Ярмарка невест. Том III

– Ему, когда назначено? – я свел брови, выказывая недовольство. – В полдень, ни раньше, ни позже. А сейчас сколько? Половина одиннадцать тридцать. Так что пускай посланник подождет, ничего с ним не случится. У меня в коридорах очень удобные кресла стоят, вот посланник пусть и заценит, как в них хорошо и комфортно сидится. Глядишь, и вставать не захочет, так и не надо его в том случае тревожить, пускай отдохнет человек от беготни своей. Ну, а ежели не понравится ему в кресле-то сидеть, то тогда и войдет, но не раньше, чем ровно в полдень, – и я снова уткнулся в очередную бумагу. Так, а вот это откровенный бред, я отложил ее в стопку ей подобный. Все-таки Шувалова частенько заносило на поворотах, и все его проекты необходимо было тщательно проверять.

Измайлов коротко поклонился и вышел из кабинета. За то время, что он провел в качестве охранника на моей половине дворца, я его немного уже изучил, чтобы с уверенностью сказать, прусский посол раньше полудня сюда не зайдет, даже, если в конвульсиях начет прямо у дверей биться, или же угрожать молодому гвардейцу вздумает. Правда, в последнем случае, он, скорее всего, никогда сюда не войдет.

– Так почему вы все-таки решили его принять, ваше высочество? – Олсуфьев отложил в сторону лист, который внимательно изучал до этого. – Насколько я понял, посланника его величества короля Пруссии вы не слишком жалуете.

– Это еще мягко сказано, – я встал, решительно сгреб со стола все забракованные мною бумаги и подошел к обогревающей комнате печке. Такие вещи лучше уничтожать полностью, чтобы у какого-нибудь шустрого типа вроде того же Мардефельда хватит ума понять, о чем идет речь, по небольшому клочку бумаги, на которой сохранилось немного текста. – Просто я в последнюю неделю сталкиваюсь с ним настолько часто, что боюсь скоро увидеть его, выглядывающим из отхожего места, куда захочу справить нужду. Поэтому я решил выделить ему некоторое время, просто, чтобы отвязаться.

– Как вам кажется, ваше высочество, о чем он так настойчиво желает с вами поговорить? – Олсуфьев в то время, пока я тщательно сжигал все, что не пойдет в работу, но что могло недоброжелателей навести на разные неприятные мысли, убирал со стола все остальное, весьма сноровисто убирая бумаги с глаз долой, оставляя стол девственно чистым. Прямо-таки профессионально он это делал, словно всю жизнь занимался подобными делами. При этом он часть бумаги их одной из своих стопок протянул мне. Полагаю, что в эту стопку он складывал те идеи, которые показались и ему чересчур бредовыми. Мельком просмотрев парочку, я понял, что не ошибся. Тезис, в котором Шувалов рассуждал о том, сколько надо маркитанток на каждый полк, я точно не представлю в проекте указа, предназначенного для Елизаветы.

– Понятия не имею, – я пожал плечами, встал и тщательно закрыл дверцу печки, возвращаясь к столу. – Кстати, я почти упросил ее величество назначить вас к моему двору, в качестве моего секретаря.

– Меня? – Олсуфьев удивленно моргнул пару раз. – Но разве на эту должность не назначаются люди, гораздо опытнее меня? – у него порозовели скулы, а кулаки непроизвольно сжались. Вообще-то должность личного секретаря Великого князя была гораздо престижнее и интереснее, чем должность третьего помощника посла в занюханном посольстве в Швеции, или кем там он служил, так что незачем так яростно сопротивляться. Если только у него зазноба в Стокгольме на осталась.

– Вы против этого назначения? – я приподнял бровь.

– Нет, то есть, да, то есть… Господи! – он протер лицо. – Это очень большая ответственность и я очень боюсь, что не справлюсь, наломаю дров, и что-нибудь испорчу.

– А вы не бойтесь. В крайнем случае, будет портить вместе. Потому что для меня тоже все это в новинку. А сейчас давайте уже выясним, что пруссаку надобно.

– А почему бы вам, ваше высочество, не попробовать привлечь кого-нибудь другого на это столь высокое место?

– Кого, например? – я хмыкнул, разглядывая покрасневшего Адама.

– Петра Румянцева, чем он не подходит на эту должность?

– Боже упаси, – я даже глаза закатил. – Он прекрасный, преданный друг, и я почти уверен, что он меня не предаст, сейчас, по крайней мере, но поручать ему такие серьезные дела, как те, что положены для поручения личному помощнику? Я пока не сошел с ума.

Дверь приоткрылась, и я бросил взгляд на часы. Ровно полдень. Измайлов весьма скрупулезно выполнял порученные ему задания подобного плана. А вот посланнику, похоже, кресла для посетителей не показались слишком удобными, раз он не остался в одном из них, позабыв про назначенную аудиенцию.

Я кивнул Олсуфьеву на кресло напротив моего, а сам устремил взгляд на дверь. Выходить из-за стола и идти встречать посланника я не собирался, много чести. Хватит и того, что мы еще не успели сесть и встречаем его стоя, а не развалившись в креслах. Хотя у меня мелькала подленькая мыслишка еще и кальян где-нибудь раздобыть и встречать прусского посланника держа мундштук в руках, да еще и полулежа в разбросанных по полу подушках. Но в самый последний момент я отказался от эпатажа, и теперь, глядя в чуть выпученные хитрые глаза посла, впервые пожалел о том, что не послушал внутренний голос и не поверг в шок Мардефельда. Я бы потом с удовольствием почитал, что он обо мне написал бы своему королю.

– Господин посол, прошу, присаживайтесь, – я широким жестом указал ему на кресло, стоящее рядом с тем, которое я отдал Олсуфьеву.

– Ваше императорское высочество, для меня большая честь наконец-то встретиться с вами в более приватной обстановке нежели на ассамблеях и императорских балах.

– Надо сказать, вы были чрезвычайно настойчивы в этом вашем желании получить аудиенцию, – я скептически хмыкнул. – Так что же вас все-таки сподвигло, на столь решительные действия?

– Всего лишь некоторое беспокойство, вызванное тем, что, хотя весь двор только и говорит о предстоящих увеселениях для юных знатных особ, ваше высочество не выказывает ни малейшего интереса к предстоящим действам. И тем самым расстраивает ее величество, – начал издалека и весьма витиевато прусский посол.

– Уверяю вас, я всерьез обеспокоен судьбой тетушки. Настолько, что даже обратил ее внимание на то, что кровопускания, кои она считает панацеей от всех болезней, совсем ей не помогают, хоть и делались они куда чаще, чем это вообще разумно, – я внимательно посмотрел на него, пытаясь оценить, как он отнесся к опале Лестока. Но Мардефельд был прожженный лис, и по его физиономии ничего нельзя было понять. А ведь кроме изоляции Лестока мои действия принесли очень существенную пользу, которая, надеюсь, даст пинок к развитию медицинской науки в Российской империи. А ведь все дело было в том, что я поставил Елизавету перед выбором: или признать, что кровопускания – это полная лажа, и ни о чего они не помогают, или же, прекратить ломать передо мной комедию, и, после очередного визита Лестока сказать, что совсем-совсем выздоровела. Пойти по второму пути она пока не могла, ей надо было закрепить достигнутый эффект, значит, пришлось жертвовать Лестоком. А на Флемма и наорать в случае чего можно, что, мол, этот костоправ ни черта не понимает и дает ужасные настои, от которых легче совсем не становится.

Хотя, тот же Флемм сообщил мне после первого же осмотра Елизаветы, что считает ее вполне здоровой и цветущей женщиной и что падучая – это единственный ее недуг, но тут, как говорится, ничего не попишешь. И дает он ей всего-навсего укрепляющий настой из зверобоя, белоголовника и чуточку мяты, в который для сладости добавляет немного меда. Я бы и сам не отказался от такого лекарства, на что я ему вполне непрозрачно намекнул. Как бы то ни было, а Мардефельд намек понял и в его взгляде даже промелькнула искра уважения. Правда, она быстро погасла, и он снова принялся улыбаться слащавой улыбкой, с некоторой брезгливостью и недоумением разглядывая мой пушистый свитер из ангорской шерсти, отбеленной до молочного цвета.

– Я нисколько не сомневаюсь, что ваше высочество искренне озабочены судьбой ее величества, – он наклонил голову, а затем снова поднял ее. – Но, тем не менее, ваш отказ даже взглянуть на присланные портреты очаровательных юных созданий больно бьет прямо в девичьи сердечки.

– Интересно, и кто же им рассказывает про то, что мне слишком некогда заниматься любованием картин, когда очень скоро я увижу всех вживую? – мы мило улыбнулись друг другу. – Мне нужно свою резиденцию восстанавливать, плюс мои занятия с учителем, да за делами на стекольном заводе следует приглядывать. Поверьте, у меня действительно совсем нет времени. – И я постучал пальцами по столу, намекая, что и для него я буквально выкроил пару минут.

– Да-да, я знаю, вы всегда в делах, – козел, он имеет наглость показывать всем своим видом, что весьма невысокого мнения о моих каких-то там делах, которые остро отдают плебейством. Еще бы, Великий князь открыто говорит о том, что сам контролирует все этапы ремонта, да еще и завод открыл. Кошмар и ужас. Вот только делать нечего, придется с таким вот… общаться. И даже улыбаться вот так тонко и снисходительно.

– Так зачем вы искали со мной встречи, господин посол?

– Не так давно я получил письмо от его величества короля Фридриха. В этом письме он просит меня оказать содействие в судьбе двух дам, которые направляются сюда в Россию, по приглашению ее величества. Они совсем одни бедняжки, с минимальной охраной. Разумеется, я поспешил заверить его величество, что сделаю все, что в моих силах, чтоб помочь бедняжкам. Например, прямо сегодня, после окончания аудиенции у вашего высочества, я еду встречать их в Риге, – я чуть было не ляпнул: «Скатертью дорожка», но вовремя сдержался. Чуть наклонив голову, сцепил руки в замок и теперь наблюдал за послом с полуулыбкой на лице. – Но, я хотел бы получить хоть какие-то заверения от вашего высочества в том, что вы окажите участие в их судьбе. Тем более, что они являются вашими дальними родственницами.

– И речь идет…

– О Иоганне-Елизавете Ангальт-Цербстской, в девичестве принцессы Гольштейн-Готторпской, которая скоро уже прибудет в Петербург со своей старшей дочерью Софией Фредерикой, – у меня в груди екнуло. Надо же, София Фредерика скоро будет здесь. Что-то как-то мне резко заплохело. Я гнал от себя эту мысль, но она не хотела меня отпускать, а что если все остальные только для отвода глаз и Елизавета уже все за меня сама решила, выбрав будущую Екатерину? Перспектива шарфа на шею все еще вырисовывалась и была отнюдь не радужной. Понятно также, почему он топит за Катьку, ее маман пользуется благосклонностью Фридриха, и она, получается единственная из девиц, почти прусского двора. За кого еще должен впрягаться прусский посол, как не за нее. Пока я пытался перевести дыхание, Мардефельд продолжал заливаться соловьем. – Ее высочество послала вам несколько писем, но так и не получила ответа, что чрезмерно ее расстроило.

– Я не получал никаких писем от ее высочества, – я их действительно не получал. Уж такое, я бы точно запомнил. – Вероятно в тот момент, когда они дошли до Петербурга, я находился в Киле. Такой вот неожиданный выверт судьбы.

– О, я нисколько не сомневаюсь, ваше высочество, что вы не оставили бы писем от вашей родственницы без ответа, получи вы их. Поэтому-то я и хотел с вами встретиться, чтобы лично передать письмо ее высочества. Полагаю, что принцесса желает посредством этого письма напомнить вам, что вы однажды встречались в замке вашего дяди, и что семейные узы, даже настолько дальние, заслуживают некоторого снисхождения.

Он приподнял задницу из кресла, положил передо мной надушенное каким-то слишком уж насыщенными сладкими духами письмо, после чего раскланялся и удалился, пока я сидел, глядя на сургучную печать, как на змею. Рассмотреть, что было изображено на печати я не сумел, более того, даже не пытался. И что же мне сейчас делать? Как обезопасить себя? За окном раздался глухой звон колоколов. Так, кажется у меня появилась идея. Не столь уж и новая, но заслуживающая рассмотрения.

– Адам Васильевич, прошу вас найти Ушакова Андрея Ивановича и передать на словах, что я хочу, чтобы он установил слежку за прусским послом, а также за герцогиней Иоганной-Елизаветой Ангальт-Цербстской и ее дочерью Софией Фредерикой, – я решительно поднялся из-за стола и схватил злополучное письмо.

– Вы куда-то направляетесь, ваше высочество? – Олсуфьев с тревогой посмотрел на меня. он чувствовал какое-то напряжение, но никак не мог понять, с чем оно связано.

– Я хочу повидать отца Симона не навещал, да и он забыл совсем раба Божьего Петра, – процедил я уже на полпути к двери. – Думаю, что настало время исповедаться, да совета у спросить.

Глава 5

– Что это? – я с удивлением посмотрел на пачку бумаг, которую положил передо мной на стол Олсуфьев прямо поверх проекта указа о гарнизонной службе, который рождался в муках в самом прямом смысле этого слова. Адама еще не утвердили в качестве моего секретаря, но Елизавета уверила, что приказ подписан и остались соблюсти какие-то формальности. Поэтому Адам решил приступить к выполнению своих обязанностей, которых по сути не знали ни он, ни я. Заодно и круг этих обязанностей определим, потому что в задачи секретаря сейчас входило письма писать за патронов и на этом в общем-то и все. Но мне пишущая машина «Адам» была не нужна, мне нужен был помощник, который как минимум будет держать в памяти куда и зачем я должен пойти, и кому назначил очередную встречу, потому что, чем больше я погружался в дела, прекрасно отдавая себе отчет, что это пока что так, не дела, делишки, тем больше начинал скучать по электронному секретарю в телефоне и других видах склерозников. Сейчас же Олсуфьев притащил мне какую-то гору бумаг, в то время, как мы еще бумаги Шувалова в божеский вид не привели и составили проект указа, дай бог, если на половину.

– Не знаю, я не смотрел, – честно признался Олсуфьев. – Эти бумаги притащил Флемм, ваш лейб-медик. Я его не пустил к вам, ваше высочество. Вы же приказали вас не беспокоить по пустякам. А какие могут быть важные дела у лейб-медика, если вы с утра на здоровье не жаловались и за ним не посылали? Забрал я у него все, что он хотел принести и собственноручно на стол перед вами свалить, и сказал, чтобы он приходил послезавтра в полдень, вы как раз успеете с его писаниной ознакомиться и говорить уже будете исключительно по делу.

– Ну, молодец, конечно, – я почесал бровь. – Только в следующий раз будь так добр сам просмотри подобного рода записи, чтобы доложить мне хотя бы самую суть того, что здесь представлено. Тогда у меня будет двойная экономия времени, и я сразу решу, стоит тратить время на изучение, или сразу в печку отправить.

– Хорошо, ваше высочество, – немного подумав, кивнул Олсуфьев. – Думаю, что вы правы. Мне надо было самому сначала ознакомиться с документами, прежде, чем нести их вам, – я с тоской посмотрел на ворох бумаг. Похоже, моя послеобеденная тренировка в фехтовании, которую я хотел провести с Румянцевым, накрывается медным тазом, потому что завтра просмотреть все это времени у меня может и не оказаться. Флемма же обижать не хотелось, тем более, что он не так уж и часто что-то у меня просил. Так что придется ознакомиться, и весьма подробно, чтобы уже послезавтра время зазря не терять. А Олсуфьев тем временем продолжал стоять у стола в явной нерешительности. – У тебя есть что-то еще для меня?

– Алексей Григорьевич заходил, велел передать послание ее величества о том, что сегодня в три часа пополудни приедет ее высочество Бернардина Кристиана София Саксен-Веймар-Эйзенахская, и вам надлежит быть во главе встречающей процессии, а потом присутствовать на торжественном представлении ее высочества ко двору и на ужине в кругу ее величества, – выпалил Адам на одном дыхании.

– Я помню. Как об этом можно забыть, если тетушка сегодня даже ко мне в спальню пришла, и в сотый раз мне напомнила, хотя я еще даже глаза не до конца продрал, – взлохматив свои короткие волосы, бросил взгляд в сторону окна. Погода была как назло просто волшебная, мороз и солнце, день чудесный, чтоб его. Вот была бы пурга, что света белого не видно, послали бы почетный караул, а встречали первую гостью уже во дворце. Поймав одну из прядок светлых волос, я прикинул ее длину, вроде бы еще не пора стричься. Волосы я держал короткими и не давал им отрастать, хотя каждый раз выдерживал настоящую битву с цирюльником, который категорически не хотел меня стричь, и только при угрозе, что я сейчас возьму бритву и сам побреюсь наголо, брался за ножницы. Поскольку парики я не носил, просто принципиально, перспектива оказаться виноватым перед Елизаветой за голый череп племянника маячила перед господином Месси нешуточная, поэтому он, после получасовых стенаний делал мне нужную прическу, которая, если сначала и вызывала у тетушки резкое отрицание, то сейчас она уже к ней, похоже, привыкла. – Ты узнал, что это вообще за принцесса?

– Дочь герцога Эрнста Августа I Саксен-Веймарского, – Олсуфьев пренебрежительно хмыкнул. – Сам герцог ничем не примечательная личность. Промотал все состояние, и теперь занимается тем, что обдирает богатых граждан своего герцогства. Из-за этого они постоянно подают на него в суд Священной Римской империи и, как ни странно, суд полностью удовлетворяет их притязания. Из-за этого, долги герцога только вырастают. Раз принцесса прибыла раньше других, значит, ее отец, как только получил письмо от ее величества, что несколько воспрянул духом и тут же отправил дочь в путь. Возможно, хочет с ее помощью поправить свои финансовые дела. Обожает охоту, и по слухам, собаки у него устроены как бы не лучше родных детей.

– Какой заботливый папаша, я просто в восторге, – я усмехнулся и взял первую бумагу из принесенного Олсуфьевым вороха. – Ладно, посмотрим, что там за принцесса такая, а пока попробую разобраться, чего хочет Флемм.

Хотел Флемм госпиталь. И не просто какой-то там госпиталь, а нечто огромное и многопрофильное, с различными отделениями, включая акушерское и прививочное. А также лабораториями, в которых… я не знаю, что они вместе с Кондоиди и примкнувшим к ним Блюментростом хотели там изучать. Сомневаюсь, что медицинская наука сейчас дошла до того уровня, при котором необходимы лаборатории, если характеристику мочи на глаз проводят, а иногда и на вкус. Также отдельно стояла графа прозекторская, аптека и ученические комнаты. Ага, похоже, Флемм решил пойти в пику немцам, которые ревностно берегли медицину от пришествия в нее русских, решил создать основу медицинского университета с госпитальными клиниками. И просили они для этого дела какую-нибудь часть Ораниенбаума, какую не жалко, или прилегающую к нему территорию.

Вот тут я призадумался. Иметь под боком самый лучший медицинский корпус – это было хорошо и даже с какой-то стороны вовсе замечательно. А вот с другой стороны, иметь опять же под боком клинику, где доктора, которых гиперактивный Флемм соберет под сенью клиник, а он соберет достаточно докторов, в этом можно даже не сомневаться, привлечет в Ораниенбаум уйму совершенно ненужного мне люда. Да еще и оголтелых студентов сюда добавить, которые во все времена в любой стране вечно чем-то недовольны и так и норовят пореволюционировать.

Я перевел взгляд на уже начавший формироваться указ по гарнизонам. А что, если их совместить? Создать такой вот небольшой городок с отличной инфраструктурой в виде изначально заложенной канализации, уличным освещением и нормальными дорогами, и сделать его исключительно наполовину военным, наполовину научным? Если туда и зайдут посторонние в виде тех же лавочников и рестораторов, то только для того, чтобы обеспечивать нужды этих товарищей. А самое главное, студенты не дадут расслабиться военных, и они всегда будут на вассере, да и студенты слишком барагозить не рискнут, их тут же войска прижмут, которым они после тяжелой дневной работы будут спать мешать. А если не только медицинский, если и другой университет туда воткнуть? Это надо как следует обдумать. В Академию наук наведаться и с учеными поговорить. Ломоносов-то занят, зато там другие непонятно чем занимаются. Вот пускай делом и займутся. Полигон опять же один на всех организовать: военным под стрельбы, ученым под испытания и эксперименты, и не известно, что из этого будет опасней. Что касается финансирования, я поворошил бумаги, ага, Куракин, Роман Воронцов и несколько купцов хотят вписаться. Не прибыли для, а, чтобы иметь доступ к клиникам. Хотя, если разобраться, то та же аптека очень даже неплохую прибыль в итоге принесет, очень потому что востребованное заведение, очень. Вот и отлично. А если все пойдет как надо, то обкатаем все процессы на этом экспериментальном городке и будем нечто подобное в каждой губернии устраивать. Пока в каждой губернии, а там уже посмотрим, что из этого выйдет.

Олсуфьев снова вошел в кабинет, оторвав меня от размышлений.

– Андрей Иванович Ушаков хочет с вами переговорить, ваше высочество. Говорит, что времени это много не займет, и он только поэтому просит от дел оторваться и ему пару минут посвятить.

– Хорошо, пускай заходит, – я протер лицо. Скоро нужно собираться идти, чтобы выезжать для встречи первой гостьи на Елизаветинском девичнике. Тетушка мне никогда в жизни не простит, если я в данном случае что-то сделаю ни так, как запланировано. – Да, вели кофе сделать, а то у меня уже глаза в кучу скатываются, надо бы взбодриться.