– Скорее всего, амулет или заклинание. На нем что-то есть, но не по моей специальности, поэтому я точно определить не могу.
– Хм… Давай попробуем определить, насколько сильно влияет этот магический фактор на восприятие слушателей. Я, например, ни минуты не сомневался, что маэстро Артуро безбожно врет. Когда речь шла о его покойном отце и о проблеме развода, я заранее обладал информацией, и заставить меня поверить в противоположное было бы затруднительно. Никакая магия не заставит меня поверить во что-либо противоречащее логике и фактам. Но в романтическую историю с ревнивым магом я тоже не поверил, хотя никаких сведений, опровергающих эту историю, у меня нет. Следовательно, на меня этот фактор не действует.
– Пересмотри свои амулеты, – усмехнулся Мафей. – На тебе их целая связка, и ты сам точно не знаешь, который от чего. Скорее всего, какой-то из них и нейтрализует этот самый фактор.
– Возможно. Теперь рассмотрим тонкие чувства кузена Элмара. Вот скажи мне, кузен. До сих пор ты простодушно верил всему, что совал тебе за уши Ольгин кавалер. Как изменились твои впечатления сегодня?
– Произносить возвышенные речи, с которыми я не согласен, не лучший способ завоевать мое доверие, – проворчал Элмар. – Я увидел, что парень – трус. Что он даже не стыдится своей трусости, а находит ей этические обоснования, причем довольно шаткие. Конечно, пользоваться своим превосходством в драке для того, чтобы безнаказанно унижать слабого, бесчестно. Но пользоваться своей слабостью, чтобы безнаказанно унижать сильных, – равно бесчестно. Правильно сделал Кантор, что дал ему в рыло. Вот, кстати, еще и это. То самое, о чем говорил ты. Я хорошо знаю Диего. Я знаю, какой он, на что способен, какие у него есть достоинства и недостатки. Как ты выразился, заранее обладал информацией. Когда Артуро начал говорить о нем всевозможные гадости, я не поверил. Потому что знаю, какой Кантор на самом деле.
– Вот именно. Кстати, если ты заметил, и Ольга не поверила. Значит, магический фактор не настолько силен, чтобы заставить слушателя слепо верить в слова, отвергая очевидное. Это первое, и как раз поэтому ни ты, ни Ольга не изменили своего мнения о Канторе. Далее. Если слушатель сталкивается с чем-либо, что противоречит его убеждениям, загадочный фактор тоже не в силах заставить его поменять убеждения и согласиться. Это второе, и сюда как раз относится реакция Ольги на вопрос о прислуге. Пока Артуро сует ей фиалки о своем сомнительном прошлом и толкует о возвышенном, Ольга с ним во всем соглашается. Но едва заходит речь о необходимости нанять служанку, следует активное и даже агрессивное сопротивление, так как у нашей подруги имеется противоположное мнение на этот счет. Возможно, есть еще некоторые моменты, но сегодня я их не успел заметить. В целом все замечательно и восхитительно. Я доволен результатами. Адресок мы из маэстро выдавили, завтра я зашлю туда своих людей, чтобы поискали, кому из местных магов он насолил и чем именно. Да и дело Долгоносика надо будет еще раз поднять…
– Какого Долгоносика?
– А, ты не в курсе… Тот самый вор, который сдал почтенному Цыню эту зверюшку, весьма подозрительным образом скончался как раз тогда, когда Флавиус хотел пообщаться с ним на эту тему. Семья Шэ тут ни при чем, Цынь не стал бы так жестоко мстить поставщику за столь незначительную ошибку. Остается выяснить, имело ли место случайное совпадение или же «полюбовный» договор Артуро с неизвестным нам мэтром дороже всех обошелся Долгоносику.
– То есть ты думаешь, что Артуро еще и доложился, кто его украл? – догадался Мафей. – А разве он это знал? Я имею в виду, мог он воспринимать окружающую действительность, когда был зверюшкой?
– Это я у тебя хотел спросить.
– А я не знаю. Даже не слышал о таких трансформациях и могу только гадать, в какой школе это вообще возможно. Ты лучше его самого спроси.
– Чтобы он мне в очередной раз соврал? Лучше я спрошу магов постарше. Пока что мы имеем два варианта. Либо старый матерый мэтр, способный создавать собственные заклинания, либо неопытный ученик, не всегда знающий, что у него получится. Уже какие-то ориентиры имеются. Словом, все идет хорошо. А теперь можно и Кантора навестить. Кстати, Элмар, если тебе доведется общаться с Кантором без нас, не забывай, пожалуйста, что ему пить нельзя.
– Не маленький, – проворчал принц-бастард и придвинулся поближе к кузенам, чтобы вместиться в телепорт.
Кантор валялся на кровати, безучастно уставившись в потолок, и меньше всего был похож на счастливого победителя. Выражение лица наводило на подозрения, что мистралиец как раз пытается высчитать грузоподъемность крюка от люстры.
– Вот те раз! – бодро воскликнул Шеллар, быстро окидывая взглядом комнату в поисках каких-либо фактов для размышления. – Что случилось? Мы пришли тебя поздравить, а у тебя такой вид, будто ты только что похоронил сразу дюжину любимых родственников.
– И откуда вы все знаете… – не особенно приветливо отозвался Кантор, поднимаясь, чтобы поздороваться. – Кто вам уже успел доложить?
– Мы только что были у Ольги, – пояснил Мафей, занимая давно облюбованную спинку стула.
Кантор помрачнел еще сильнее.
– Представляю, чего вы там наслушались…
– Хо! – злорадно ухмыльнулся мальчишка. – Это ерунда по сравнению с тем, чего наслушался твой соперник!
– Вы что, с ним поскандалили? – недоуменно приостановился Кантор. – Но зачем? Ольга наверняка на вас обиделась…
– Неужели ты так плохо меня знаешь! – укоризненно отозвался король, заглянув между делом в лежащие на столе исписанные листы. – Напротив, я ему посочувствовал. Проявил дружеское участие. Дал несколько полезных советов. Пообещал помощь. Словом, выказал всяческое расположение. Но при этом Элмар полностью потерял уважение к маэстро Артуро, Мафей прощупал его магически и сделал несколько полезных наблюдений, Ольга задумалась над некоторыми вопросами, на которые до сих пор не обращала внимания, а сам маэстро чувствует себя так, будто его окунули носом в отхожее место, и не может понять отчего.
Почему-то Кантор ничуть не утешился, а только еще больше приуныл.
– Ну хоть вы мне на мозги не капайте, а? Я и сам понимаю, что не следовало его бить. И не надо мне это объяснять такими заковыристыми иносказаниями. Без них тошно.
– Да, бить действительно не стоило, – согласился Шеллар, оглядываясь, словно что-то искал. – Я догадываюсь, что Артуро тебе сказал и почему ты не сдержался. Но все же тебе надо научиться контролировать себя в таких ситуациях. Послушай, Кантор, у тебя что, дрова кончились? Почему в комнате такая холодина?
– Я забыл… – неохотно отозвался мистралиец. – Есть дрова. Сейчас принесу. Чай будете?
– Вот что, – сказал вдруг король, в который раз оглянувшись. – Пусть Элмар принесет дров и затопит камин, а мы с тобой уединимся на кухне и займемся чаем. Мне нужно сказать тебе пару слов. С глазу на глаз.
Кантор молча кивнул, всем своим видом выражая покорность судьбе и полное безразличие к ее дальнейшим ударам. Похоже было, что мистралиец немного не в себе. Раньше за ним как-то не водилось склонности валяться в сапогах на кровати и забывать о таких простых и насущных вещах, как отопление.
Войдя вслед за унылым товарищем в кухню, король в последний раз оглянулся на коридор, плотно закрыл за собой дверь и негромко произнес:
– А теперь я скажу тебе несколько очень обидных и неприятных слов. Для твоего же блага, кстати, так что тебе придется как-нибудь стерпеть и удержаться от истерики. Положи полено. Полено положи, говорю. Потом растопишь. Сядь за стол. Положи руки перед собой. А теперь слушай и не перебивай.
Король отошел от двери, переместился в угол, противоположный тому, где сидел Кантор, и продолжил:
– Однажды тебе случилось пережить худшее из возможных для мистралийца унижений. Не дергайся. Об этом известно очень ограниченному кругу людей, и никто из этих людей не опустится до того, чтобы делиться своими познаниями с кем-то посторонним. Твоей тайне ничто не угрожает, кроме тебя самого. Понимаешь ли ты, что, теряя разум из-за каждого оскорбления на эту тему, ты невольно привлекаешь внимание к проблеме? Тебе не приходит в голову, что на столь традиционные оскорбления люди обычно обижаются, требуют взять слова обратно, вызывают на дуэль, но не превращаются в одуревшее животное! Стоит тебе услышать несколько конкретных слов, и ты полностью теряешь контроль над собой. Любой мыслящий человек, заметив эту закономерность, сделает вывод: раз ты так болезненно реагируешь, значит, у тебя с этим делом и впрямь что-то не в порядке. А если это узнает враг, он с удовольствием будет при каждом удобном случае бить тебя по больному месту. Ты этого не понимаешь?
– Понимаю… – выдохнул Кантор сквозь стиснутые зубы.
– Так какого же ты, мать твою, продолжаешь тупо наступать на одни и те же грабли и каждый раз впадаешь в истерику? Только не рассказывай, что не можешь сдержаться и твоя ярость сильнее тебя. Я отлично знаю, что можешь.
– Но полено на всякий случай отобрали, – зло процедил Кантор.
– Я учитываю все варианты, – ничуть не смутился предусмотрительный король. – Однако прекрасно помню, что меня ты в аналогичной ситуации не ударил. Значит, можешь себя контролировать, когда захочешь.
– Так вы мне и не сказали ничего… в той ситуации.
– Еще скажи, что ты на меня не обиделся. Ведь убить был готов, но все же сдержался. Если тебе нужно, ты вполне способен не сходить с ума. Срываешься ты только потому, что сам это себе позволяешь. Ты мог бы взять себя в руки, придавить и держать, но ты отпускаешь. А потом валяешься на кровати в глубокой депрессии и с ужасом представляешь, что будет, если Ольга, желая избежать инцидентов в будущем, объяснит своему Артуро, как нельзя с тобой обращаться и ПОЧЕМУ.
– Она ему сказала? – обреченно уточнил Кантор.
– Нет. И я принял все возможные меры, чтобы у них об этом даже речь не зашла. Но ты все-таки постарайся не повторять подобных глупостей. Просто смешно, честное слово. Любой удар держишь не дрогнув, а пара нужных слов размазывает тебя всмятку.
– Давайте на этом закончим нравоучение. – Мистралиец нервно передернулся и начал медленно подниматься из-за стола. – А то я все-таки наверну вас поленом. Не из «слепой ярости», а так, для вашего же блага. Чтобы меньше язык распускали.
– Скажи еще, что я был с тобой излишне жесток и ты этого не переживешь, – хмыкнул король, усаживаясь за стол.
Кантор криво ухмыльнулся и отвернулся к плите.
– Переживу. Но если вы думаете, что мне стало легче от ваших нравоучений, то вы ошибаетесь.
– Легче тебе станет немного позже. Когда сам все осмыслишь. Но все же от мрачных предчувствий я тебя избавил?
– Как вы догадались?
– Что еще могло довести тебя до такого состояния?
– А, да что угодно. Сегодня вообще вечер какой-то дурацкий… Ни хрена не выходит, руки как грабли, две струны порвал…
– То, что я видел на твоем столе, это ноты?
– А вы думали – шифровки?