Уничтоженная вероятность (Циклопы)

– Ну-у-у… – Марина покрутила в воздухе тонкой сильной ладонью…

– Послушай, милая. С моими дегенератами, сколько бы они не выпили, можно разговаривать. Понимаешь? Разговаривать, б е с е д о в а т ь. А с твоими обкуренными обсосками, о чем трещать-то? Они же овощи, Маринка. Овощи! Хихикающие, прыгающие, стеклянные, без разницы. У них мозги в кашу, о чем можно разговаривать в овощехранилище?! В пустую стену башкой стучаться, да?! Косой после первого стакана только речевые обороты набирает, а твои торчки уже мозги ботвой накрыли! Это мне, понимаешь, мне не о чем базарить с обкуренными дебилами! Я не лягушка, чтобы над болотом квакать!

Через знакомых Завьялов выяснил, кто снабжает Маринку дурью. Совсем не удивился: у Сухого половина московских центровых паслась на «травке» и «снежке». Выловил Сержа у клозета в «Пивных Традициях» и коротко внушил:

– Еще раз услышу, что ты Маринке кокс толкаешь, намотаю причиндалы на гаечный ключ и вырву с корнем.

Сухой проникся моментально и поверил каждому слову. Знал недоносок: Боря-Завянь слов на ветер не бросает.

Услышав в телефоне просьбу от Завьялова «пригнать по адресу», подумал: «Вот о н о… пришло». Точнее, прилетело.

– Сережа, – ласково проговорил неузнаваемый по голосу Завянь, – я не спрашиваю тебя в теме ты или нет. Я тебе говорю – привези. Ты отвечаешь «когда и сколько?» и бежишь исполнять. Вкурил?

– Вкурил, – громко сглотнув, подтвердил Сухотский. – Когда и сколько?

– Через… – Завьялов на секунду задумался. – Через два часа. На одну понюшку. Адрес знаешь?

– Угу. А… это для тебя, Завянь?

– Много текста, Серый. Через два часа скажешь консьержке, что привез журнал. Океюшки?

– Яволь.

Завьялов произвел отбой. Пару секунд постоял перед «порше». Поскреб щетину и пошел к водительской дверце.

Кеша, пытавшийся заинтересованно подслушать разговор из запертого салона, извелся нетерпением. Мрачный «бомж» Завьялов сел за руль. Направил на себя зеркальце заднего вида, включил освещение салона и ощерил в зеркало зубы.

Сюрприз. У бомжа оказались хоть и прокуренные, но в целом недурственные зубы. Боря пошире разинул пасть…

Батюшки. И пломбы не железные, практически неразличимые!

В интересного бомжа меня «одели», возвращая зеркало в нормальную позицию, подумал Завьялов. Еще раньше он слегка удивился обстоятельству: ноги бомжика уверенно обращались с автомобильными педалями. Борис даже слегка расслабился, убедившись в достойных мышечных реакциях изношенной бомжеской системы…

Теперь еще и зубы в приличном состоянии.

Занятно. И очень кстати.

Уверенно воткнув «порше» в автомобильный поток, Завьялов покатил в знакомый магазин. По пути проинструктировал затихшего Иннокентия:

– Сейчас мы приедем в магазин, Кеша. Там ты с уверенной рожей скажешь девчонкам: «Привет, красотули, прикиньте-ка нехило моего дядю из… Конотопа, например. Пригласите Аркадия Генриховича, пожалуйста, работа – для него». Попозже накидаешь им в уши историю: «На вокзале дядю обокрали. Раздели. Побили. В ментовке добавили – сутки дядя просидел в приемнике». Усёк?

Кеша быстро пробормотал историю про дядю и поинтересовался:

– А это зачем?

– А затем, родимый, – вздохнул Завьялов, – что мне как-то надо жить в этом теле. Желательно – одетым.

– Аркадий Генрихович, это – кто?

– Легенда, – хмыкнул Боря.

Лет восемь назад Завянь привез в одежный магазин Аркадия Генриховича вусмерть пьяного жениха. Жених перегулял на мальчишнике, когда отправился за невестой – не совладал с желудком.

До процедуры получения с рук на руки невесты оставалось меньше часа. Костюм воняет и цветет разводами вчерашнего салата оливье. Свободную жизнь жених пропивал на совесть – три дня, две ночи. Мальчишник закончился в каком-то диком шалмане со стриптизершами, под оливье не установленной свежести.

Завьялов выгрузил тело жениха перед салоном кудесника Генриховича, транспортировал фигуру до примерочной и кратко информировал:

– Аркадий Генрихович, друг любезный, выручайте. Эту пьяную харю ждет взвод потенциальных родственников из первой полусотни «Форбс». Ежели профукаем невесту – повесится на первой же березе.

Владелец магазина проникся речью, оглядел фигуру, мгновенно вычислив размер, и щелкнул пальцами продавщицам:

– Девочки в примерочную коктейль номер пять. Ирина, готовь ботинки из последней коллекции…

Через восемнадцать минут в отмытый салон лимузина усаживался совсем другой жених. В костюме от лучшего лондонского дома, в удобных итальянских лаковых штиблетах, благоухающий отнюдь не оливье.

… – Возьми кредитку, Кеша. И не вздумай стоить глазки продавщицам! Они девицы – вышколенные, мы парни – независимые. Когда легенда будет набивать пакеты, о ценах – ни гугу. Я в магазине ничего примерять не буду, скромным обворованным дядюшкой из Конотопа постою в сторонке, в носу поковыряю.

Следующий инструктаж прошел уже в машине, знатно набитой приличными картонными пакетами. Чародей Аркаша не подвел, прикинул конотопского дядюшку вплоть до трусов и шейного платочка.

– Сейчас, Иннокентий, мы войдем в мой дом. Поздороваешься с консьержкой: «Здрасьте, Полина Викторовна». Далее – по отработанному тексту. Дядю обокрали, побили, он два дня не жрамши. Если дядя будет приходить ко мне – пускайте без звонка, у него есть ключ. И кстати. Пакетики не забудь помочь донести престарелому родственнику…

* * *

Знакомая до мелочей трехкомнатная холостяцкая берлога как будто увеличилась в размерах. Потолок улетел ввысь, дверные ручки упирались в бок выше зоны талии и постоянно цеплялись, попадались в рукава растянутой олимпийки…

Низкорослым прибитым найденышем Завьялов растерянно бродил по комнатам и заставлял себя не сосредотачиваться на гнусных ощущениях горошины, попавшей из кофейной чашечки в графин.

Жесть! Как все паршиво изменилось… Стало чужим, несоразмерным, непривычным!

Подобное ощущение Завьялов уже испытал в «порше». Но там он, скрипнув зубами, отрегулировал водительское кресло и бдительно следил, чтоб машинально не промахиваться мимо рычагов управления.

С квартирой этого не сделаешь. Потолок не приспустить. Высоту дверных ручек тоже не отрегулируешь. Любимые тапки не ушьешь на скорую руку.

Раздраженно поглядывая на беспечно прогуливающегося по трехкомнатным просторам Кешу – себя, себя, себя!! – Завьялов с трудом удерживал в гортани рычание. В горле клокотала, закипала ненависть к родному телу, хотелось вцепиться ногтями в собственную грудь, разодрать ее на части и – вынуть! Вытащить оттуда существо, занявшее чужое место!

Завьялову казалось, что квартира предала его. Впустила и приняла чужака, позволила себя разглядывать, как «плечевая» проститутка на шоссейке! Отдалась – задаром развалилась! Изменила старому, нет, НАСТОЯЩЕМУ хозяину за здорово живешь!

Завьялов никогда не страдал вещизмом. Реально обалдел, когда почувствовал ревность – пальцы тела-Кеши прошлись по кнопкам пульта управления музыкального центра.

Его, его центра! Кеша вроде бы пытался запустить проигрыватель, на котором ЕГО «битлы» стояли!

– Не трогай, – глухо произнес Борис. – Ничего здесь – не трогай.

– Почему? – удивленно обернулось тело. – Вы думаете, я здесь что-нибудь сломаю?

Завьялов закрыл глаза, мысленно сосчитал до десяти и только тогда, поглядев на стену мимо родимого лицо, размеренно проговорил:

– Давай договоримся сразу, Иннокентий. На м о е м п о л е, ты играешь по м о и м правилам. Если я говорю: «Не трогай», значит, на это есть причины. Сядь на диван. Можешь включить телевизор. И молчи, пока тебя не спросят. Усек?