Повседневность дагестанской женщины. Кавказская война и социокультурные перемены XIX века

Более принципиальны в вопросах брака были жители Келебского общества. Так, например, если женщина выходила замуж за пределы своего села с согласия ее опекуна, то с жениха и невесты взымался штраф в размере пахотного участка[159 - Там же. С. 99.]. В условиях малоземелья это было существенным наказанием, и заставляло сообщество соблюдать внутритухумные порядки.

Предпочтительность эндогамных браков многие исследователи объясняют причинами социально-экономического характера: малоземелье, кровная месть, калым, имущество и т. д.[160 - Ковалевский М. М. Закон и обычай на Кавказе. С. 171; Далгат Б. К. Обычное право и родовой строй народов Дагестана // РФ ИИАЭ Ф. 5. Оп. 1. Д. 22. Л. 67; Никольская З. А. Из истории семейно-брачных отношений у аварцев // Кавказский этнографический сборник. 1949. Вып. VIII. С. 59; Агаширинова С. С. Свадебные обряды лезгин в XIX – начале XX века // Ученые записки Института истории, языка и литературы. Махачкала, 1964. Вып. XII. С. 134; Курбанов К. Э. Брак и свадебные обряды цахуров в XIX – начале XX века // Вопросы истории и этнографии Дагестана. Махачкала, 1974. Вып. V. С. 132; Гаджиева С. Ш. Семья и брак у народов Дагестана. С. 147.] Принималось во внимание то обстоятельство, что в условиях малоземелья горных районов эндогамные браки исключали отчуждение земли, которая у части народов давалась девушке в качестве приданого.

По замечанию С. Ш. Гаджиевой, женщина, отданная в замужество в более низкое сословие, как бы становилась потеряна для собственного сословия[161 - Гаджиева С. Ш. Семья и брак у народов Дагестана. С. 145.].

С. С. Агаширинова видела в жене, взятой из другого тухума, определенную опасность для ее собственного тухума, особенно в условиях постоянных распрей и кровомщения[162 - Агаширинова С. С. Свадебные обряды лезгин в XIX – начале XX века. С. 134.].

Предпочтение эндогамных браков нашло отражение и в фольклоре дагестанских народов. Так, в пословицах ярко проявляется отношение семьи и общества к выходу девушки в иноэтническую среду. В частности, кумыкская пословица «Чистое золото реку не переплывет, хорошая девушка село не оставит»[163 - Гаджиева С. Ш. Семья и брак у народов Дагестана. С. 147.], пословица гунзибцев «Хорошая корова за реку не уйдет»[164 - Ризаханова М. Ш. Гунзибцы. С. 98.], у чародинцев – «Хорошая девушка свое село не оставит, хорошая кобыла реку не перейдет!»[165 - См.: Алигаджиева З. А. Современная свадебная обрядность аварцев (традиции и инновации). Махачкала, 2015. С. 19.]

Важной составляющей в эндогамных браках была сумма калыма, которая могла быть оговорена между родственниками. Не вызывает сомнения, что при необходимости родственники со стороны жениха и невесты могли договориться между собой о предполагаемом минимальном размере выкупа. Существенным было обстоятельство, что в таких браках редким явлением были разводы. Желая сохранить семью, все члены тухума всячески старались примирить стороны семейного конфликта.

Безусловно, в условиях начавшейся Кавказской войны тухумные отношения и эндогамные браки давали преимущество в добывании хлеба насущного. Большому родственному коллективу легче было обеспечить себя необходимым и легче переносить тяготы военного времени.

При выборе невесты самое пристальное внимание уделяли ее нравственным качествам: целомудрие, кроткость нрава, уважение к старшим, мнение окружающих о девушке и др. О том, какое значение придавали в обществе чести девушки, свидетельствуют пословицы и поговорки: «Достойная жена дом украшает», «Посмотрев на мать, бери в жены дочь», «По чистоте чашки суди о пище, по матери выбирай невесту», «Не женись, если расхваливает мать, а уважают соседи – не упускай» и др.[166 - Дагестанские пословицы и поговорки. Режим доступа: https://citatyok.ru/poslovitci/dagestan.html.]

Заметим, что нравственным качествам матери девушки придавали большое значение. Сложился стереотип в патриархальном дагестанском обществе, что мать, слывшая в народе безнравственной, не могла воспитать достойную дочь. Поэтому, прежде чем прийти сватать девушку, смотрели, какая у нее мать.

Начавшаяся Кавказская война отразилась на привычных формах жизнедеятельности дагестанских народов. По замечанию М. М. Блиева, «война сдвинула с места все пласты традиционного, переступив все мыслимые и немыслимые пороги привычной жизни»[167 - Блиев М. М. Россия и горцы Большого Кавказа. На пути к цивилизации. М., 2004. С. 9.]. В том числе под влиянием военных событий происходила трансформация повседневного семейного уклада жизни дагестанского общества.

Существенным образом военный фактор отразился на повседневной семейной жизни населения Нагорного Дагестана и Чечни, которые вошли в состав теократического государства – имамат. Все сферы жизнедеятельности людей на подконтрольных имамату территориях подчинялись исключительно шариатским законам: общественная и личная жизнь, отношения между полами, воспитание детей и др.

Наиболее ревностным сторонником нововведений в имамате был имам Шамиль, который, реформировав некоторые положения шариата, создал свой свод военных и гражданских законов – низам.

Под влиянием шариатских веяний происходило ослабление адатных норм, что не могло не отразиться на брачно-семейных отношениях. Шариат, с одной стороны, давал женщине намного больше семейных прав, чем патриархальные адаты, но, с другой стороны, шариат способствовал ужесточению сегрегации полов[168 - Смирнова Я. С. Семья и семейный быт. С. 104.]. Несмотря на то что в традиционном обществе гендерные отношения базировались на доминировании мужчин во всех сферах жизни, строгой гендерной регламентации не существовало. Особенно это ощущалось в горной части Дагестана, где женщины были наделены большей свободой в семейной жизни, в то время как у равнинных народов, в частности у тюркских, имела место существенная ограниченность женщин в семейном быту. По мнению С. Ш. Гаджиевой, это объяснялось сравнительно скудным участием женщин тюркских народов в хозяйстве[169 - Гаджиева С. Ш. Семья и брак у народов Дагестана. С. 89.]. В результате положение женщины в семье неизбежно становилось более зависимым и подчиненным мужу[170 - Там же.].

Семейная жизнь дагестанцев изучали многих русские дореволюционные авторы, которые представили ее исключительно с позиции дискриминационной практики в отношении женщин[171 - Львов Н. Домашняя и семейная жизнь дагестанских горцев; Свечин Д. И. Очерк народонаселения; Дубровин Н. Ф. История войны и владычества русских на Кавказе.].

Именно в таком контексте их семейную жизнь запечатлел военный историк Н. Ф. Дубровин. По мнению автора, в семейной жизни горских народов не было ничего такого, что можно было назвать счастьем[172 - Дубровин Н. Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. С. 577.]. Причину этого автор видел в бедности, отсутствии любви, а также частых ссорах между супругами[173 - Там же.]. При этом Дубровин выделял две полярные стороны семейной жизни: с одной – безграничная лень мужа, а с другой – невыносимо тяжкий и беспредельный труд жены[174 - Там же.]. Автор полагал, что такое положение вещей говорит не в пользу семейного счастья[175 - Там же.].

Интересные наблюдения, отражающие семейную жизнь аварского аула Ботлих, оставил в своем этнографическом очерке Н. Львов. Он утверждал, что власть мужа над женой была деспотической, а женщина всегда должна была заслужить благосклонное внимание со стороны мужа. В противном же случае ее доля была несравненно хуже, чем у раба. Главную причину такого положения женщины автор видел в духовенстве, которое не упускало случая внушить горянкам, что их главная религиозная обязанность состоит исключительно в угождении мужьям[176 - Львов Н. Домашняя и семейная жизнь дагестанских горцев. С. 4.]. По сведениям Львова, проповеди дибиров, которые по четвергам читались для женщин у мечети, многим горянкам казались скучными, а некоторые – смешными[177 - Там же.]. Автор отмечал, что, посылая и десятнику и дибиру тысячи проклятий, женщины отправлялись к мечети, куда их призывал страх наказания[178 - Там же.].

Желая узнать причину нежелания женщин ходить на эти проповеди, Львов спросил их, почему они проклинают дибира, который учит добру. Самая смелая из них ответила, что добро лишь мужьям, а не женам, которым жутко от этих проповедей[179 - Там же.].

Отчасти авторы правы, так как по исламской традиции послушание мужу является краеугольным камнем семейных отношений. Такая модель, по мнению социолога И. С. Кона, была характерна для любого традиционного общества[180 - Кон И. С. Маскулинность как история // Гендерные проблемы в общественных науках. М., 2001. С. 9.]. Различия между супругами освещались религией, а женщине всегда отводилась зависимая, подчиненная роль[181 - Там же.].

Но это вовсе не означает, что женщина находилась на положении бесправного раба. В частности, такое твердое убеждение о бесправности жен сложилось у офицера русской армии Д. И. Свечина, который полагал, что дагестанец смотрит на хозяйку дома как на рабочее животное, а женщина в Дагестане находится «в совершенном рабстве»[182 - Свечин Д. И. Очерк народонаселения. С. 63, 641.].

Очевидно, что, наблюдая за повседневной жизнью жителей аула, автор мог видеть лишь внешнюю сторону семейных взаимоотношений, а не то, что происходило в стенах дома. Традиционный этикет дагестанских народов исключал внешнее проявление к женщине особых чувств, в том числе сострадания, что, безусловно, давало почву для такой оценки: муж – вечный деспот, а жена – его жертва. Выразительна в этом плане оценка семейного быта М. О. Косвена. Досконально изучивший традиционное общество народов Кавказа, автор отмечал, что власть главы семьи не была неограниченной[183 - Косвен М. О. Семейная община и патронимия. М., 1963. С. 50.]. По мнению автора, глава всегда считался с мнением домодчацев, советовался с ними во всех серьезных случаях[184 - Там же.]. Кроме того, автор подчеркивал, что наиболее важные вопросы решались семейным советом[185 - Там же.].

Надо заметить, как бы ни складывались отношения внутри семьи, прилюдно ни женщина, ни мужчина не позволяли себе проявить неуважение друг к другу. В первую очередь, они тем самым заботились о репутации своей семьи и своего тухума. Не следует забывать, что в общественном и семейном быту дагестанских народов существенная роль отводилась тухуму как регулятору семейных и общественных проблем[186 - Ковалевский М. М. Родовое устройство Дагестана. С. 542.]. При необходимости многочисленный тухум улаживал семейные конфликты, не давая им преодолеть порог приватного пространства. Запятнанная репутация членов семьи зеркально отражалась на репутации всего тухума. Это в определенной степени заставляло людей соблюдать нормы семейного этикета.

Не опровергая патриархальность традиционного семейного быта, дореволюционные авторы отмечали, что дагестанская женщина занимала в семейной иерархии достойное место. Так, Б. К. Далгат, указывая на подчиненное положение женщины-дагестанки на людях, считал, что зачастую внутри семьи она – полная хозяйка в доме[187 - См.: Далгат Б. К. Материалы по обычному праву даргинцев // Рукописный фонд Института истории, языка и литературы ДНЦ РАН. Ф. 5. Оп. 1. Д. 28. Л. 44.]. Мало того, с ней считается муж, который очень ею дорожит[188 - Там же.]. По мнению автора, суровый горец даже находится под башмаком своей половины[189 - Там же.]. Автор полагал, что только общественное мнение заставляет мужа перед другими проявлять властные качества и грубо обращаться с женой[190 - Там же.].

В свете сказанного представляют интерес материалы Г. М. Дебирова, характеризующие особенности внутрисемейных отношений дагестанских народов. По мнению автора, покорное поведение жены объясняется не столько сохранением репутации мужа, сколько сохранением авторитета семьи[191 - Дебиров Г. М. Дагестанские предания и суеверия. С. 33.]. Автор полагал, что для дагестанской женщины было важно прилюдно представить именно мужа, даже не слишком одаренного способностями, главой семьи, а значит, и хозяином положения[192 - Там же.].

Как видно из примера, поведение женщины было продиктовано в первую очередь заботой о репутации семьи, которой она дорожила. В свою очередь, и муж дорожил семьей, о чем свидетельствует широко распространенная среди горцев кебинная клятва – присяга именем жены (кебин-талах или хатун-талах). Так, указывая на значимость присяги в обществе, Г. М. Дебиров отмечал, что для любого горца она была самой тяжелой клятвой[193 - Там же. С. 32.]. Муж прибегал к ней лишь тогда, когда хотел вызвать доверие у кого-либо[194 - Там же.]. Если присяга мужа оказывалась ложной, то брак признавался незаконным и не имел никакой юридической силы. В свою очередь, если клятва жены оказывалась ложной, то и жена должна была уйти от мужа, забрав с собой все, как в случае добровольного развода[195 - Там же.].

По сведениям А. К. Халифаевой, присяга именем жены, то есть кебинная, была связана с брачным договором, ее использовали только в том случае, если свидетели вызывали сомнение[196 - Халифаева А. К. Государственные и правовые институты. С. 93.]. При этом, если у мужа было несколько жен, то присягатель обязательно должен был предварительно указать, на которую из жен он намерен присягнуть[197 - Там же.].

Повседневный быт дагестанских народов, в том числе семейные взаимоотношения, освещался в периодической печати тех лет. Так, на страницах газеты «Кавказ» нередко публиковались материалы, отражавшие различные аспекты семейной жизни, положение женщины в семье и обществе, взаимоотношения между супругами и пр. Учитывая тот факт, что на страницах газеты о кавказских народах писали очень много как русские авторы, так и кавказцы, то публикации авторов нередко становились предметом дискуссий.

Одним из поводов для такой дискуссии стал очерк Н. Львова о семейных взаимоотношениях аварцев аула Хунзах. По сведениям автора, обладая по адату неограниченной властью, муж нередко употреблял ее во зло, бил жену до полусмерти, рассердившись без всякой основательной причины, рубил кинжалом или стрелял в нее из пистолета[198 - Львов Н. О нравах и обычаях дагестанских горцев // Кавказ. 1867. № 71.]. По мнению автора, если жена не успевала уклониться от наносимых мужем ударов, то могла стать жертвой «необузданной выходки мужа»[199 - Там же.].

На наш взгляд, данную практику было бы неверно считать общераспространенной, скорее, это частный случай, который характеризует внутрисемейные отношения конкретной семьи, а не всего народа. Конечно же, такие примеры могли иметь место у отдельных дагестанских народов, «по устарелым адатам». В частности, на примере даргинцев Б. Далгат допускал, что в давние времена по адатным нормам муж мог поступать с женой, как «с рабыней», со всеми вытекающими обстоятельствами[200 - Далгат Б. К. Материалы по обычному праву даргинцев. С. 113.].

Кроме того, ни один адат не оставлял безнаказанным убийство жены мужем. Жестокость по отношению к женщине пресекалась и мужчинами-родственниками, и обществом в целом, так как могла послужить причиной кровомщения. Как отмечал М. М. Ковалевский, публичное избиение жены у кавказских народов считалось позором для самого мужчины[201 - Ковалевский М. М. Закон и обычай на Кавказе. С. 204.].

Положение женщины в семье и обществе, гендерная специфика самобытной культуры дагестанских народов нашли отражение в таком уникальном источнике, как фольклор[202 - Лезгинский фольклор / Сост. А. Гаджиев; на лезгин. яз. Махачкала, 1941; Лакские народные песни / Подгот. текста, сост., предисл. и коммент. Х. М. Халилова; на лакском яз. Махачкала, 1970; Даргинские народные песни / Подгот. текста, сост., предисл. и коммент. З. Магомедова и Ф. Алиевой; на даргин. яз. Махачкала, 1970; Свод памятников фольклора народов Дагестана: В 20 т. / Под ред. проф. М. И. Магомедова. М., 2017. Т. 6. Обрядовая поэзия / Сост. Х. М. Халилов, Ф. А. Алиева; отв. ред. А. М. Аджиев.]. Анализ фольклорного материала показывает патриархальный характер взаимоотношений в семье, приоритет власти мужа и отца в семье[203 - Халилов Х. М. Гендерные роли в фольклоре лакцев // Гендерные отношения в культуре народов Северного Кавказа: Материалы региональной науч. конф. Махачкала, 2008. С. 117–118; Абакарова Ф. З. Мужественность и женственность в детском фольклоре народов Дагестана // Там же. С. 123–124; Мутиева О. С. Отражение социально-правового статуса женщины в духовной культуре и фольклоре народов Северного Кавказа // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. Краснодар, 2014. № 2. С. 246–248.].

Вместе с тем дагестанские пословицы и поговорки, притчи и сказки свидетельствуют о значимости женщины в семейной жизни, в воспитании детей и т. д. Об этом красноречиво говорят пословицы и поговорки народа: «Отец умрет – полусирота, мать умрет – круглый сирота», «Достойная жена дом украшает», «Нет ничего на свете лучше хорошей жены», «Муж хорош – и жена хороша, жена хороша – и муж хорош» и др.[204 - Дагестанские пословицы и поговорки.]

Вместе с тем на страницах периодической печати представители кавказских народов старались опровергнуть тезис о рабском положение женщины. Так, в 1865 году в газете «Кавказ» вышел очерк князя Хамзаева, в котором он оценивал семейный быт кумыков[205 - См.: Гимбатова М. Понятие «настоящая женщина» в дагестанском сознании // Вестник Института ИАЭ. 2015. № 2. С. 141.]. Автор отмечал, что в домашнем быту женщина-кумычка – полноправная хозяйка[206 - Там же.]. Князь Хамзаев особо подчеркивал, что жена повинуется своему мужу не от страха, а из уважения к нему, которое в ней воспитали родители[207 - Там же.].

По мнению автора, будучи даже более умственно развитой, женщина никогда бы не позволила себе показать это перед посторонними людьми, поскольку она заботилась о репутации своей семьи[208 - Там же.].

Уже вскоре публикация вызвала полемику. Н. И. Воронов, будучи в 60?х годах XIX века редактором-издателем газеты «Кавказ», не замедлил ответить на очерк князя Хамзаева. Он обвинял князя в приукрашивании семейного быта кумыков, и в частности – положения женщин[209 - Воронов Н. И. Критико-библиографический обзор географическо-статистического материала, накопившегося в газете «Кавказ» в 1863–1865 годах // Записки Кавказского отдела Императорского Русского географического общества. Тифлис, 1866. Кн. 7, отд. 2. С. 50.]. Как видим, Н. И. Воронов, ставя под сомнение доводы князя Хамзаева, исходил из устоявшихся стереотипов: женщина у кавказских народов всегда угнетена, унижена и бесправна.

Полемика на страницах газеты «Кавказ» продолжилась и в конце XIX века, о чем можно судить по публикации А. М. Алиханова-Аварского (1896). Автор, опровергая тезис о бесправном положении женщины-горянки в семейном быту, писал, что женщина несла на своих плечах лишь законные, установленные вековыми обычаями тяготы[210 - Алиханов-Аварский А. М. В горах Дагестана.]. А «лишения горской жизни», по мнению автора, были красочно приукрашены теми, кто весьма субъективно оценивал семейный быт дагестанских народов[211 - Там же.].

Поэтому неубедительными являются устоявшиеся стереотипы о семейной жизни дагестанских народов, где муж – вечный деспот, а женщина – бесправное, забитое существо. Это свидетельствует о неверном понимании исторически сложившихся семейных отношениях и той миссии, которую женщина выполняла в браке.

Вместе с тем, отмечая важность женщины в семейной жизни, современный исследователь Ю. Ю. Карпов отмечал ее прозаичность. По мнению автора,

…то, что делает женщина в семейном и около семейном пространстве – приносит, кормит и воспитывает наследников, хранителей фамильного культа мужа и защитников общины, что гораздо прозаичнее, каждодневно ухаживает за мужем (тем самым, согласно притчам, продлевая ему жизнь) и всеми домочадцами, – наделяет ее образ тихим героизмом[212 - Карпов Ю. Ю. Взгляд на горцев. Взгляд с гор: Мировоззренческие аспекты культуры и социальный опыт горцев Дагестана. СПб., 2007. С. 186.].

От женщины в целом зависел психологический климат в семье. В мировоззрении народа, в его притчах утвердилось мнение, что «каждодневно ухаживая за мужем, жена тем самым продлевала ему жизнь»[213 - Там же.]. Следовательно, долголетие мужа положительным образом отражалось на жизни всей большой семьи. Очевидно, что многие авторы, имея неизбежный идеологический штамп, обосновывая и оправдывая Кавказскую войну, невольно искажали реальную семейную жизнь дагестанских народов. Единичные факты преподносили как повсеместную тенденцию, характерную для семейных взаимоотношений.

Конечно, экстремальные условия военной повседневности вносили перемены в семейный уклад. Так, на подвластных имамату территориях посредством введенных имамом правил регламентировались брачно-семейные отношения. Новые шариатские нормы регулировали отношения между членами семьи как дома, так и в общественном месте. Например, мужу запрещалось разговаривать с женой при посторонних, родителям – свободно общаться с детьми. По имеющимся сведениям, несоблюдение этих правил грозило наказанием со стороны муртазеков (воины Шамиля) вплоть до арестов[214 - Прушановский К. И. Выписка из путевого журнала Генерального штаба штабс-капитана Прушановского. Кавказский сборник. 1902. Т. 23. С. 60–61; Шамиль и Чечня // Военный сборник. 1859. Т. 9. С. 143.].

С помощью шариатских норм были регламентированы многие положения адатов об институте семьи и брака: вопросы, касающиеся похищения девушек, заключения брака, калыма, развода, наследования и др.

В силу того что большинство конфликтов в традиционном обществе дагестанских народов были связаны с женщинами, пристальное внимание стали уделять вопросам брака путем похищения. В традиционном дагестанском обществе похищение дев?ушки было обычным явлением, в котором народ видел соблюдение древнего обычая[215 - Леонтович Ф. И. Адаты кавказских горцев; Алимова Б. М. Табасаранцы; Курбанов М.?З. Ю. Сюргинцы. XIX – начало ХХ в.: Историко-этнографическое исследование. Махачкала, 2006; Лугуев С. А. Балхарцы. XIX – начало ХХ в.: Историко-этнографическое исследование. Махачкала, 2008.]. В различных вариациях похищение девушки с целью женитьбы встречается у многих народов Кавказа[216 - Леонтович Ф. И. Адаты кавказских горцев. С. 172; Дубровин Н. История войны и владычества русских на Кавказе. С. 428; Шаманов И. М. Брак и свадебные обряды карачаевцев в XIX – нач. XX в. // Археология и этнография Карачаево-Черкесии. Черкесск, 1979. С. 82.].

Похищение будущей невесты предполагало два варианта: насильственное – несогласие девушки на брак и добровольное – несогласие ее родителей на брак. Тем не менее общество не оставляло похищение безнаказанным как деяние, затрагивающее честь всего многочисленного коллектива родственников. По мнению А. К. Халифаевой, общество усматривало в этом не только посягательство на честь женщины, но и на честь тухума[217 - Халифаева А. К. Государственные и правовые институты. С. 22.]. С точки зрения М. М. Ковалевского, похищение девушки являлось вызовом ее родственникам-мужчинам даже при добровольном уходе девушки[218 - Ковалевский М. М. Закон и обычай на Кавказе. Т. 2. С. 132.].

Учитывая, что тухум был регулятором всех сфер жизни патриархальной семьи[219 - Магомедов Р. М. Общественно-экономический и политический строй Дагестана. С. 51, 52; Ковалевский М. М. Родовое устройство Дагестана. С. 542.], то и ответственность за содеянное похититель должен был нести в первую очередь перед всем большим родом оскорбленной девушки.

В каждом ауле имелись свои нюансы, которые были прописаны в адатных нормах, касающихся похищения женщины. В адатах дагестанских обществ похищению женщин были посвящены целые главы: в адатах Тиндальского наибства Хваршинского общества в главе VI «Об увозе женщин», в адатах Каратинского наибства в главе VII «Об увозе девушек или вдов», в адатах Ункратль-Чамалальского наибства в главе VIII «Об увозе женщин и прелюбодеяниях», в адатах Гумбетовского наибства в главе VII «Об увозе девушек» и др.[220 - Памятники обычного права Дагестана. XVII–XIX вв. Архивные материалы / Сост., предисл. и примеч. Х.?М. Хашаева. М., 1965.]

Рассматривая дела по похищению девушек, адаты предполагали два возможных выхода из ситуации – кровомщение или брак с похитителем[221 - См.: Памятники обычного права Дагестана. С. 65–66; См.: Алигаджиева З. А. Формы заключения брака у аварцев. С. 274.]. При этом бралось во внимание обстоятельства похищения девушки, что существенно сказывалось на участи преступника. Так, без согласия девушки – похититель изгонялся кровником (канлы), по обоюдному согласию – изгонялись оба.

В случае, если семья похищенной девушки или вдовы не соглашалась на брак с похитителем, его могли ожидать самые разные последствия: денежный штраф или изгнание в канлы[222 - См.: Львов Н. О нравах и обычаях дагестанских горцев. С. 21.]. Размер штрафа зависел от желания обиженной стороны.

По сведениям Н. Львова, у аварцев похититель должен был заплатить штраф в виде скотины для джамаата, 100 овец или 30 рублей серебром для хана, изгнание из аула на трехмесячный срок для родственников похищенной[223 - Там же.]. Как видим, похититель нес ответственность за содеянное не только перед семьей девушки, но и перед обществом и самим правителем ханства. По возвращении из изгнания похититель должен был угостить всех родственников похищенной девушки[224 - Там же.]. Надо заметить, что за похищение замужней женщины в обществе карали как за убийство[225 - Ковалевский М. М. Закон и обычай на Кавказе. С. 168.]. Похититель наносил двукратное оскорбление – мужчинам рода женщины и мужу, будь даже он членом этого рода.

Что касается похитителя, из?за возможных материальных последствий он все усилия прилагал для признания брака родственниками девушки, что было возможным в случае совершенного в отношении девушки насилия.

Вместе с тем и семья девушки, как правило, старалась склонить ее к браку с похитителем. С одной стороны, для семьи очень важно было сохранить репутацию, а брак в какой-то мере такую возможность давал. С другой, выдав дочь за похитителя, семья не наживала себе очередного кровника. В реалиях времени это было очень важным обстоятельством. В случае кровомщения виновницей стала бы похищенная девушка.