Дело толстых

– А если Боря со страху на коллективку расколется?

– Вова, Боря трус, а не дурак. Поймет, убийство бомжа на него вряд ли повесят, а вот от групповухи с настоящей потерпевшей ему уже не отвертеться.

Гудвин вернулся на диван, взял стакан с коньяком и залпом выпил.

– Лады, Домино. Но мы-то ему тогда зачем? Бориску адвокат вытащит.

– Ну, во-первых, с адвокатом мы торопиться не будем. Во-вторых, ты в хату маляву отправишь, попросишь принять фраера по-людски. – Гудвину казалось, что Марта уже диктует ему текст записки в СИЗО. Старый Князь многому успел научить приемную дочь. – А я, Вова, опять спущусь к Боре добрым, всепрощающим ангелом – дам алиби, поддержку и обещание хранить тайну. Когда Борю после первого допроса с отказами и истерикой в камере закроют, у него одна надежда останется – мы, Вова. – Домино взяла из вазочки орешек в шоколаде и разгрызла его белыми зубками. – А уж мы с тобой, Вова, такую кутерьму разведем – рады стараться! Поймет Бориска, что без верных людей жизнь – рабская неволя.

В кармане Гудвина запиликал сотовый телефон. Вова достал мобильник, выслушал короткое сообщение и доложил Марте:

– Девчонка дома. Мы ее на улице караулили, думали, хавера пустая. А она, оказывается, никуда не выходила, в темноте сидела. Только что свет зажгла. Ехать, Домино?

Марта в задумчивости разгрызла еще два орешка и произнесла:

– Подожди, Вова. Она сейчас, ночью, никому дверь не откроет. Завтра пошлешь к ней верного человека, пускай договорится. Ствол надо выкупать.

– А если Боря завтра в ментуру пойдет, заяву на пропавший ствол писать?

– Не пойдет, – ухмыльнулась Домино. – Он завтра хворый будет. На радостях так насосется, валежником лежать будет.

На следующий день Борис Аркадьевич появился в офисе только после обеда. Бледный и слегка опухший, он прошел мимо кабинета Марты к себе и сразу попросил секретаршу сделать крепкого чая.

Прежде чем бежать к заварочному чайнику, секретарша склонилась над селектором, нажала кнопку и прошептала:

– Пришел, Марта Игоревна.

Домино дала любовнику время на утоление похмельной жажды, взяла несколько листов бумаги и отправилась в соседний кабинет.

– Добрый день, Борис, – как ни в чем не бывало поздоровалась Марта.

– Добрый, – буркнул Гольдман. – Что у тебя?

– Поставки, – коротко ответила Марта и положила на стол перед шефом бумаги.

Борис Аркадьевич быстро просмотрел документы, болезненно сморщился, но подпись поставил.

– Все?

– Почти. Пришел факс из Дрездена. Посмотришь сейчас или подождешь до завтра? – Голос «доброго ангела» искрился сочувствием к падшим, и Борис Аркадьевич наконец посмотрел на любовницу. Но, встретив открытый, чистый взгляд, тут же отвел глаза.

– До завтра, Марта Игоревна…

«Скотина! – возвращаясь к себе, думала Марта. – И кто сказал, что евреи не пьют и с девками не путаются?! Еще как пьют и путаются! Впрочем, – Марта шумно, вслух вздохнула, – возможно, мне просто не повезло и я наткнулась на единственную паршивую овцу. Точнее, свинью».

Остаток рабочего дня Гольдман провел в слегка разогретой сауне офиса – выпаривал токсины из тела. (Финская баня была любимым местом Бориса Аркадьевича. Когда турецкие мастера делали в офисе евроремонт, российские работяги параллельно, в рекордном темпе, трудились над довольно скромной по размаху банькой. На бетонных полах офиса еще только лаги лежали, а Борис Аркадьевич уже воплотил в жизнь свою мечту – сухая парная для него одного. Толстый хозяин «Гелиоса» не любил общественных парных и гостей приглашал очень избирательно.)

В тот день Марту и «лучшего друга» Владимира Александровича Гольдман с собой не позвал. Он больше не хотел их видеть. Они уже стали неприятным напоминанием. От секретарши Домино узнала: на субботу шеф заказал билеты в Цюрих.

Вечером в офисе Гудовин получил от Марты конверт с валютой.

– Здесь пять тысяч, – сказала Домино. – Не жмоться, Вовик. Сколько девчонка за ствол ни попросит, столько и давай. Но начинай с трех.

– А не жирно ей будет? – покачивая конверт на ладони, спросил Гудвин.

– Не жирно, – отрезала Марта, – в самый раз. И сам не ходи. Пошли кого-нибудь. С тобой она договариваться не будет. Понял? – Гудовин хмыкнул и направился к выходу. – Потом с Борика сторицей возьмем! – бросила вдогонку Домино.

В половине девятого вечера в квартиру Марты, шатаясь, ввалился окровавленный Гудвин. И без того обычно бледное лицо Вовы было белым до синевы. Вся левая сторона джинсовой рубахи пропиталась красно-бордовым. Гудовин зажимал ладонью рану в верхней половине груди. Поверх рубахи на него была накинута чужая огромная ветровка.

– Она шмальнула в меня, Домино, – просипел Гудвин и упал на стул в прихожей.

Марта заполошенно оглянулась и побежала в комнату к телефону.

– Надо скорую вызвать! – крикнула она на ходу.

– Погоди, – остановил Гудвин. – Пуля в мякоть вошла. Легкое не задето…

– Откуда ты знаешь?! – почти прорыдала Домино. Вид и запах крови напугали ее до дурноты.

– Погоди, не суетись. Лучше перевяжи…

Обматывая плечо Гудвина бинтами, Марта смотрела, как быстро они намокают, и старалась дышать ртом. Но тошнотворный, обморочный запах, казалось, проникал сквозь поры, его вдыхали испачканные руки, голова кружилась, путались мысли.

Через десять минут, придерживая левую руку, Вова расслабился в кресле и попросил выпить.

– Не дам, – отрезала Марта. – Откроется кровотечение, сдохнешь от потери крови.

– Не сдохну, – растянув посиневшие губы в усмешке, пообещал Гудвин.

– Что случилось, Вова?

– Девчонка в магазин пошла… – с перерывами начал Гудвин, – я встал в подъезде и начал ждать…

– Сам?! – ужаснулась Домино.

– Сам.

– Идио-о-о-от!! – взвыла Марта. – Я же тебе сказала, пошли кого-нибудь!

– Согласен, – кивнул Гудвин. – Но я подумал… жирно ей будет три куска. Чалый за ней в магазин потопал… вернулся, говорит, сукой буду, ствол в сумке. Она тяжелая…

– Ну! – подстегнула Марта.

– Ну, я встал в подъезде, начал ждать… Хотел «на плечах» в хату войти, поговорить. А она ствол из сумки – и сразу в меня…

Марта представила, как в темном подъезде девушку встречает кошмар из ее снов, и подумала: «Повезло Вове. Могла и в голову попасть». Сама Марта так бы и сделала, и ни за что не промахнулась бы.

– Маслина где?