Песочный человек

– Но зачем было его передавать именно мне? – Мишка все еще не мог понять. – Есть же просто куча неприятных людей, передал бы кому-то из них.

– Кому? – плаксиво переспросил Петька. – Стасу? Чтобы он мне потом лицо разбил?

Мишка впервые в жизни пожалел, что не относится к людям, которые могут «разбить лицо». Ему бы хватило даже, чтобы о нем так думали. Скольких проблем можно было бы избежать! А ведь вроде бы все при нем – он пусть не слишком высок, но коренаст, плотного телосложения и в то же время хорошо двигается, на физкультуре всегда второй или третий! И сильный, это тоже любой подтвердит. Плохо только, что этого недостаточно, чтобы тебя не втягивали в неприятные истории… Да и Стас все равно сильнее, тут он Петьку понять мог.

– Почему сразу Стасу, – пожал плечами Мишка. – Будто кроме Стаса и людей на свете нет. Можно Инне Валентиновне, например.

Лицо Петьки в этот момент было неописуемым. Да и как описать такое, если сквозь зависть – надо же до такого додуматься! – сквозило уважение. Додумался! И страх – теперь точно не простит. И снова зависть. Нет, ну как так, выйдет сухим из воды! Потому как уж по Инне Валентиновне точно скучать никто не будет.

Инна Валентиновна вела в их шестом «А» математику. То есть это раньше она вела математику, а теперь алгебру и геометрию, и ее еще больше стало. Как будто до этого мало было!

Имя у нее было красивое и гладкое, а больше хорошего в ней не было ничего. Если бы имя должно было подходить к человеку, ее бы звали Яга Горынычевна, не иначе. Тут весь шестой «А» согласился бы.

Была Инна Валентиновна еще не старая, а немножко пожилая. Мишка слышал, как родители обсуждали, что детям надо цветы в школу принести на ее тридцатипятилетие. Но так никто и не принес. Потому что родители Горынычевну не любили никак не меньше, чем их дети. Инна Валентиновна ко всем придиралась. Даже отличница Катина получала двойки, стоило ей хоть немножечко ошибиться. В такие моменты учительница вся раздувалась от удовольствия и долго говорила о том, что это другие учителя могут закрывать глаза на лень этих якобы лучших учениц, но она, Инна Валентиновна, не такая!

А еще она просто обожала устраивать контрольные и проверочные, при этом предупреждала только о половине из них. А если она теряла чью-то тетрадь, то говорила, что ее потерял сам ученик, и ставила двойку. Спорить же с ней было бесполезно.

Одним словом, это был самый подходящий кандидат для того, чтобы натравить песочного человека. Единственное, что беспокоило Мишку, так это то, что она могла взять и прочитать стишок всему классу. Что тогда будет? Он поделился своим беспокойством с Петькой. Они уже дошли до школы и торчали в раздевалке. Здесь было тихо, все остальные ученики давно разошлись по классам.

– Мне кажется, это не сработает, – подумав с минуту, решил Петя. – Песочный человек, может, и крут, но вряд ли он сможет разорваться на двадцать пять человечков, чтобы навестить всех сразу. Другое дело – справится ли он с Инной Валентиновной…

– Это уже не наша проблема, – отрезал Мишка. – А я попробую.

– Земля тебе пухом, дружище. – Петька закатил глаза и хотел еще что-то сказать, но тут прозвенел звонок.

Всю биологию Мишка просидел как на иголках, да и Петька со своего места сверлил его взглядом. Сесть рядом он так и не решился.

Вторым уроком была алгебра, и Мишка впервые не дрожал от страха, что его спросят. Он в этот раз и впрямь был плохо готов, после бессонной-то ночи. Но в этот раз он думал о том, что сделает, если его спросят. Прямо на уроке, чего ему терять, он подойдет к Инне Валентиновне и прочитает ей стишок. Негромко, чтобы другие не услышали.

Может, Инна Валентиновна что-то почувствовала, а может, она все-таки читала мысли, но Мишку за весь урок она так и не вызвала. Будто и вовсе нет никакого Мишки! Вот всегда бы так. Мишка чуть было не дрогнул, но вспомнил, как математичка измывалась над его одноклассниками, довела до слез Улиткину Вику, а еще обозвала их всех вместе лоботрясами и неучами. Насчет себя Мишка уверен не был, но за ту же Лизу Катину было обидно.

Так что, когда звонок прозвенел, он дождался сначала любимой фразы Инны Валентиновны «Звонок для учителя», а потом ее кивка. Так она разрешала всем покинуть класс. И вот какая штука. Даже если после алгебры была не большая перемена и в столовую идти было не надо, весь шестой «А» все равно выметался из кабинета за пару секунд. Будто Инна Валентиновна отравляла воздух вокруг себя, и хотелось оказаться как можно дальше от нее.

Одним словом, не было ничего удивительного в том, что менее чем через минуту в кабинете остались только Мишка и учительница.

– Чего тебе, Дроздов? – Инна Валентиновна так мрачно посмотрела на него, что Мишка с трудом подошел ближе.

Колени у него дрожали, и больше всего он боялся, что станет заикаться. Вдруг именно из-за этого заклинание не сработает? Вот обидно будет!

Наконец он набрался смелости, сел за первую парту прямо перед учительницей и, глядя ей в глаза, четко произнес по памяти:

– Катилася торба
С высокого горба.
В этой торбе
Смерть, страх, убийца.
С тобой хочу я поделиться!

Глава 5

Некоторое время ничего не происходило. Инна Валентиновна смотрела на него, и ее некрасивое лицо стало еще неприятнее из-за выпученных глаз и приоткрытого тонкогубого рта. Но наконец и она отмерла.

– Я смотрю, ты, Дроздов, совсем уже охамел, – произнесла он и хлопнула по столу классным журналом. Не нужно было быть гением, чтобы понять, о чем она думает. Жалеет, что не может влепить двойку по алгебре. Даже по поведению не может. С Инной Валентиновной уже такое случалось. За плохое поведение она ставила двойки на свой предмет. На родительском собрании ей долго объясняли, что так нельзя. И даже двойки за поведение ей разрешили ставить только за проступки на уроках. А то она могла и после уроков поймать ученика и за что-то двойку поставить. Уж такой она была человек.

– Учителю «тыкаешь», – продолжала Инна Валентиновна, которая, похоже, даже не поняла, какие над ней сгустились тучи. – Так и до поджога школы недалеко. И в полицию попадешь обязательно, помяни мое слово!

Мишка молчал. Ему не очень интересно было знать, что еще придумает учительница. Его беспокоило, передался ли песочный человек. А вот то, что его молчание разозлит математичку еще больше, он совсем не учел.