Рефлекс убийцы

Часть вторая

Место городской сумасшедшей уже занято!

Ночью бабе Наде приснился Вася. Веселый, в расхристанной рубахе, заломленном картузе.

Стоит, опираясь плечом на дверной косяк, одна нога вывернута вперед другой да молодецки эдак на мысок поставлена. Перекинутый через плечо пиджак одним пальцем за вешалку придерживает. В зубах ромашка белая.

«О-о-ох, – сказала Надя Губкина во сне, – Вася, ты ли?!»

Стоит, молчит, улыбается, ромашковый стебелек из одного уголка губ в другой гоняет.

И запах. Почему-то не ромашковый, не терпкий мужской дух – еловым лапником от Васи тянет.

Таким, которым когда-то свежий могильный холмик укрывали. Щедро – вокруг и поверху.

«О-о-ой, – перепугалась баба Надя, – ты за мной, что ль, Вася?!»

Молчит, ладошкой как будто комара от щеки отгоняет.

«Вася!!» – прикрикнула вдова.

Улыбается покойник.

Надежда Прохоровна закричала, кажется, во сне и очнулась. Открыла глаза, и будто свет на месте, где только что Вася стоял, мигнул. И будто где-то неподалеку дверь тихонечко захлопнулась.

В груди гулко забухало сердце, Надежда Прохоровна смотрела на дверной проем и не решалась даже присесть на кровати.

Жуть кромешная.

Прерывисто втянула воздух носом, раз, другой.

Не отступает морок. Из жуткого кошмара дотягивается запах еловых лап.

– Кто тут?! – сказала хрипло, резко села на кровати, подтянула к шее одеяло.

Тишина.

И только сердце оглушительно грохочет.

– Кто тут?!

Все так же – тишина.

Приснилось. Померещилось.

Тьфу, чур меня!

Надежда Прохоровна спустила ноги с высоченной кровати, нашарила ступнями тапочки, рука машинально вытянулась вправо, схватила халат с подлокотника кресла.

Стискивая трясущимися пальцами ненадетый халат, баба Надя прокралась из спальни в гостиную. Включила свет, огляделась. Потянула ноздрями воздух…

Наверное, померещилось. Откуда в номере шикарного отеля еловому запаху взяться?!

Да и не пахнет вроде бы уже. Все померещилось. Кошмар навеял этот запах.

Надежда Прохоровна посмотрела на золоченое табло напольных часов – половина третьего.

А легла в час ночи… Пока с переполошенными постояльцами и персоналом пообщалась, пока дождалась приезда милиции, вызванной по настоянию Пал Палыча. Показания дала.

Наверное, кошмар навеяли сегодняшние мысли и происшествие – на бабы-Надиных коленях скончался человек.

После подобных злоключений не то что Вася – друг сердешный – в гости наведается, безносая с косой придет…

Надежда Прохоровна напилась воды из графина, проверила, крепко ли заперта дверь, и улеглась обратно: навзничь, комкая на груди одеяло, таращась в потолок.

Сон как рукой смело. Непривычная, не московская тишина давила на ушные перепонки невозможностью уцепиться хоть за что-то существенное, материальное. По шторам даже бессонные столичные тени не бродили.

Лежишь тут, как в гробу… Тишину слушаешь.

Надежда Прохоровна суматошно встала, раскрыла во всю ширь дверь спальни и улеглась обратно – доносящийся из гостиной мерный щелкающий ход часов немного разбивал, оживлял гнетущее спокойствие уснувшего отеля.

Мысли крутились вокруг недавней трагедии, перед глазами, словно живые, вновь расселись богатеи в траурных нарядах…

Отвлекая себя от недавней жути, Надежда Прохоровна припоминала прошедший вечер. Старалась уйти в уже привычный мир сыщицких предположений… Припомнить то, что зацепило ее взгляд… Что показалось странным, привлекло внимание…

Десять раз, наверное, себя спросила: что было на том вечере не так? Откуда ночью вдруг взялась тревога?

Когда ложилась спать – все было в норме. Единственная мысль – скорей уснуть, забыться, отключиться. (Вон даже Софе не позвонила, не поговорила. Умаялась так.)

Сейчас лежала, таращась в потолок, слушала песнь часового механизма и зачем-то перебирала каждую минуту вчерашнего вечера: что было не так? кто повел себя странно?..

Да все. Компания как на подбор – причудливая, с вывертом. Один Сева Минкин в бархатном костюмчике чего стоит… На нос сопливый жалуется, куксится, а стоит смазливому официанту по залу пройтись – оживает, как и не больной вовсе…

Вдова – какая-то замороженная. Водку словно воду хлещет, а толком и не поплакала. Хотя платок к глазам подносила после каждого тоста… Манерничала.

Генриетта собаку кофе угощала.

Аделаида… Аделаида сама вставала из-за столика выбрать себе пирожное с подноса на длинной тумбе, что вдоль стены стоит.

А ведь такие дамочки щелчком пальцев официантов подзывают… Или кавалеров из директорского комсостава за сластями отправляют…

Надежда Прохоровна тяжело ворочалась в постели, перед глазами сновали люди, официанты, собака в юбочке; на грани сна пришла какая-то ценная мысль…

А ну ее!

Бабушка поплотнее смежила веки, свернулась калачиком и наконец уснула.

Утро началось с тяжелой головы и гадкого привкуса во рту. За шторами стояло солнце, стрелки на часах застыли в укоризненной позиции – половина одиннадцатого! (Такого разгильдяйства давненько не случалось.)