер, не верил в успех наступательной политики на Западном фронте и возлагал большие надежды на перспективы договоренности с Россией

. Милнеру должен был помочь генерал Генри Вильсон, посещавший до войны Россию и знавший императрицу Александру Федоровну еще по Дармштадту

.

В полночь 21 января 1917 г. группа из 50 английских, французских и итальянских представителей (союзническая миссия на будущей конференции) отплыла из порта Обан на пароходе «Kildonan Castle» в сопровождении двух эсминцев. После Шетландских островов их заменил крейсер «Duke of Edinburgh». Столь жесткие меры были вызваны ростом активности германских подводных лодок

и опасением повторения судьбы крейсера «Hampshire», на котором погиб отправлявшийся в Россию военный министр лорд Китченер (это была первая попытка наладить утерянный после отставки Николая Николаевича (младшего) с поста Верховного главнокомандующего личный контакт между военным и политическим руководством двух стран)

. Кроме английской делегации, которую возглавляли Милнер и генерал Г Вильсон, в состав миссии входили французская делегация под началом П. Думера (бывшего премьер-министра, в это время – министра колоний) и генерала Н. Кастельно и итальянская во главе с министром без портфеля В. Шалоя, маркизом А. Карлотти (итальянским послом в России) и генералом графом Л. Руджери (бывшим военным агентом в России). Итальянцы и французы считались сторонниками союза с Россией, а Руджери был даже женат на русской

.

На пароходе главы союзнических делегаций провели совещание. Выступивший на нем Генри Вильсон заявил, что он категорически против плана комбинированного удара по Болгарии, ссылаясь на решение, принятое конференцией в Шантильи. Что же касается проблемы с оружием и боеприпасами, то Вильсон имел полномочия на разрешение поставок, однако, по его словам, готов был использовать его только после того, как убедится в способности и желании русских продолжать войну

. Последние слова, как мне представляется, были весьма важными. Британские военные исходили из расчетов, что союзники имеют пять солдат против каждых трех, которых могли выставить центральные державы. Следовательно, они могли потратить четырех солдат на уничтожение трех неприятельских и тем обеспечить победу

. Ясно, какое значение приобретала в этих планах Россия.

Союзники боялись того, что в императорском правительстве после отставки А. А. Поливанова и С. Д. Сазонова укрепились сторонники сепаратного мира. Напрасно представитель Великобритании при Ставке генерал-майор Дж. Генбери-Вилльямс, убежденный в верности Николая II международным обязательствам и в его желании довести войну до победного конца, информировал об этом свое правительство

. К пропаганде русских либералов внимательно прислушивались в Лондоне и Париже. Перед отъездом в Россию Кастельно был принят президентом Франции, который отдал генералу приказ обратить внимание на «пожелания сепаратного мира с Германией, которые, казалось, проникли и развивались более или менее скрыто в окружении императора, в правительственных кругах и в русском народе»

. Кастельно должен был «решительно противодействовать этим настроениям»

. Перед генералом была поставлена нелегкая задача – бороться с тем, чего не было на деле и что существовало только в воображении либеральной оппозиции.

Не стоит недооценивать силу мифов, создаваемых этим воображением. Умело дирижируемая организация общественного мнения приводила к тому, что против слухов решительно ничего не помогало. 2 (15) декабря 1916 г. новый министр иностранных дел России Н. Н. Покровский в ответ на германское предложение приступить к переговорам о мире выступил в Думе с довольно односложным заявлением относительно готовности России довести войну до победного конца. Перечислив все, сделанное Берлином и Веной для начала войны, и нарушения международного права, допущенные в русской Польше

, министр закончил свою речь, следующими словами: «И русское правительство отвергает с негодованием мысль о самой возможности ныне прервать борьбу и дать тем Германии возможность воспользоваться последним случаем подчинить Европу своей гегемонии. Все уже принесенные жертвы были бы уничтожены преждевременным заключением мира с врагом, силы которого подорваны, но не обезврежены, и который ищет передышки под обманным лозунгом прочного мира. В этом неколебимом решении Россия находится в полнейшем единодушии со всеми своими доблестными союзниками. Все мы одинаково проникнуты жизненною для нас необходимостью довести войну до победного конца и не дадим остановить нас на этом пути никаким уловкам наших врагов»

.

Дума неоднократно прерывала выступление министра аплодисментами и так же единодушно приняла следующую формулу перехода к делам, озвученную С. И. Шидловским 1-м: «Выслушав заявление министра иностранных дел, Государственная дума единодушно присоединяется к решительному отказу союзных правительств вести какие бы то ни было переговоры о мире в настоящих условиях и со своей стороны полагает, что германское предложение мира является лишь доказательством ослабления наших противников и лицемерным шагом, рассчитанным не на практический успех, а на сложение с себя ответственности за начало войны и за ее ведение перед общественным мнением Германии, что преждевременный мир был бы только коротким перемирием и повлек бы за собою опасность новой войны и новых тяжелых жертв со стороны населения и что прочный мир возможен только после решительной победы над военным могуществом наших врагов и после окончательного отказа Германии от тех стремлений, которые сделали ее виновницей мировой борьбы и всех сопровождающих ее ужасов»

.

12 (25) декабря Покровский дал пространное интервью журналистам ведущих русских газет, в котором подтвердил положения своей речи в Думе и заявил, что предложения мира со стороны Германии отвергнуты

. В частности, он заявил: «Курс внешней политики останется прежний. Никакие перемены в личном составе правительства не вносят ни изменений, ни колебаний в раз назначенное направление, по коему идет Россия согласно предначертаниям державного своего Вождя»

. Что касается императора, то в приказе по армии и флоту от 12 (25) декабря 1916 г. он также подтвердил курс на войну до победного конца, призвав воинов: «Будем же непоколебимы в уверенности в нашей победе, и Всевышний благословит наши знамена, покроет их вновь неувядаемой славой и дарует нам мир, достойный наших геройских подвигов, славные войска Мои, мир, за который грядущие поколения будут благословлять вашу священную для них память»

.

Чтобы успокоить союзников после смерти одного из старейших русских дипломатов, посла в Англии графа А. К. Бенкендорфа, 12 (25) января 1917 г. на этот пост был назначен Сазонов

. 15 (28) января он встретился с представителями прессы и изложил свои взгляды на основные принципы политики России. Сазонов считал необходимым работать над продолжением русско-британского союза и в послевоенный период. Новый посол в Лондоне приветствовал призыв президента США В. Вильсона к миру, но не поддержал предложение возврата к довоенным реалиям: «Возвращение к положению вещей, существовавших до войны, представляется немыслимым. Необходимы изменения в ущерб одной и пользу другой, и это должно явиться результатом победы одной из сторон. Для того чтобы можно было мечтать о возвращении к прошлому, надо было бы сказать, что нынешняя война является дурным сном, но кто же решится произнести это слово после того, чему мы были свидетелями за последние 30 месяцев»

.

К этому остается лишь добавить, что, призывая воздерживаться от точных сроков окончания войны, Сазонов был уверен в неизбежности победы союзников и в правильности выбранного ими способа сокрушения своего основного врага: «Весьма вероятно, что в эту войну не Иена и не Седан приведут Европу к миру и что для победы держав согласия в настоящей войне немалую роль сыграет внутреннее положение воюющих держав. Симптомы экономического истощения Германии налицо»

. Публичные заявления представителей власти были достаточно решительны, и, во всяком случае, однозначны. Тем не менее все они явно не пересиливали шепота либеральной интриги, заверяющей всех и вся в наличии предательских замыслов о мире в верхах императорской России.

25 января «Kildonan Castle» пришел в порт Романов (Мурманск), и по недавно открытой железной дороге (официально она была открыта 25 ноября (8 декабря) 1916 г.

) представители союзников отправились в Петроград. Это был первый поезд, прошедший по дороге, которая должна была способствовать выходу империи из транспортной блокады. В столицу России миссия прибыла 29 января, и вечером того же дня под председательством Н. Н. Покровского состоялось предварительное собрание конференции

. Ее заседания проходили в Мариинском дворце, а представители союзников были размещены поблизости, в гостинице «Европейская». Некоторые из них в первый же день своего пребывания в северной столице успели дать интервью, «они были полны уверенности в плодотворности предстоящих занятий»

.

На самом деле посланцев (во всяком случае, из Лондона и Парижа) ожидали неприятные известия. Французский и английский послы в начале 1917 г. были настроены весьма пессимистически относительно перспектив политической стабильности в России и состояния русской армии

. Именно в британском посольстве в первый же день своего пребывания в Петрограде к своему ужасу Милнер узнал о том, что неприязнь к императорской семье зашла так далеко, что возможность их убийства открыто обсуждается среди «ведущих русских кругов»

. Генерал Кастельно, получивший приблизительно такую же информацию от посла своей страны в России М. Палеолога, сразу же заявил о том, что правительство Франции желало бы получить от Николая II гарантии относительно послевоенной судьбы прирейнских провинций

.

18 (31) января все члены союзнических делегаций получили аудиенцию у Николая II

. Утром они отправились в Царское Село, где в 9:30 были представлены императору. Переговорив сначала с послами союзных держав, он вышел к членам делегаций для краткой беседы с ними

. В 13:30 они вернулись в город, и уже в 14:00 Вильсон встретился с прибывшим из Могилева В. И. Гурко. Василий Иосифович собирался выехать раньше, под Новый год, но специально задержался для того, чтобы его прибытие в столицу не было связано с убийством Распутина. В Петроград он приехал только 5 (18) января 1917 г.

Во время встречи, продолжавшейся почти два часа,

Гурко изложил пожелания русского командования по военным поставкам. Он просил 4000 75-мм орудий, 100 6-дюймовых полевых гаубиц (вместо первоначальной цифры в 600), 200 9,2-дюймовых (вместо 30–40). «Они очень тяжелые, господа», – суммировал свои впечатления от разговора Вильсон

. Это были весьма существенные цифры.

К январю 1917 г. в составе русских армий четырех фронтов находилось 160 пехотных и 40 кавалерийских дивизий

. На их вооружении находилось 5459 легких орудий (3-дюймовые различных образцов) и 1946 тяжелых, причем 8-, 11- и 12-дюймовых гаубиц только 49. Противники – армии Германии, Австро-Венгрии, Болгарии и Турции – на разных участках русского фронта имели 5070 легких и 4060 тяжелых орудий

. В составе каждого русского фронта предполагалось создать группу тяжелой артиллерии по 160 орудий, из них 120 дальнобойных 6-дюймовых и 40 орудий калибром от 8 до 12 дюймов. Кроме того, в резерв Ставки должно было быть выделено 500 тяжелых орудий, из них 125 дальнобойных 6-дюймовых и 325 калибром от 8 до 12 дюймов. Четыре русских фронта и резерв Ставки требовали, таким образом, 1090 тяжелых орудий. С учетом необходимости пополнения ежемесячной убыли в 36 орудий разного калибра и возникала цифра в 645 орудий на первое полугодие 1917 г.

Объем заграничных поставок в 1917 г. по предложениям русской стороны должен был в три раза превзойти таковой же за 1916 г. В принципе, они были завышены: перевозке подлежало 8 млн тонн при пропускной способности русских железных дорог в 5 млн тонн, и это притом, что по воде предполагалось перевезти 1 млн тонн. В результате было принято решение поставить в Россию 4,25 млн тонн, не считая поставок из Японии и Швеции