Диоскурия-Διοσκουριάς

и шмальнул два раза.
Домовой попал в капкан
и скончался сразу.

А жена моя тигрица
изменила позу.
Посмотрел на ягодице
я увидел розу.

Бросил в угол я фурашку
снял в прихожке сапоги.
А под утро мы с милашкой
ели с мясом пироги.

Домового расчленили
и в кадушке засолили.
Кости выброшу я в реку.
много ль надо человеку.

    * * *
    Отдых в горах Кавказа.
    Пархар.
Воспоминания об этих днях отдыха высоко в горах Кавказа, оставили в моей памяти, незабываемые впечатления на всю мою оставшуюся жизнь. Можно сказать, что мне тогда крупно повезло, как счастливчику, которому было суждено летом 1968 года, увидеть Кавказские горы и по достоинству оценить их сказочную красоту и величие. Приехав, как обычно на летние каникулы домой, отец мой, Аристид Афанасьевич, заявил мне – Что пойдёшь со мной, и с дедом, в горы попить Нарзан. Завтра у нас заканчиваются все приготовления, и дед с лошадью и провиантом, будет поджидать нас, у подножия горы, откуда и берёт начало тропа, уходящая к источнику. К деду мы поедем на автобусе, который едет в Келасури, а там дальше на конечной остановке, у меня с ним назначена встреча. Сможешь осилить этот переход соглашайся, а если нет, то оставайся дома. Добираться до источника около двое суток, и придёться идти пешком, потому что у нас всего одна лошадь. Выслушав отца, я не задумываясь дал согласие. На следующий день, мы с отцом, сели в пригородный автобус, и благополучно добрались до места. Как и было условлено, наш дед, был уже там с Мальчиком, так он ласкательно называл свою лошадь. На крупе этого бедного животного, покоился перетянутый ремнями и верёвками, неимоверного размера груз, который и должен был придать нашему отдыху, благоприятное существование. Оказывается, мои родичи неоднократно, в конце лета поднимались к Нарзану, веря в целебные свойства этого источника, который начинал бурлить, именно в конце августа. Тропа, по которой мы стали взбираться в горы, резко пошла на подъём, и была узкой и трудно проходимой. Следует отметить породу лошади, специльно предназначенную, для таких переходов в горах Кавказа. Это необыкновенное, и очень выносливое существо, способно было тащить на себе тяжеленный груз, и передвигаться по горным тропам, не уступая в проворности диким козлам. Иногда дед Афанасий, утомлённый ходьбой, взбирался верхом на своего любимца, а тот получая двойную нагрузку, как бы играючи, продолжал свой нелёгкий путь. В такие моменты, не желательно было идти в конце цепочки, а наоборот следовало находиться спереди Мальчика, потому что на крутых виражах из под хвоста бедного животного в атмосферу, выбрасывалось большое количество выхлопных газов, отчего нарушался размеренный шаг пешего строя. Пройдя, приблизительно 3 км. пути, дед Афанасий слез с лошади, и подойдя ко мне сказал – Пойдём, попьём воды из родника. Это здесь, совсем рядом от тропы. Отойдя с десяток шагов в лес, он быстро нашёл родник, и зачерпнув из неё полную крушку, протянул её мне со словами. – Эти родники нашли наши греки, пасшие здесь своих коз, ещё при царе Горохе, а до Нарзана их будет ещё с десяток. С каждым разом вода будет намного вкусней, и прохладней. И на самом деле, содержимое крушки, показалась мне райским напитком, с редкими вкусовыми ощущениями. Возле родника, дали возможность Мальчику отдохнуть, после чего снова тронулись в путь. Лес в этих местах наблюдался молодой, и редкий, с однообразием пород деревьев, и кустарников. Иногда наша тропа проходила, вдоль горной реки, с привлекательными лужайками, и полянами для отдыха, но дед Афанасий, нисколько не реагировал на эти красоты, и надо было идти дальше. К вечеру пройдя км. 10, пройденого пути, мы осилили несколько возвышенностей, на одной, из которых нам предстояло заночевать. Здесь, на этих горных вершинах, прорастали нигде не виданные мной раньше растения, и удивительные по красоте цветы. Местами попадался на глаза, талый снег и ледниковые озёра, с очень чистой, как слеза водой. Это и был Пархар, своеобразный дачный посёлок из деревяных домиков, – по истине рай земной, выбраный нашими предками для семейных отдыхов. Мы без проблем отыскали балаган моего дяди Константина, старшего брата моего отца, где нас радушно встретили, и накормили. В деревяном домике, называемое балаганом, имелись две комнаты, сколоченые по старинке. Передняя комната служила кухней, а вторая спалней, где имелась огромная деренвяная нара, на которой всем всегда хватало места, а на ночь подушек и тёплых одеал. Вечер, и часть ночи мы скоротали при свете керосиной лампы, слушая удивительные сказки дяди Константина, адресованые детям, которых в балагане было несколько. Помимо умения рассказывать, он обладал ещё талантом импровизатора, что придавало обычным сказкам новизну, и сценическую привлекательность. Спустя годы, уже после смерти Константина Афанасьевича, мне пришлось упрекнуть себя в легкомыслии, что не записал его сказки, и не дал им достойную жизнь. Рано утром следующего дня, наспех накормив отдохнувшего за ночь Мальчика, мы вновь продолжили своё восхождение к источнику. Горная тропа к Нарзану от Пархара, как выяснилось потом, оказалась намного сложнее пройденного нами отрезка пути, по причине крутых подъёмов, и тающих ледников на перевалах. Как правило, каждый перевал, имел свой собственый ледник, лежащий на нашем пути протяжённостью до ста, и более метров. Медленное таяние ледника, образовывало многочисленные ручьи, которые стремительно убегали вниз по склону, чтобы сроднится там, с могучим потоком реки Бзыбь. Как и было обещано, дед Афанасий по мере следования по тропе, показал мне все свои родники, а из последнего, пить ледяную воду, было просто невозможно. Здесь на перевалах, чаще на крутых поворотах тропы стали попадаться нам окопы времён Отечественной войны 1941 – 1945г. Всюду на земле валялись отстреляные гильзы и дырявые армейские каски. Местами рядом с тропой наблюдались обложенные камнями, безымяные могилы убитых красноармейцев, которые летом 1942 – 1943г., бились на смерть с отборной немецкой дивизией Эдельвейс.

Чусио.

Приблизительно к трём часам, дня оставив позади последний перевал, и могилы безымяных красноармейцев, мы очутились на равнине. Передвигаться Мальчику стало намного легче, и мы с отцом, ускорили шаг. Пройдя таким пешим макаром, несколько км., мы вышли вплотную к реке Бзыбь, и увидели висячий мост соединяющий два берега. Противоположная сторона берега реки, красовалась сплошной стеной дремучего леса. На крохотной поляне стоял пастуший балаган с деревяной изгородью, служивший наверное загоном для скота. Пройдя мост, который при нашей переправе, раскачивался в разные стороны, дед Афанасий, видя мой измотанный вид сказал. – Остался последний подъём. Через два часа мы будем на месте. Там и находится источник наз. Нарзаном, а местность эту наши греки окрестили Чусио. За этими высокими вершинами, что ты видишь перед собой, находится Северный кавказ и Кубань. Взяв на одном дыхании последний подъём, мы наконец то завершили своё восхождение. Первым делом, освободили Мальчика от поклажи, а потом все трое пошли поглядеть на источник. На первый взгляд, это был обычный родник, обложеный с трёх сторон камнями. Но здесь, откуда – то из недр земли, на поверхность пробивалась вода, с пузырьками газа, наполняя водоём живительной влагой. Далее, источник убегал вниз по склону, образуя ручей. Камни на дне водоёма, и ручья имели огненно – красную окраску, от избытка наверное в химическом составе воды примесей железа. Вкусовые качества этой минеральной воды, с первого раза, не располагали к частому её употреблению, но отец мой, и дед, с удовольствием выпили по полной крушке каждый. Невдалеке от источника, уже находились три палатки с отдыхающими, и чтобы не терять времени даром, и успеть к закату солнца, мы соорудили шалаш, накрыв его напоследок большим целофаном. На ночь каждому из нас, досталось ватное одеяло, и вопрос с жильём, был окончательно решён. Дело в том что Пархар, и Чусио, издавна славились своим курортом, и кроме греков, проживающих в городе Сухуми, и в её сельской местности, никто другой, и понятия не имел о таком виде отдыхе, в горах Кавказа. В знойные периоды лета, греки отправляли сюда своих стариков и детей, а чтобы поправить им здоровье, непременно пригоняли с собой скот, используя альпийские луга, как пастбища. Молочные изделия, приготовленные в этих местах, по вкусовым качествам, и ароматным свойствам, не имели себе равных, и пользовались повышенным спросом у отдыхающих. Здесь, можно было купить у сельчан, мясо, молоко, сыр любого вида, и даже кукурузную муку, для приготовления мамалыги. Такие продукты, как хлеб, водка, и табачные изделия не курсировали в продаже. Утро следующего дня, началось у меня с подъёма на завтрак. Рядом с шалашом, уже горел костёр, над котороым дед Афанасий что-то готовил в казане. Он подошёл ко мне, и в приказном тоне сказал. – Вставай и быстро умываться. Скоро мамалыга будет готова. Я нехотя встал и пошёл умываться. Буквально в нескольких метрах от Нарзана, находился ещё один источник, но с обыкновеной родниковой водой, служивший отдыхающим, в чисто бытовом плане. Невдалеке, чуть выше от подземных источников, с отвесной скалы, на огромную каменую глыбу, вниз падал водопад, разбрасывая вокруг себя, и на многие метры, мельчайщие брызги воды, и свежую прохладу. Закончив с обзором местности, и туалетом, мне ничего не оставалось делать, как поспешить на манящий аромат настоящего сливочного масла, исходивший со стороны нашего шалаша. Свареная мамалыга, уже была вывалена из казана на чистый лист фанеры, и нашпигована со всех сторон ломтиками копчённого сыра сулугуни. А на макушке этой горячей мучной массы в углублении, сделаной ложкой, таяло вышеупомянутое мной масло, завораживая окружающий мир апетитным ароматом. Кушать мамалыгу надо было руками. Днём, как обычно, я пропадал у водопада. Купался, или загорал на солнцепёке, слушая музыку из транзистора, который идельно ловил здесь, все самые популярные радиостанции всего мира. Однако шли дни, и однажды я вдруг заметил, что вокруг Нарзана вырос целый городок из палаток, и шалашей, наподобие нашего. Подсчитывая их количество, я обнаружил около ста двадцати палаток, с вновь прибывшими отдыхающими, желающими попить Нарзан. Некоторые лица мне были знакомы по г. Сухуми, но основную часть палаточного городка, составляли сельские жители. Вечерами курортный городок преображался, и жил другой жизнью. Мужики, где – нибудь на открытой полянке, собирались группами и резались в карты, играя в 66, или в скамбил, ставя в банк, как и положено в таких случаях, не деньги, а проиграную водку. После распития спиртного, начиналось самое настоящее музыкальное представление, сопровождаемое игрой на кемендже. Вокруг импровизированой сцены, собирались поглязеть на своих хмельных мужей, вторая половина человечества, а самые бойкие из них, веселили народ пляской и шуточными куплетами. На десятый день нашего проживания у Нарзана, в гости к нашему шалашу пожаловал на своём коне дядя Константин, который привёз деду табак, и водку, и ещё какие – то продукты. Табак, употребляемый дедом для курения, относился по свей родословной к Трапезундским сортам, и был настолько терпким, что я порой закуривая цигарку, принимал устойчивую позу, чтобы не свалиться на землю. На исходе дней нашего отдыха в Чусио, отец мой, как – то вечером сказал мне. – Послезавтра у нас с утра намечается спуск к Пархару, а потом через сутки, возвращение домой. Двадцать дней достаточно для отдыха. Я отчётливо понимал, что навряд – ли ещё разок мне доведёться увидеть красоту этих гор, так глубоко запавших мне в душу. С другой стороны хотелось домой в Сухуми, к суетной жизни города, и к прелестям Чёрного моря. За день до нашего возвращения к Пархару, я попросил у отца разрешение, на самостоятельный спуск к висячему мосту, сославшись на желание половить в реке рыбу. – Хорошо так и быть, – получил я добро от родителя. – Заночуешь в пастушьем балагане, который находится рядом с мостом. И не забудь взять еду, и куртку. Не дай бог замёрзнешь, там ночью. Прихватив с собой всё, что требовалось, и леску с крючками, которые дал мне накануне дядя Константин, я навсегда покинул Чусио. Размах моих шагов, при спуске к реке можно было бы сравнить с тройными прышками олимпийского чемпиона Санаева. Такого прилива сил и энергии, в своём организме я не ощущал больше никогда, в своей жизни. Нарзан за эти дни, дал мне очень многое, и даже с избытком про запас. Почти играючи, я скатился к реке, и отыскал в лесу своё временное пристанище. Балаган пустовал, и я был безумно рад такому обстоятельству. Наладив удочку, и отыскав под листьями дождевых червей, я спустившись к реке, и попытался поймать золотую рыбку. Никакого ожидаемого эффекта в течении получаса. Здесь, при таком стремительном потоке воды, река Бзыбь, оказалась дикой и своенравной. Другое дело, когда я ловил рыбу в низовьях, и там не было таких убийственных течений реки. Оказавшись в довольно дурацком положении, я вдруг увидел трёх мужиков, шедших из леса по направлению к реке. Они подошли поближе, что позволило мне разглядеть их физиономии. Нетрудно было определить, что это были славяне. Лица бородатые, и у каждого рюкзак и ружьё за спиной. Один из них держал в руке лоток для мытья золота, а другой бородач сжимал в правой руке удилище, а в левой кукан с рыбой. Они поздоровались первые, сказав мне, что являются геологами. – Вы не подскажете мне, как в этой реке ловится рыба?, – обратился я с вопросом к рыбаку с удочкой. – Что – то у меня ничего не получается. Мужик посмотрел на мою снасть, и не сказав ни слова, стал переделывать её на свой лад, нацепив на леску свой поплавок. – А на какую наживку ты ловил?, – поинтересовался он. – На дождевого червя, – поспешил я с ответом. Рыбак усмехнулся, и пояснил – Ловить форель надо на кораеда. Пошли со мной. Отойдя немного в лес, он быстро нашёл поваленое дерево, и подойдя отодрал с неё рубашку. Под корой, и на голом стволе валежника, находились белые черви называемые кораедами. – Вот, на них и надо ловить форель, – произнёс он, устремившись к реке. Остальные двое, молча курили в сторонке, и не торопили своего друга. – И ещё запомни главное, – продолжал он поучать, нанизывая наживку на крючок.– К воде необходимо всегда подкрадываться, чтобы не вспугнуть рыбу. А забрасывать надо под какой – нибудь камень, совсем близко от берега. Вторично в одно и тоже место не бросай, а постоянно меняй позицию, перемещаясь берегом реки. Говоря всё это, рыбак в считанные секунды, вытащил из воды рыбу, и протягивая её сказал мне. – Ну вот, а теперь лови сам. Запомни, наживка от поплавка, не более 20 см. Я сердечно поблагодарил геологов, и долго ещё смотрел им в след, пока они не растворились в лесу. Следуя урокам рыбной ловли, я шустро наловил несколько рыбёшек, и сделав кукан, прихватил их с собой. Начинало смеркаться, и мне пришлось поспешить в балаган, чтобы заготовить себе на ночь дров для костра, и приготовить ужин. Деревяный домик, в котором мне предстояло провести ночь, вполне соответствовал всем требованиям, нелёгкой жизни пастухов. Возле нары из досок, имелось место для разведения костра, и даже дымоход зияющий дырой на крыше. Учитывая прохладные ночи в горах, и присутствие рядом реки, я натаскал в балаган побольше дров, и приготовил себе на костре рыбу. Было вкусно и приятно. Подложив себе под голову куртку, я растянулся на наре, и крепко уснул. Проснулся я наверное, часика через два, окоченевший от холода. Костёр мой едва горел, сизым пламенем, мигая мне в темноте крошечными угольками. Пришлось снова налаживать с огнём, пока пламя не разгорелось, как следует. Погладывая на прожорливые языки огня, я впал в какое – то дурацкое умиротворённое состояние, абсолютно не замечая того, что запасы моих дров улетучиваются на глазах. Ничего не подозревая, я прихватил с собою спички, и вышел за дверь в кромешную тьму леса, в надежде найти там дрова, и продержаться с костром до рассвета. Плутая вслепую в темноте, я неожиданно напоролся на изгородь, и чтобы слегка оглядеться, чиркнул спичкой. Вспышка огня, только ослепила меня, и вдруг рядом со мной, раздался дикий крик, вспорхнувшей птицы, который и был сигналом, для полного пробуждения всего зверья в лесу. Со всех сторон доносился хруст ломающихся веток, и топот бегущих ног. Следом раздался ужасающий вопль и ещё какие – то звуки, напоминающие звериные разборки по пожиранию друг друга. Очумев от страха, я стоял словно поражённый молнией, не соображая ничего. Потом видимо сработал инстинкт самосохранения, который позволил мне развернуться на 180 градусов, и пулей влететь обратно в балаган. Я закрыл наглухо дверь на задвижку, и ещё долго не мог прийти в себя. Стоял и думал одно, что дожидаться рассвета без костра, смерти подобно. Выждав паузу, я снова решил штурмовать темноту, и долго не мешкая, открыв дверь, набросился на изгородь, затащив значительную её часть, вместе с кольями, себе в ночлежку. Проснувшись утром, я вновь занялся рыбалкой держа под прицелом тропу, на которой должны были появиться мой отец и дед Афанасий верхом на Мальчике. Вскоре они появились, и я доволный результатами рыбалки, шагнул навстречу деду, и спросил его. – А что мне делать с рыбой. На что мне старик ответил. – Выброси её назад в реку. В дороге она непременно испортится. Надо торопиться, и чем раньше мы дойдём до Пархара, тем лучше для нас. Переправившись через мост, на другой берег реки Бзыбь, мы благополучно одолели спуск, и ровно в шесть часов вечера были уже в балагане у Константина Афанасьевича.

В ту пору, моему деду Афанасию Исааковичу было 78 лет, и жил он со своей старухой Ефросиньей, на своей горе, куда он вернулся в 1958 году после сталинских репресий. Гора, на которой раньше проживал весь наш многочисленный род, за период высылки греков подверглась варварскому нашествию, со стороны новых переселенцев из Менгрелии, которые не желали селиться высоко в горах, и обрабатывать в угоду Советской власти, такие огромные участки земли. Поэтому чтобы не платить государству налоги, и всякого рода подати, менгрелы в частности на горе Мустопуло (Ти Мустогли то раши,) разрушили все греческие дома до основания, спилили под корень фруктовые сады, и засыпали камнями и всяким бытовым хламом колодцы, с питьевой водой. Основными местами для проживания, они избрали пустующие греческие дома в г. Сухуми, и в её области. Некогда греческое село Кума, было переименовано на грузинский лад, и стало называться Шрома, что в переводе на русский язык, означает труд. Кто мог тогда подумать, что во время войны абхазов за свою независимость, против грузин в 1991 – 1993гг. именно в селе Кума пройдут самые жестокие бои, за взятие г. Сухуми. История в этом случае расставила все точки по своим местам. Летом 1972 года после непродолжительной болезни скончался у себя на горе дед Афанасий. Народ всё пребывал и пребывал. Проститься с ним, особено в первый день, пришли трапезундские армяне, из соседнего села Цукуровка, знавшие деда не один год. Во дворе дома на длинных самодельных столах стояли глиняные кувшины с красным вином и закуской. Стояла летняя жара и хотелось пить. Взяв со стола кувшин с вином я уеденился под орехом и налил себе стакан. Вино было прохладное и очень вкусное. Сам того не замечая я за несколько минут осушил весь графин. Через полчаса последовало лёгкое воздушное опьянение что не мешало мне мыслить и вести себя пристойно. Это вино дед Афанасий сделал специально для своих похорон. Приготовление прекрасного вина в нашем роду считалось традицией, и секреты виноделия передавалсь следующим поколениям. О чём и говорит фамилия Мустоглис. Через два месяца после похорон деда Афанасия молодой виноградник выращенный им возле дома зачах и высох. Бабка Ефросинья прожила ещё год после смерти мужа и тоже померла. Покоятся мои старики по отцовской линии на греческом кладбище в селе Кума которым я со временем уделил внимание и поставил памятники. Да будет земля им вечным домом. Пусть не оскудеет память человеческая глядя на многочисленные могилы наших предков разбросанные по всему белому свету. Вечная им память.

* * *

Дед Афанасий прожил долгую и красивую жизнь. Он родился в 1890 г. у своих родителей которые поселились на этой горе в 1850 г. приехав из Трапезунда. Село в Турции где раньше проживали предки моего деда наз. Мустогландо и находилось это поселение в местечке Санда. Там было семь сёл. В 1912 г. дед был призван в царскую армию и воевал с немцами в Первую мировую. В двадцатых годах прошлого столетия принимал активное участие в помощи греческим беженцам бежавшим от произвола турков. Он наделял им земли и участки леса для строительства домов на своей горе. Помогал семьям хлебом и семенами для будущих урожаев. Пользовался уважением и авторитетом среди греков. Потом Вторая мировая война и истребительный батальон. Следом за всем этим десять лет прожитые в ссылке в Казахстане. Вернувшись в Абхазию он как настоящий мужик восстановил постройки своего разрушенного дома и стал выращивать для государства табак. Благо столетний сад на его участке чудом уцелел. Всё сам и никогда ни у кого не просил помощи, даже у своих сыновей. Пример для подражания скажете вы. Нет он был посто человеком.

Под ногами галька
и морской песок.
Рядом лежит Галка
лакомый кусок.

На морском песочке
мы зачали дочку.
Через годик Галка
высохла как палка.

Яйца.
Рядом взорвалась мина
буквально в десяти шагах.
Все осколки пролетели мимо
а один запутался в штанах.

Упал я от боли в канаву
и зарылся носом в песок.
Сразу вспомнил Нюрку шалаву
и её противный голосок.

Провожала меня на вокзале
когда я уезжал на фронт.
Напоследок она мне сказала
береги свои яйца Федот.
13. 0 1. 2 0 1 7 г.
Ангелы спустились на землю
и раздают всем добро.
Мне досталось целебное зелье
очень похожее на гавно.
* * *
По реке плыл окурок
рядом с удочкой сидел придурок
И попался на крючок
его величество бычок.
* * *
Раньше я жил в пещере
и питался сырым мясом.
Называли меня Кощеем
высочайщего класса.
* * *
Склероз.
Пошёл покакал
а пописять забыл.
13. 02. 20017г.
Снова мороз на улице
пробирает до костей.
Жинка моя умница
погнала своих гусей.

Ты сходи Семён за хлебом
и купи молока.
В магазине сроду не был
всё валяешь дурака.

Вот дружок твой Кошкин Толик
взял червонец у меня
Он несчастный алкоголик
а жена его свинья.

Целый день сидит на лавке
и кусает всех подряд.
Говорят что курит травку
а потом жрёт шоколад.
* * *
Шнурок.