Безмолвные

Рассаживались долго. Неловко молчали. Старшая сестра Рута умерла накануне. Тело еще не успели омыть и отпеть, когда внезапно выяснилось, что ее любимая воспитанница, сестра Александра – гулящая девка, нарушившая все обеты.

Правда? Ложь? Ложь, конечно! Все знали, что сестра Леслава, наставница алых сестер, недолюбливает Александру. Оболгали! Оболгали? Да как же? Вон и парня привели на суд. Честный, хороший. В монастыре бывал часто, из деревни мед возил, молоко. Молодой, красивый, спокойный. Многие монашки на него заглядывались, но до греха и не доходило. Сестра Александра холодна, как вода в зимней реке, да тоже женщина. Кто знает, что подо льдом таится?..

Так что? Правда? Ложь?

Судьи заняли места за дубовым столом. Во главе – сестра Леслава. По правую руку – сестра Мира, преемница Руты. Женщина не смотрела на подсудимую. Знает о чем-то, но молчит? Оболгали сестру Александру! Всем ясно! Или нет? Сестра Мира достойная женщина, мудрая, добродетельная. Неужто смолчала бы, если оболгали?

Весна. Монастырский двор залит туманом. Он ест остатки снега, оседает на волосах и лицах. В таком тумане все происходящее видится сном, недоразумением. Или нет?

Вот во двор вывели подсудимую. Александре двадцать три, высокая, статная. Идёт, расправив плечи и с достоинством глядя перед собой. Нижняя рубаха и ферязь безупречно белы. Темно-русые волосы убраны под платок, ни одной прядки не выбилось. Губы плотно сжаты, брови нахмурены, подбородок вздернут. Неужели такая позволит лишнего деревенскому парню?

Он увидел Александру, привстал с места, ища ее взгляда, но та и не думала смотреть на него, и парень тяжело опустился обратно. Врет? Или нет?

Подсудимую поставили перед судьями. Сначала заслушали сестру Катерину, которая рассказала, как неделю назад застала Александру и Ивана целующимися у ворот.

– Было? – сурово спрашивали судьи у Ивана.

– Было, – не поднимая глаз, отвечал парень.

– Провели осмотр, сестра Варвара?

Поднялась монахиня в алом. Кивнула.

– Что скажете?

– Не девица.

Зашумели, не сдержавшись, сестры обоих монастырей. Александра смотрела на воробьев, купающихся в пыли. Не понять, что у нее на уме. Смущена? Пристыжена? Напугана?

Сестра Леслава поднялась со стула, и все взгляды устремились на нее.

– Ты будешь помечена цветком и больше никогда – слышишь? – не переступишь порога монастыря. Ни нашего, ни иного.

Над двором повисло тягостное молчание. Нет страшнее участи для монахини, чем изгнание. В мире, где людям не принадлежали ни вещи, ни земля, ни их тела, храмы были островами. Не надежды, нет, – для людей не существовало надежды, – но островами, где можно позволить себе короткую передышку перед смертью. Здесь женщины могли не бояться за честь, здесь можно было учиться читать и писать, здесь сохранились книги! Попасть в жрицы все равно какого бога – большая удача. У магов не осталось совести, но храмы они уважали. Не как святыню, но как напоминание о тех, кого они превзошли.

Когда-то в Яблоневом Крае жило много богов. Демиурги Ина и Ян создали Край для своих детей: шести первых богов-сиблингов и для людей. Говорят, в незапамятные времена боги охотно появлялись среди людей. Из веры и из молитв на земле появились новые боги, вторые: богини любви Милость и Пасиа Грина, бог виноделия Либер и бог-обманщик Мак, бог-ветер Эол и бог торговли Плутос, богиня покровительница искусств Камена и бог жатвы Анге…

Чтобы уравновесить их власть, в помощь людям Ина и Ян подарили достойнейшим из смертных чародейскую силу. Долго жили в мире люди, маги и боги. Но вот великие демиурги покинули Яблоневый Край, ушли создавать новые миры, а их дети оказались предоставлены сами себе.

Потомки достойнейших расселились по Яблоневому Краю. Сравнимые в силе с богами, они оставались людьми. Гордыми и трусливыми, мелочными и тщеславными. Все меньше оставалось достойных, все больше появлялось сильных.

Все записи о Великом Предательстве были уничтожены чародеями. Прошло больше восьми сотен лет, и истории о нем остались лишь в сказках и песнях. Отголоски, обрывки…

Говорили, что в один день маги возомнили себя равными богам. Они сговорились между собой, а затем пришли к королям.

«Зачем вам боги, когда есть мы?» – сказали они.

«Зачем строить храмы, кормить жрецов, тратиться на обряды и приношения?» – сказали они.

«Зачем кланяться тем, в ком вы не нуждаетесь? Мы люди, как и вы! Верьте нам!» – сказали они.

И короли поверили. Они разрушили храмы, убили жрецов.

Не все согласились с их выбором. Простолюдины на континенте подняли бунт, что вошел в историю, как Медная война. Южное царство Тохо не поддалось на уговоры. Тогда чародеи западного содружества открыли дверь в Царство Мертвых, и оно поглотило все южное полушарие. От империи Мехала, что сомневалась, остались лишь острова. Медная война закончилась полным разгромом смертных.

Боги могли опрокинуть на непокорных небеса, поднять до облаков море или заставить землю стряхнуть людей, как назойливых муравьев, но они нуждались в людях. И первые и вторые боги питались человеческими молитвами, были связаны с людьми неразрывными узами. Чародеи не нуждались ни в ком.

И сиблинги сдались. Они оставили неблагодарных смертных, скрылись в небесных чертогах. Вот только, уходя, прокляли лжецов-чародеев. Отныне каждый, в ком текла чародейская кровь, был лишен таланта.

Едва ли чародеи расстроились поначалу.

«Талант нужен слабым, чтобы превзойти сильных, – говорили они. – Нам, могучим, он ни к чему».

Да только с тех пор они не создали ни одного нового волшебного предмета, не придумали ни одного заклинания. Отныне им была неподвластна музыка и поэзия. Возводимые магией замки походили на уродливых выродков, а создания – на странное нагромождение знакомых форм: скорпионьи хвосты, волчьи тела, человеческие лица.

Но смертным от этого не стало легче. Чародеи утратили былое величие, но продолжали оставаться сильнейшими. Там, где не хватало таланта, они использовали людей. Смертные возводили замки, мосты и дороги; ткали гобелены, писали картины, играли музыку, ваяли статуи для садов и бальных залов, а еще кормили новых хозяев и их свиту, потому что магия меняла русла рек, но не могла из камня сделать хлеб.

Маги лишь брали.

Вчерашние союзники, короли, князья и военачальники, их жены, дети, родители, братья и сестры, все, кто решил заступиться за подданных, кто знал, как воевать, кто обладал властью и смелостью напомнить о праве на власть, – всех истребили после ухода богов. Мир навсегда разделился на чародеев-господ и людей-невольников.

Подсудимую усадили на скамью. Принесли деревянный короб с иглами и красками. Подошли две крепкие монахини из алых сестер, сорвали с нее платок, стянули ферязь, разорвали нижнюю рубашку, грубо обнажая плечи. Александра склонила голову, волосами укрывая лицо. Сестра Катерина достала иглы. Потекла по спине холодная краска и горячая кровь. Обе красные.

Александра хотела бы ненавидеть сестру Леславу за лживый суд, но не могла. Ее истинный грех был пострашнее выдуманного.

С тех пор как маги вынудили богов покинуть Край, жрецы решили между собой, что ни один чародей не переступит порога храма. В венах Александры текла чародейская кровь.

После тяжелого обряда Посвящения мужчины-чародеи лишались возможности зачать ребенка. Женщины-чародейки не желали рожать сами, поэтому маги усыновляли детей. В Яблоневом Крае многие чародеи прошли Посвящение и не имели потомства, но еще больше обряда не проходили и передавали чародейскую кровь детям. Посвящённые маги, пожелавшие завести семью, отнимали понравившихся детей у таких родителей или, если позволяли средства, покупали в особом питомнике господина Абремо на острове Деви. Тот находил детей с чародейской кровью и растил их, как щенков, на любой цвет и вкус.

Александра родилась в одной из юго-восточных усадеб. Она смутно помнила настоящих родителей. В двухлетнем возрасте ее доставили к господину Выговскому. Он и стал ей отцом. В воспитании дочери чародей не участвовал. Александра видела его – сказочно красивого двадцатилетнего юношу – лишь на балах, когда ее выводили для показа гостям-магам из соседних маноров.

Так прошло девять лет. Ей было одиннадцать. До обряда Посвящения оставался месяц, когда господин Выговский вступил в битву за владения и проиграл госпоже Милевской. Горы, замок и манор перешли к новой хозяйке.

Александра бежала с прислугой в лес. Она понимала, что лишилась опекуна и должна молчать о своем прошлом. Александра смешалась с толпой беглых слуг, дошла до ближайшей деревни, там и осталась. Ее взяли в семью, и два с половиной года казалось, что жизнь наладится. А однажды она с новым отцом и сестрой отправилась посмотреть на казнь.

Александра поморщилась от воспоминаний.

В храм богини Милости она пришла тринадцатилетней девочкой. Искала убежища от мира и от самой себя. Тогда она еще не знала, что путь в храм для нее закрыт. Когда поняла, что ее главный секрет вот-вот раскроют, отступать было поздно. Сестра Рута уже сделала разрез на ладони, уже собирала кровь в жертвенную чашу.

Говорили, что кровь чародеев боги не принимают, но в тот день что-то пошло не так. Возможно, богини были не так внимательны, как восемьсот лет назад, возможно, сестра-наставница перепутала чаши претенденток, но жертвенный огонь перед статуями богинь принял подношение. Александру взяли в монастырь.

Обман раскрылся через месяц. Сестра Рута учила послушниц готовить снадобья. Корень мандрагоры в руках Александры внезапно ожил, зашевелился. Она тут же отбросила его в сторону, но опоздала – сестра Рута все видела.

В ту же ночь сестра Рута тайно проверила новую монахиню еще раз. На священный огонь не рассчитывала, окунула в кровь Александры папоротников цвет. Сухой бутон послушно впитал магию, ожил, налился соком и алым светом. Сестра Рута схватилась за голову.

Сообщить о случившемся – значит подвергнуть сомнению выбор богинь, самоё их существование. Рута промолчала. Она приблизила к себе Александру, не сводила взгляда, ожидала подвоха. Время шло, и вот женщина и девочка стали близки, как мать и дочь. Так прошло десять лет.

Когда и как Леслава проведала о секрете, Александра не знала. Пока жива была сестра Рута, наставница алого храма не вмешивалась. Она всячески выказывала презрение к обманщице, но молчала. А затем сестра Рута заболела. В ее груди поселился черный паук. Он рос, вытягивал под кожей новые и новые лапки, ел плоть. Не прошло и полугода, как сестры Руты не стало.