Дочь Горгоны

– Ты молодец, Бануш. – Имя Никита не расслышал, то ли Ванюш, то ли Бануш. – Нечего тут людям тонуть.

– Как скажешь, – весело ответил спаситель, по-собачьи отряхиваясь от воды, отчего его длинные, почти до плеч, волосы разлохматились и посветлели. Вот его Никита рассмотрел как следует, пока парочка вела его ниже по течению реки.

– Твои высадятся чуть ниже, совсем близко. – Девушка первый и последний раз обратилась напрямую к Никите, всё остальное время уделяя ему внимания не больше, чем мухе. – Мы доведём, только двигайся. Заодно согреешься.

И он поспешил за своими спасителями, стараясь идти вровень с парнем и оттого имея возможность хорошо разглядеть хотя бы его. Тот и впрямь был ниже не только его самого, но и своей спутницы, тощий, а двигался при этом так мягко, что Никита деньги бы поставил на танцы или акробатику. Очень бледная кожа, на которой выделялись ярко-синие глаза, а высохшие волосы были бело-золотистыми и буквально светились на солнце.

Никита только собрался с духом, чтобы представиться, спросить, как их зовут, и поблагодарить, как они дошли. С возвышенности был виден разбитый впопыхах лагерь у реки. Кто-то торопливо разжигал костёр.

– Иди, тебя ждут. – Парень улыбнулся, показав мелкие острые зубы. Подпиливает он их, что ли? – И постарайся больше не падать в воду.

Никита оглянулся на девушку, но та уже повернулась спиной и возвращалась в лес. Вскоре беловолосый нагнал её, и они исчезли между деревьев. Будто их и не было.

А Никита до сих пор не мог себе простить, что не познакомился с ними и не узнал, где они живут. Может, пообщайся он с девушкой подольше, очарование прошло бы. Но теперь это превратилось в навязчивую идею, так что предложение Паши было вовремя.

Другое дело, что и ждать до летних каникул не хотелось. Вот съездить бы туда в феврале! Прошлая зима в Москве выдалась тёплая, слякотная. Пакость, а не зима. И в этом году, похоже, ожидалась такая же. Хотелось же снега, леса и приключений.

Главное – сессию сдать хорошо, и мама его куда угодно отпустит, ещё и билеты купит.

– Надо только перед тем, как летом ехать, зимой сгонять. Поглядеть хоть на эти ворота, – предложил Никита, перестав надеяться хоть что-то понять из учебника. – Согласен?

– Отличная идея! – обрадовался Паша. Ну да, с ним всё понятно, он на любые безумства согласится, лишь бы не скучать. – Увидим ворота в параллельный мир, полный монстров и сокровищ!

Никита только глаза закатил. Вот и сокровища всплыли следом за чудовищами. Пашины фантазии совершенно не знали границ.

Глава 2. Ворота

В то же самое время, когда в Москве было слякотно и пасмурно, у Ворот ярко сияло солнце, а трава потихоньку покрывалась инеем, который повисал крошечными каплями, когда солнце начинало не по-осеннему припекать.

Никита и Пашка по-разному представляли себе ворота в заповедник, но им обоим было невдомек, что это всего лишь название гор, стоящих по обе стороны от дороги. Красные Ворота – так называлось это совершенно обыкновенное место, и множество туристов постоянно фотографировалось на их фоне. И никому было невдомек, почему, если остановиться прямо между этими скалами, можно простоять очень долго, да так и не услышать ни одной машины. Главное – правильно выбрать место. Да только стоять там никому не хотелось: неприятный сквозной ветер, пронизывающий до костей, людям совсем не нравился.

Сейчас же к этому месту осторожно пробирался мужчина с ружьём. Он приходил сюда каждый день ровно в тот час, когда солнце поднималось настолько, чтобы его лучи позволяли теням от скал соприкоснуться. Впрочем, в пасмурные или короткие зимние дни, когда солнце вставало много позже, он всё равно приходил сюда, потому как никогда не знаешь наверняка, повезёт или нет.

Мужчина встал на нужной точке и привычно оглядел окрестные скалы. Намётанный взгляд сразу отметил две съёжившиеся за почти облетевшим кустом фигурки, и мужчина нахмурился. Впрочем, давать понять следящей за ним парочке, что он их заметил, он не собирался. Пока что не собирался.

Вместо этого он облокотился поудобнее на ближайшую скалу и уставился на землю, туда, где вот-вот должны были соприкоснуться тени.

Ожидание тянулось долго, но он словно никуда не торопился. Вдыхал прозрачный от холода воздух, любовался яркими мазками кустов и деревьев, которые ещё не успели облететь. Парочке наскучило прятаться, и они начали осторожно спускаться к дороге. Мужчина по-прежнему делал вид, что ничего не замечает, хотя с каждым их шагом это становилось сложнее. К счастью, вскоре его внимание сосредоточилось на дороге. На мгновение воздух вокруг словно загустел и заискрился, как леденец, а когда всё закончилось, на дороге остался лежать свёрток.

Не выпуская из рук ружья, мужчина подошёл ближе, присел и осторожно развернул материю. Любопытные наблюдатели, уже совсем не скрываясь, бросились к нему и заглянули через плечо.

В свёртке оказался ребёнок. Совсем крошечный, едва ли с локоть, а то и меньше, он был прехорошенький и очень тихий. Когда мужчина развернул малыша целиком, стало заметно, что на ручках и ножках пробиваются перья, да и сами руки скорее напоминают крылья, такие же тоненькие и гибкие. Ребёнок начал попискивать от холода, и мужчина торопливо укутал его обратно во все тряпки, а сверху ещё обернул снятым с пояса тёплым кушаком.

– Гарпия! – заявил со знанием дела беловолосый подросток и вытер нос рукавом. – Точно гарпия!

– Ну зачем её тащить к нам, она же тут не выживет, – добавила кудрявая девушка. Сейчас бы Никита ни за что не спутал их с туристами: одеты они были в самодельные наряды с красивыми, хоть и непонятными вышивками, даже куртки из кожи – и те были сшиты вручную. Только очки на ней были те же, с дымчатыми стёклами.

– Много ты понимаешь, Солунай, – беззлобно буркнул мужчина. – Ты же выросла, и она вырастет.

– Я совсем другое дело, Александр Николаевич, – немедленно ощетинилась девушка. – Да и не сказать, что мне легко.

– Начинается! – Беловолосый закатил глаза и заискивающе спросил: – Александр Николаевич, а можно я её понесу?

– Ружьё вон понеси, Бануш. – Александр Николаевич очень осторожно прижал повизгивающую гарпию к груди, вызвав ревнивое фырканье Солунай.

– А имя у неё есть? – легко перестроился Бануш. – А то у меня идея одна!

– Есть. – Александр Николаевич развернул краешек пелёнки и показал вышитые непонятные символы. – Написано, что её зовут Аэлла.

– Эх, а я хотел сам назвать. Жалко. – Бануш расстроенно шмыгнул носом. Им самим с Солунай имена достались местные – его так назвала смешливая Марта, и имя значило русское Ванюша, тогда как директор приюта Александр Николаевич дал имя Найке. Солунай – «интересная», хотя Найка долгое время не могла понять, что в ней такого интересного.

Она немного знала о своём появлении в приюте. Как и большинство других воспитанников, она была подброшена в заповедник в одних пелёнках и чудом не замёрзла таким же осенним днём. Айару рассказывала, что тогда Александр Николаевич, ещё молодой и неопытный, не догадывался приходить к Воротам ежедневно, и ей пришлось пережить ночь на пересечении теней. Айару добавляла при этом, что её пелёнки были покрыты инеем и практически не гнулись, но Найка не верила. Айару там даже не было, что она придумывает!

Впрочем, даже если и так. Человеческий младенец вряд ли пережил бы такую ночь. Впору радоваться тому, что она была вовсе не человеком.

Найка ещё не привыкла думать об этом вот так. Она с самого детства знала, что в их приюте среди обычных детей живут чудовища. Просто никому в голову не приходило объяснить ей, что она и сама относится к ним.

Солунай с тоской взглянула на широкую спину охотника, который уже двинулся в обратную сторону по той же едва заметной тропинке. Вздохнула и пошла следом. Не торчать же у Ворот целый день. Александр Николаевич всё равно не оценит. Да и вряд ли заметит, хоть она в болоте утопни. У него, директора приюта, и без неё полным-полно воспитанников, что ему какая-то Солунай!

Бануш лёгким движением скользнул с места сразу же, как только двинулась сама Солунай, и пошёл рядом.

– Только гарпии нам не хватало, – бормотала под нос Солунай, прекрасно понимая, что, кроме Бануша, её никто не слышит. – Мы, между прочим, природные враги. Нам, между прочим, в одном приюте нелегко будет. А малявку эту ещё первое время кровью кормить надо. И кто кормить будет, а? Только не Солунай, не надейтесь даже. Сами, Александр Николаевич, кормите свою драгоценную Аэллу. А потом она вырастет и откусит вам голову. Потому что от этих куриц другого ждать не приходится.

Рядом захихикал Бануш.

– Да ты ревнуешь, Найка! Бессовестная! Ты ревнуешь директора Амыра! А должна его остерегаться! Забыла?

Солунай горестно вздохнула и снова уставилась в спину идущего впереди директора. Его тёмно-русые с проседью волосы и густая борода в детстве пугали её и заставляли думать, будто директор приюта уже стар. Став же старше, она поняла, что он ещё очень молод. Тёмно-серые глаза его всегда смотрели пронзительно, словно Александр Николаевич знал наперёд все мысли своих воспитанников. В детстве это пугало, сейчас же всё чаще смущало.

– Я и так остерегаюсь уже одни духи знают сколько времени! Я устала! – свистящим шёпотом ответила Солунай и снова зыркнула в сторону директора. – Я… мне… Да ему плевать на меня, понятно?

– Ой, не скажи, – покачал головой Бануш. – Ты, что ли, не веришь в это?

– Во что? – Солунай прекрасно его поняла, но отвечать не спешила.

Тропинка теперь вилась среди камней, идти становилось всё сложнее, но они привычно перепрыгивали с одного валуна на другой, цепко выхватывая взглядом норы многоножек и опасные корни полушников золотоносных. В отличие от родственного озёрного полушника, эта тварь разрослась до кустарников и охотилась, выпуская на поверхность боковые ядовитые корни. Охотилась она, конечно, не на людей, но приятного от ожогов всё равно было мало. Тем более осенью, когда корни подмерзали и становились хрупкими. Запнёшься о такой, разлетится крошечными кусочками, выковыривай потом из кожи и лечи ожоги. Нет уж, лучше шагать аккуратнее. И на многоножек, впавших в спячку, тоже не стоит наступать. Если только коснуться её, она немедля распрямит своё членистое тело в локоть длиной, да только для того, чтобы снова свернуться, но уже вокруг ноги. Отдирать её потом с мясом!

Так что Солунай вовсе не тянула время, как мог бы подумать друг, просто пристально следила за тем, чтобы не попасть в ловушку. А что они с Банушем могли тут пройти хоть ночью с закрытыми глазами, так упоминать об этом и вовсе было некстати.

– В то, что он охотник за головами, – замогильным голосом ответил Бануш и хихикнул, обнажая острые мелкие зубы. Ещё и ружьём, что ему отдал Александр Николаевич, махнул. Шутник.

Солунай поёжилась. Дюжину лет назад она обожала страшные сказки, что рассказывали воспитанникам старухи. Особенно много сказок знала Айару. Слушать её можно было вечно. Про Кудая и Эрлика, про злых духов алмысов, про диких гаруд, людских шаманов и нижний мир. Но сейчас ей всё чаще начинало казаться, что сказочного в этом ничего и не было. А вот пугающего, наоборот, в избытке.

– Только не говори, что ты влюбилась в директора, – прожурчал Бануш, мастерски владевший голосом. Скажи это кто-то другой, и мигом бы узнал, какая тяжёлая рука у Солунай. Но сейчас она молчала, только ещё внимательнее вглядывалась в тропку. В её очках совсем ничего не видно, хоть плачь! Впрочем, если плакать, этого тоже не будет видно. Снаружи. Хорошие очки, зря она про них так.

– Найка, ты чего? – испугался Бануш, когда она споткнулась из-за пелены слёз. Ладно, хоть о простую корягу. – Я же пошутил просто, не обижайся! Я переживаю за тебя, понимаешь. Тебе нужно его остерегаться, мне правда так кажется.

– Эй, бездельники, чего встали как Красные Ворота? – грубовато окрикнул их тот, кого стоило остерегаться. – Идите-ка быстрее!