Бюджетный отдых

Ясна

Четыре с половиной, но девушка уже с воображением.

Прекрасно абстрагируется от ситуаций. Имеет кучу выдуманных друзей, потому что брата и сестры ей мало.

Она кружится как фея, пасёт стада воображаемых коровок, смотрит фильмы про «киндер-сюрпризы» и «фиксиков», но так, чтобы слышно было сразу во всех комнатах, если вдруг ей надо куда отлучиться на секундочку. Куда? Да хоть бы куда!

Очень счастливая девочка.

Она обожает своего брата. И когда тот орёт – она принимает самое активное участие в утешении.

Но Ясна – ещё и очень умная девочка. Поэтому она когда-то давно смекнула, что горлом можно взять всё что хочешь. И стала пользоваться этим способом на всех законных основаниях. Только один факт не учла: Сенька не умеет нормально говорить и блажит до тех пор, требуя не пойми что, пока это не надоест именно ему.

А Ясна говорить умеет прекрасно. И в красках, и в подробностях всегда может описать причину ора. Поэтому её «концерты» обычно громкие, но короткие.

Она тоже полюбила Бреда всей душой и, включив воображение, тоже представила его конём. Только – другим. Если у Сеньки Бред – необъезженный мустанг, то у Ясны он – скакун принцессы. Она вяжет ему банты и попоны. Она так развлекается.

И я её понимаю – растёт…

Ева

Ева подросла. Ей уже полных десять лет.

Ева очень красивая, бесконечно добрая и очень быстрая. Ева быстро делает всё: говорит, принимает решения, убирается, сорит, готовит, рисует…

Ум у Евы не такой острый, как у Ясны. Все занятия, которые требуют терпения и времени, ей претят. Читать она путём так и не научилась.

А зачем, скажите пожалуйста, красивой женщине ум?

Вот считает она очень хорошо. И врёт. Не фантазирует, а именно – врёт. Да так качественно, что только позавидовать можно.

Еве повезло. Она не боится пасмурной погоды в деревне, и уехала с кузиной на свежие яйца, молоко, клубнику и густой деревенский воздух к другой бабушке. И Алиса – это моя дочь – осталась без рук. Это Ева быстро меняла памперсы, прибиралась, купала малышню, наводила какао с печеньками, играла, успокаивала и выполняла всю работу по дому в Питере. Ещё и в школу с двумя языками успевала, и в театральную студию.

И я её понимаю, и рада за неё…

Алиса

Моя дочь – от первого брака.

Светлейший аналитический ум, медицинское образование и тонкую красоту тургеневской барышни она положила на Алтарь Материнства и Православия. Пока орут дети – она читает псалмы.

Она спокойна, как удав. И имеет – как у удава! – железную хватку. Если Алиса чего захочет, она выдавит это из жизни, как пасту из тюбика. Но любимое её занятие – манипулирование людьми, осталось в недалёком прошлом.

Так как мной манипулировать трудно, то у нас периодически возникают стычки. Только теперь после каждой стычки она – как прилежная христианка – опустив глаза, произносит: «Прости меня, пожалуйста!».

Ночные часы, положенные для отдыха, она отводит богоугодному чтению, а полдня дрыхнет, как обкуренный таракан.

И я её понимаю…

Правда, прежде сводила к знакомому доктору…

Приходится жить на работе, но это имеет и положительную сторону: увольнение продавцов увеличило продажи и сократило расходы.

Магазин спасает меня от неврозов. На «оккупированной территории» остаётся только бедный Бред.

Вечером, уставшие, мы возвращаемся в разорённое – такое уютное недавно! – гнёздышко. На правах хозяев и из родительской любви мы убираем, затем – готовим, затем – кормим, затем… Падаем в единственной оставшейся нетронутой комнате.

В результате долгих переговоров я отстояла право суверенности личного пространства. Остальная территория квартиры подвергается ежедневно Мамаеву нашествию.

Бред стал писать с завидной периодичностью. Как по расписанию. Выводи его или нет

– у него всегда в запасе есть лужица, которую он может плеснуть в ответ «оккупантам». И я его понимаю. Хотя и не разделяю подобные методы.

Потом у дочки заболел зуб. У неё всегда болят зубы, когда они у нас в гостях. Мои знакомые даже называют её «Зубная Фея», ну почему зубная – и так ясно, а почему фея? Потому что она такая тоненькая и прозрачная, какими бывают только феи. Но если сказочная фея нарожает столько детей, то у неё тоже разрушатся зубы, даже если они – волшебные. Особенно если она – фея Пистимея, которая соблюдает все посты культа.

Сначала зуб пытались бюджетно лечить по провинциальному блату в социальной поликлинике с помощью мышьяка. Мышьяк и безалаберность прикончили зуб вконец.

Скупой платит дважды, а в нашем случае – трижды. Платный доктор попробовал полечить его за деньги, но лечить было уже нечего, и зуб – и опять за деньги! – удалили. Естественно, щека распухла!

Вы представить себе не можете, как болит душа за такую тоненькую, маленькую, измученную малышами, бытовой неустроенностью, милую белокурую девочку, которая взвалила на себя тяжёлую ношу и теперь ищет спасения у Бога. Потому, что муж – от неё сейчас далеко; потому, что она не может до сих пор простить мне развода с её отцом; потому, что она запуталась во взрослой и такой непростой жизни; потому, что финансовый кризис ограничил мою помощь, а она не знает что делать; потому, что дети ещё очень маленькие…

Она бы с удовольствием – на правах обыкновенной женщины – рожала бы детей, которых не рожают женщины-карьеристки. Но, имея троих в двадцать восемь, она понимает, что дети – это не милые пупсики. Им нужно отдавать всю себя, всю оставшуюся жизнь. И она осознаёт: в каком опасном обществе мы живём в это тёмное время. Изо всех сил, которые доступны ей, она тянется к Свету.

Я сейчас плачу. Потому что прекрасно понимаю все обстоятельства, но не в моей власти что-либо изменить. Мы можем ссориться, мириться, тесниться, спорить, но мы – родные люди. Мы – семья. И всегда будем помогать друг другу.

Всё! Нос вытерла. Продолжаем дальше…

Я вижу её опухшую щеку.

– Девочка моя! Иди ко мне. Я тебя пожалею, – говорю я как маленькой Алисе.

И она обнимает меня, и плачет от боли и усталости. Я целую щеку и продолжаю:

– У кошки – заболи, у собаки – заболи, у Алисы – подживи!

– Мама! Прекрати эти свои языческие ритуалы! И ко мне, и к моим детям их не применяй! – злится дочка.

Да-с…

Поскольку Алисе назначили несовместимые с кормлением грудью антибиотики, то пришлось отучать Сеньку ещё и от груди. Ночного ора добавилось. Но языческий способ – «горчица на грудь и куриные сочные котлетки» – быстро всё расставили по местам.

Я устала и больше не спорю. Зачем?

У неё – своя жизнь, у внучат тоже будут свои…

Я не могу вложить им свой ум и мудрость, не могу что-то сделать за них. Но я всегда буду внимательно следить со стороны за тем, «чем они дышат».

Работу и кредитное бремя никто не отменял. Но если я заболею – читай: выключусь, то за сезон мы ничего не заработаем, и придётся продавать квартиру. Я же – не Греция. Со мной церемониться никто не будет.